И дух справедливости зашлепал по улице в обратном направлении, постукивая зубами.
Утро у Марины было напряженным. В ее комнате собралось все женское население дома — Флокси успела разболтать, что растворы ее тетки слишком сильно настоялись, и теперь девчонкам было любопытно, как нынче выглядит их учительница.
Марине же наоборот, очень не хотелось смотреть на себя в зеркало. Она чувствовала, что кожа уже не болит и не саднит, однако ее как-то странно стянуло — как будто девушка уперлась лицом в сетку для мандаринов. Определенно, здоровыми эти ощущения назвать было нельзя.
— Давайте умоемся и приступим к нанесению грима, — жизнерадостно предложила Мари, против воли стягивая с хозяйки дома маску из папье-маше.
Раздалось дружное хихиканье. Марина потянулась к своему лицу и поняла, что нанесенная на ночь паста раскрошилась, а из-за каких-то волокон в составе частично покрыла кожу сеткой, частично повисла. Кусочки маски покачивались на этих волосках и, по всей видимости, производили довольно смешной эффект — по крайней мере, Флокси со смеху покатывалась.
— А ну цыц! — приструнила ее Мари. — Сейчас все отмочим и уберем, не переживайте, госпожа.
Марине позволили принять душ, а после этого всей компанией старательно натирали каким-то маслом: девчонки взялись за руки, плечи и спину, а лицом и шеей занялась камеристка.
После этой процедуры кожа Марины снова вспыхнула и зачесалась. Камеристка разогнала всех и принялась за наведение красоты — разложила рядом баночки, кисти, пудреницы и прочий женский скарб.
— А можно я сначала в зеркало гляну? — безнадежно попросила Марина.
— Не стоит, — ответила Мари. — Я ведь еще не закончила.
Марина только вздохнула. Чуда явно не произошло, иначе бы возле нее сейчас прыгали бы восхищенные девчонки. И подозрительное хихиканье доверия тоже не внушало: Марина поняла, что как минимум красные пятна на ее лице имеются в полном наличии.
— Сейчас сделаем легкий дневной макияж, а после обеда, когда платье наденете — уже вечерний, — сказала Мари. — Тут еще кожа не совсем восстановилась, нежная очень — надо дать ей подышать.
— Как скажете, — вздохнула Марина, смиряясь. По крайней мере, от нее не шарахаются — уже хорошо. Значит, в случае чего само заживет.
Мари на этот раз не стала ее мурыжить — помазала чем-то в паре мест, припудрила, подмахнула ресницы кисточкой и разрешила «клиентке» подойти к зеркалу.
Марина подошла с большой настороженностью, но… ничего особенного не увидела. Это было ее обычное лицо. Однако когда она подошла ближе и вгляделась…
— Уау, — не сдержалась Марина и потянулась потрогать.
— Нет-нет! — остановила ее Мари. — Ничего не трогаем. Кожа молодая, нежная. Будете трогать — прыщами покроетесь уже к вечеру.
— Поняла, — сказала Марина и отдернула руки, снова залюбовавшись этой картиной.
Кожа была — как у ребенка! Как будто даже жирок детский под ней нарос, так и тянулись руки потрепать. Не было ни морщинок, ни черных точек, ни прыщей, ни жирных зон, ни шелушащихся. Просто равномерно здоровая кожа. Ну, правда, избыточно розовая от растираний. И Марина поняла, что ей досталась лучшая камеристка в мире.
С этого момента ее настроение пошло в гору, и все остальные хлопоты стали напоминать предпраздничные. Девчонки устроили в ее комнате маленький девичник, и следующие полдня Марина слушала их веселую болтовню, пребывая в роли манекена для парикмахеров: Мари пробовала на ее волосах разные модели причесок.
А вот после обеда за «леди Брефеду» взялись уже по полной программе: помогли надеть платье, причесали, накрасили и даже снабдили свежими сплетнями. Зачем нужно было последнее, Марина не поняла, но на всякий случай запоминала.
Когда настал черед парюры, девушка встала перед зеркалом совсем другим человеком. Кожа окончательно успокоилась и сияла здоровьем, волосы лежали в сложной прическе волосок к волоску, черты лица были яркими, а темное сливового оттенка платье одновременно и оттеняло весь этот лоск, и добавляло Марине серьезности. Определенно, какая-нибудь розовая дичь тут была бы не к месту.
— Ну что, теперь черед драгоценностей? — спросила Мари, водружая ей на голову тиару. И на этот раз вредное украшение село так, будто тут и было. Браслеты и кольцо поверх темных атласных перчаток смотрелись, как на витрине ювелирного магазина. А колье, как оказалось, и вовсе нужно было пришивать к платью.
Когда процесс облачения завершился, Марина ощутила себя весьма странно: шея и плечи ее были голыми, дальше тело стискивал корсет, а ниже его она вновь была как будто голой — кринолин не давал юбке касаться тела.
Ощущение обнаженности было настолько острым, что девушка все никак не могла отойти от зеркала: в нем-то отражалось огромное платье в пол! Впрочем, плечи и часть груди даже в зеркале были голыми.
…
Когда приготовления были почти завершены, в дверь постучались:
— Марина Игоревна, нам пора. Вы готовы? — спросил Ксавьер, чуть приоткрыв дверь, но не торопясь входить внутрь.
