Юбка загораживала весь привычный обзор, а впереди же все расплывалось из-за отсутствия очков. И, вроде бы, Марина знала, что пол тут ровный, ковры нигде не загибаются, да и Ксавьер не даст ей потерять равновесие, но шла все же неуверенно и испытывала жгучее желание задрать юбки и, щурясь, глядеть-таки себе под ноги.
«Да, сказка про Золушку — это все-таки сказка, — сочувственно подтвердил внутренний голос. — А в жизни корсет душит, диадема давит, серьги тянут, юбка мешает и грудь голая».
«Добро бы только грудь, — возразила Марина. — На нее я хотя бы глянуть могу, чтоб убедиться, что она не выпала. Но из-за этого кринолина у меня чувство, будто я от пояса вниз — голая! Так и хочется изогнуться и на задницу поглядеть».
«Потому что нормальные Золушки под платье надевают панталоны до колен, — хмыкнул внутренний голос. — А ты что надела?»
Марина и сама уже поняла, что кружевные трусики и чулки были очень плохой идеей. То есть, формально-то хорошей, ибо черное белье замечательно сочеталось со сливового оттенка платьем. Но демонстрировать она их никому не собиралась, надела исключительно для души, чтобы погрузиться в образ. И совсем не ожидала, что будет чувствовать себя так, будто юбки на ней нет.
Особенно отчетливым это ощущение стало, когда они вышли во двор, и ветер шаловливо залетел ей под кринолин. Марина аж мурашками покрылась от этого чувства обнаженности на людях.
Во дворе находился класс магиков полным составом — они рассматривали и обсуждали транспорт, восхищаясь и критикуя: за Ксавьером подали служебный автомобиль инквизиции. Который, впрочем, ничем от обычной кареты не отличался, кроме как отсутствием лошадей и наличием у конюха (точнее, уже водителя) руля. Руль, кстати, был до ужаса похож на штурвал парусника.
— Ого, — первым заметил их Амадеус и пихнул в плечо Шермана. А дальше ребята начали один за другим оборачиваться в их сторону. Марине захотелось развернуть веер и прикрыть им декольте.
Класс одобрительно загудел и расступился, пропуская их. Марина не различала выражений лиц, но слышала и одобрительный присвист, и комментарии — довольно соленые, но положительные.
— Прошу, — сказал Ксавьер, открывая дверь.
Марина кивнула, подошла… и поняла, что приступочка высока, а юбки здорово мешаются и по ширине явно не подходят. Кринолин, правда, был без железных обручей и под нагрузкой менял свою форму. Но это не отменяло того факта, что Марина не видела ни приступки, на которую надо ступить, ни расстояния, на которое она подтягивает подол.
Затруднения ее оказались настолько серьезными, что Ксавьеру пришлось лично «утрамбовать» даму в транспорт: по крайней мере, он присел, чтобы помочь своей «слепой» жене нащупать туфелькой приступку. И Марина очень-очень понадеялась, что с этой точки обзора ему не открылась ее ошибка с бельем.
Впрочем, даже если это было так, Ксавьер не стал обсуждать это на людях и вообще никак не отреагировал. Наверное. Марина же не могла увидеть его взгляд.
Но и внутри кареты у нее возникли затруднения. Правда, не сразу — салон был довольно просторный и высокий. Проблема возникла при попытке занять свое место. Стоило Марине хоть попытаться присесть, как кринолин уперся в сиденье и начал неумолимо задираться спереди — на весь почти полутораметровый диаметр нижнего обруча!
Она встала, не зная, как решить проблему. Ехать стоя?
— Вот потому эти фасоны и вышли из моды, — сказал Ксавьер, забираясь в карету и закрывая за собой дверь — от любопытных глаз. — Позвольте…
Он снова присел, ухватил нижний обруч сзади и начал… задирать подол вместе с кринолином!
— Вот теперь садитесь, — предложил он, подняв массу юбок до самых ягодиц.
Красная, как рак, Марина села кружевными трусиками на бархатное сиденье, ощутив попой всю поверхность. Но зато теперь кринолин успешно поместился в тесном салоне, и она даже оказалась вполне прикрыта юбками от посторонних глаз.
— Надо будет выделить как-нибудь средства и отшить для Вас несколько нижних юбок, — сказал Ксавьер, садясь напротив.
Марина поняла, что как минимум ее ноги в чулках мужчина успел оценить, и оставалось только надеяться, что откровенно заглядывать под юбку ему не позволила совесть и воспитание.
«Марин, ты дура? — кисло напомнил о себе внутренний голос. — Вы, так-то, переспали уже разок. Что он там не видел?»
«Тогда было темно, — дико краснея, напомнила Марина. — И я была в драной футболке до колена, а не в кружевных чулках».
«Вот! А оделась бы на свадьбу, как полагается, может, эти два месяца совсем не так бы прошли, — укорил ее незримый собеседник. — Впрочем, ладно. Покажешь ему еще разок, когда вернетесь».
— Еще чего! — возмутилась девушка.
Ксавьер вопросительно поднял бровь.
— Извините, я сама с собой, — густо покраснела Марина.
— Мне порой бывает даже любопытно, о чем таком Вы с собой беседуете, что это вызывает настолько яркую реакцию, — заметил Ксавьер, постучав в окошко водителю, чтобы трогал. — И как вообще можно ругаться с самим собой.
