Ксавьер неспешно шагнул следом, чтобы не мешать прочим гостям, что проходили сейчас за их спинами, и Марина увидела и его лицо. Слегка задумчиво и печально мужчина смотрел то ли на ее плечи, то ли на платье. Наверное, на платье, потому что в следующий момент Ксавьер осторожно, одним пальцем погладил шелк на ее плече.
«Что это с ним?» — задалась вопросом Марина, ощутив что-то очень странное и пронзительное в чужих эмоциях.
«Ты ему мать напоминаешь, — догадался внутренний голос. — Ты в ее одежде и ее украшениях. Со спины, наверное, вообще не отличить. Сейчас как словит флэшбэк, психанет и уйдет, оставив тебя здесь».
«Типун тебе на язык!» — ответила Марина, хотя и правда внутренне разволновалась. Нет, она не верила, что Ксавьер может бросить ее тут одну — покамест подобных поступков за ним никто не замечал. А вот расчувствоваться и на этом фоне наговорить убийцам матери лишнего — это запросто.
Марина вчера весь вечер думала об этом: каково оно — пойти любезничать с теми, кто казнил твоих родителей? Пресмыкаться перед ними, выбивать себе должность?
Раньше ей всегда казалось, что люди, выбивающие себе блат — козлы и подлецы. Но она никогда не задумывалась, что эти козлы и подлецы могут кого-то защищать, при этом переступая через свою боль и гордость.
Она обернулась к мужчине и попыталась улыбкой передать ему свою поддержку. Правда, без очков не смогла толком разобрать его реакцию.
— Идемте, — сказал Ксавьер, слегка подталкивая ее к дверям. — Раз Вы плохо видите, я буду Вашими глазами. Один раз сожму ладонь — персона низкого полета, ей только легкий кивок. Дважды сожму ладонь — это уже книксен. Трижды — полноценный реверанс. Если же вдруг встретим кого-то из членов королевской семьи, Вы это и так заметите — все кругом отреагируют.
— Поняла, — кивнула она.
— И запомните: Вы не Марина Игоревна, — сказал он. — Вы — леди Брефеда. Даже если вдруг Вам кто-нибудь начнет говорить гадости, Вы все равно леди Брефеда. Этого уже не изменить.
Марина кивнула, Ксавьер подал ей руку, и они вошли в царство блеска и дорогого парфюма.
Экстра про Гору
Было солнечное утро. Гора сидел в аудитории и ждал урока. Как и всегда, он был спокоен и недвижим. В напоенном солнцем воздухе медленно кружились позолоченные светом пылинки.
На соседнем ряду за своей партой также безмолвно дожидался урока Пузырь. Безмолвно, но не беззвучно. С отъездом прочих магиков в корпусе поселилась благословенная тишина, и теперь было слышно, как внутри болотного жителя безостановочно что-то булькает, урчит и издает всасывающие звуки.
Преподаватель задерживался. Впрочем, Касси тоже еще не явилась. Минута проходила за минутой. Пузырь слегка устал ждать и принялся от нечего делать играться со своим животом: быстро-быстро раскачивал его и отпускал. А живот еще некоторое время продолжал мотаться, булькая и вертя внутри свое содержимое.
Гора смотрел на эту игру без всяких эмоций. Он не испытывал к соседу того необъяснимого отвращения, которое посещало людей и человекоподобных магиков. В каком-то смысле они с Пузырем были похожи — оба принадлежали скорее стихиям, чем животному миру. А еще их обоих считали тупыми.
Гору это совершенно устраивало. В любой неприятной ситуации он просто делал максимально невыразительное лицо, и люди махали на него рукой и уходили, считая, что он ничего не понял.
«Где они?» — наконец, устал ждать и связался с ним по мыслесвязи Пузырь.