— Готова-готова! — ответили за нее девчонки, распахивая обе створки двери и торопливо выметаясь в коридор, чтобы оставить мужчину полюбоваться женой без лишних взглядов. Впрочем, смешки Флокси еще долго неслись сначала с лестницы, а потом с первого этажа.
По лицу Ксавьера никак нельзя было понять, понравился ли ему новый образ жены, и Марина поторопилась сократить расстояние между ними, прислушиваясь к эмоциям мужчины. Эмоции были смутные, но скорее одобрительные, чем негативные, и она слегка расслабилась.
— Чудесно, — сдержанно сказал Ксавьер. — Остался последний штрих…
Он потянулся к лицу Марины и, прежде чем она успела что-либо возразить, снял с нее очки. Девушка захлопала ресницами, потеряв зрительный контакт с миром.
— Я не могу без очков, у меня сильная близорукость, — сказала она, резко почувствовав себя неуверенно.
— Что, прямо вообще ничего не видите? — уточнил Ксавьер.
— Ну, я не вижу, куда наступаю, и плохо различаю выражения лиц, — пояснила Марина.
— Под таким платьем Вы в любом случае не увидите, куда наступаете, — справедливо заметил Ксавьер. — Что касается выражений лиц высшей аристократии, по ним и в очках ничего не прочесть. А если что-то и читается, то с большой долей вероятности это лишь хорошая актерская игра. Ориентируйтесь на слух и внутренние ощущения — не ошибетесь.
— Предлагаете мне побыть слепой? — нахмурилась Марина, пытаясь смотреть ему в глаза. Без очков это было сложно, ведь она плохо видела, где они находятся. Но в то же время в каком-то смысле и проще: взгляд глаза в глаза не так напрягал, ведь по сути, Марина ничего и не видела.
— Я не дам Вам упасть, — пообещал Ксавьер.
— И все же мне некомфортно, — сказала Марина. — Вот Вы это сказали, а я даже не вижу, смеются Ваши глаза или нет — они слишком далеко для моей близорукости.
Ксавьер молчал, наверное, с четверть минуты, ничего не отвечая, чем заставил девушку здорово разнервничаться. А потом сделал очень неожиданную вещь: подошел к ней вплотную и чуть склонился над ней. Затянутыми в белые перчатки ладонями он взял ее за плечи, и Марина ощутила приятное тепло.
Из-за совсем небольшой разницы в росте его лицо оказалось так близко, что девушка рассмотрела не только выражение лица, но и прожилки в радужке зрачков. Сердце забилось быстро-быстро, мигом вспомнив, при каких условиях в прошлый раз они оказались так близко. Марина почувствовала, как у нее полыхают уши.
— Давно надо было снять с Вас эти уродливые очки, — негромко сказал Ксавьер, ощекотав ее дыханием. — Вы без них будто другой человек.
— Они не уродливые, — все же нашла в себе силы возразить Марина. — В моем мире в таких даже молодежь порой ходит. В смысле, подростки. Совсем недавно модно было.
— И все же без них Ваши глаза куда ярче, — мягко улыбнулся Ксавьер. — А еще взгляд стал совсем другим.
— Это потому, что я почти ничего и не вижу! — старательно возмутилась Марина, в то же время чувствуя предательскую слабость в спине. Ксавьер сделал что-то очень странное, подойдя к ней так близко. Это была не показная ласка и не его обычная вежливость. А как будто… предложение?
Марина против воли ощутила трепетное чувство ожидания большего. Тот самый неуловимый момент за пару секунд до первого поцелуя: когда оба сомневаются, можно ли. И определенно, ее ощущение было очень женским, и Ксавьеру принадлежать не могло, хоть она и стояла сейчас в зоне действия его ауры.
«Марин, а он тебе все-таки нравится», — хмыкнул внутренний голос, наблюдая за этими изменениями.
«Нет!» — возмутилась она, в то же время будучи не в силах оторвать взгляд от чужих глаз, что были теперь так близко. Она никак не отвечала на намек мужчины, и момент определенно затянулся, но Ксавьер не отходил от нее.
«О, да! — довольно загыгыкал внутренний собеседник. — И ты ему нравишься, Марин! Я ж говорил: давно надо было приодеться. Смотри-ка, навис над тобой и ждет»
«Ну да, — помрачнела она. — Слепил куколку и восхищается».
Очарование момента сразу как-то схлынуло, и близость мужчины стала тяготить ее вдвойне. Марина отвела взгляд и чуть шевельнула плечом. Ксавьер тут же отпустил ее, не настаивая.
— Я… теперь похожа на Вашу жену? — немного неловко спросила она, делая вид, что беспокоится о наряде.
— На мою жену или на благородную? — уточнил Ксавьер. — Впрочем, на оба вопроса ответ одинаковый — не совсем. Но от Вас никто ничего и не требует. Достаточно минимально соответствовать уровню остальных: правильная одежда, украшения, манеры, что не раздражают, и официально оформленный брак. Можете быть спокойны: Высший свет Вас примет.
— Хорошо. Тогда нам пора, я полагаю? — тем же ровным тоном уточнила она.
— Да, идемте, экипаж уже готов, — кивнул Ксавьер.
Он подал ей руку и повел по коридору.
Глава 17
Идти было трудно. Нет, не из-за обилия юбок — они как раз к ногам даже не прикасались, удерживаемые кринолином. А из-за того, что Марина не видела, куда наступает.