— Сама не понимаю, — вздохнула Марина. — Но мой внутренний голос вечно со мной спорит и порой бывает просто невыносим.
— Забавно, — отозвался Ксавьер и, кажется, слегка улыбнулся, но Марина была в этом не уверена — плохо видела. — Зато, наверное, с ним не соскучишься.
«Да, я такой! — горделиво отозвался ее внутренний собеседник. — Передай ему, что со мной еще и пить можно, не считая себя алкоголиком».
Марина неожиданно прыснула от этого предложения — видимо, на нервах.
— Я что-то не так сказал? — не понял Ксавьер.
— Не Вы, — улыбнулась Марина. — Мой внутренний голос просит Вам передать, что с ним еще и выпивать можно.
— Ух ты, — довольно эмоционально отреагировал Ксавьер. — То есть, Вы не с собой говорите, а с другой личностью в своей голове?
Марина сразу покраснела и стушевалась. Ну, вот зачем она это ляпнула? Переволновалась, и вот на тебе — болтает, что ни попадя. Но увы, слово не воробей, вылетит — не поймаешь. Остается только выложить все, как есть.
— В моем мире это считается заболеванием, — призналась она. — Наверное, можно вылечить. Но я не хочу. От лекарств бывают побочные эффекты. Я уж лучше так… Он на самом деле добрый и обычно не мешает. Даже помогает временами. И да, с ним не соскучишься. Но Вы не рассказывайте никому, пожалуйста. Не хочу, чтобы люди знали. Тем более, при моей профессии…
— Разумеется, — кивнул Ксавьер.
И они замолчали. Причем Маринино молчание было неловкое донельзя.
«А можешь еще ему сказать, что он мне нравится?» — вкрадчиво продолжил ее внутренний пошляк.
«Издеваешься?» — ужаснулась Марина.
«Как раз наоборот: пытаюсь исправить твою ошибку, — на полном серьезе предложил ее незримый собеседник. — Теперь он знает, что в твоей голове есть другой голос. Так пусть знает, что этот голос ему симпатизирует. А то, знаешь ли, с психами именно потому и страшно общаться, что их внутренние голоса обычно маньяки. А я милый и пушистый. Давай, скажи ему, скажи! Или я сам скажу».
И ее внутренний собеседник вдруг так разволновался от идеи наконец с кем-то лично поговорить, что Марина поняла — и правда скажет! А отдавать бразды правления телом этому неадеквату она вовсе не собиралась. Уж лучше удовлетворить его требования и успокоить. Хотя бы на время.
— Э… кхм… Ксавьер… — неловко позвала она.
— Да? — откликнулся мужчина.
— Мой внутренний голос просит передать Вам… что… что Вы ему нравитесь, — дико смущаясь, призналась Марина.
— Даже не знаю, что на это ответить, — немного помолчав, сказал Ксавьер.
— Ничего, наверное, — ответила Марина. — Можете вообще не обращать внимания. Он постоянно несет всякую чушь. Это как болтовня людей на шумной улице — при желании можно не слышать, но иногда все же вслушиваешься.
«Э! Кто тут болтовня! — возмутился ее внутренний собеседник. — Попрошу без оскорблений!»
— Вы очень странный человек, — подумав, признал Ксавьер. — Но, пожалуй, в этом есть своя изюминка. Мне любопытно, как это — две личности в одной голове.
— Ну… это не совсем так, — замялась Марина. — Он, скорее, отколовшийся кусочек меня же. Ну, мне так кажется…
«Боже, Марина, это самые теплые слова, которые я слышал от тебя за всю нашу жизнь!» — отозвался внутренний голос.
— То есть, говоря, что я нравлюсь Вашему внутреннему голосу, Вы хотели сказать, что я нравлюсь Вам? — уточнил Ксавьер.
— Нет… ну… это все очень сложно, — замялась и окончательно запуталась Марина. — То есть, да, Вы мне нравитесь — как человек. Но ему нравитесь по-другому, не как мне. Только он вообще очень странный и непостоянный. Ему то нравится что-то, то не нравится. В общем… просто не слушайте чушь, которую я несу на эту тему.
Девушка окончательно стушевалась и разогрелась от волнения так, что вспомнила о существовании у нее веера и принялась обмахиваться, чтобы остыть и не пропотеть драгоценное платье. Ей было ужасно стыдно за все то, что она наговорила, но увы, вернуться в прошлое и промолчать там она уже не могла.
«Начинать серьезное дело с позора — как это типично для меня», — сокрушенно подумала она.
«Зато, считай, отстрелялась, — хмыкнул ее незримый собеседник. — Хуже уже не будет. И вообще, должен ведь твой муж знать, что ты псих, верно? Хорошо, что мы ему рассказали. А то неизвестно, что он там думал по твоему поводу».
Марина подумала и признала, что в этом есть доля истины.
Однако, пауза в разговоре затянулась.
— Простите, Ксавьер, — решила Марина первой заполнить неловкую пустоту. — Вы, наверное, должны были жениться на ком-нибудь более…
Она замялась, не зная, как описать психически здоровую даму, привычную и к шелкам, и к драгоценностям, и к светским раутам.
— … более родовитом? — закончил за нее Ксавьер.
— И богатом, — добавила Марина.
— Да, должен был, — подтвердил мужчина. — Но так даже лучше.
— П-почему? — растерялась Марина.
— Вы, по крайней мере, красивая, — сказал он.