Гора прикрыл глаза и прислушался к ощущению мира. Земля ответила ему, наполнив множеством разнообразной информации — от вибраций до легчайших магнитных воздействий. Горе не нужны были глаза, чтобы видеть пространство. Его внутреннее зрение было куда более четким.
«Они заняты», — ответил он, обнаружив, что парочка пока так и не дошла до корпуса. Тела их были разгорячены, разумы — затуманены. Периодически кто-то один вспоминал, что пора на урок и пытался идти к зданию. Но второй тут же останавливал последним поцелуем. А потом еще одним и еще…
Гора отслеживал этот процесс с полнейшим безразличием. Он знал, что людьми и человекообразными магиками подчас руководят их древние инстинкты, и принимал это как должное. Вот он впадает в спячку, когда начинаются заморозки, а кто-то впадает в безумие, встречая подходящую для размножения пару. Естественный ход вещей, не более того.
Пузырь вот тоже на днях решил размножиться. Несколько дней формировал себе подходящее болотце, чтобы оставить в нем икру до лучших времен. Это тоже было правильно. Каждое существо — вершина огромной пирамиды, и не оставить потомства — все равно, что перечеркнуть труды всех, кто остался в основании.
Но Гора пока не был готов к этому. Точнее, он не желал торопиться с таким важным вопросом. Его раса при размножении передавала детям знания, накопленные предками. Не все, а лишь те, что считала действительно полезными.
Эти знания пересматривались в каждом поколении, и было очень важно не утерять что-то ценное и при этом не перегрузить мозг новорожденного. Вложишь слишком мало — предашь предков. Вложишь слишком много — сделаешь калекой, с которым потом придется возиться несколько сотен лет.
К тому же Гора хотел передать детям не только память предков, но и что-нибудь от себя. А для этого нужно было прожить очень долгую жизнь, периодически меняя место дислокации.
Его предки ранее поступали очень просто: укладывали себя в полусонное состояние где-нибудь под крупным городом и принимались наблюдать за тем, как течет жизнь.
Но ознакомившись с памятью этих предков, Гора понял, что по большей части это мусор, а не знания. Поэтому, когда ему предложили учиться в Академии, он согласился. Такого в его памяти точно не содержалось. Нет, магические знания его не интересовали. А вот наблюдение за повадками якобы образованных людей — очень даже.
«Как думаешь, он опять нам сегодня про болотные травы будет рассказывать? — спросил Пузырь, задумчиво почесав прозрачной рукой бок. — Может, объяснить ему, что он об этом ничего не знает?»
«Ты склонен к благотворительности?» — с интересом спросил Гора.
«Нет, — ответил Пузырь. — Но он перевирает факты. Это немного раздражает».
Гора не ответил. Его не раздражали заблуждения господина Мордена, как не раздражает опытных матерей детское неумение пользоваться горшком. Однако состояние, в котором в последнее время пребывал их преподаватель, негативно влияло на его поведение: травник путался в словах, терял нить повествования и часто принимался говорить на отвлеченные темы.
Это тоже было любопытно, и Гора старательно запоминал. И все же вряд ли подобное можно было отнести к важным знаниям, достойным передачи потомкам.
«Если он опять начнет вещать про болотные травы, скажи ему, что у меня сезон размножения, и мне нужно уйти на несколько дней, — попросил Пузырь. — Лучше пойду на икре полежу, чем слушать эту чушь».
«Хорошо», — подумав, сказал Гора и зафиксировал это в памяти как интересный факт о болотных жителях. А затем задумался о том, что занимается бесполезной работой. Подобные факты передавать потомкам не имело смысла. Но в то же время самому Горе они казались любопытными, и хотелось их как-нибудь сохранить.
Мысль эта впервые оформилась в его мозгу, что был равномерно распределен по всему его телу. И Гора ощутил дискомфорт и чувство неудовлетворенности жизнью. Он накопил уже так много интересных наблюдений о жизни людей и магиков. Но все это было не нужно его народу, и его знаниям суждено было исчезнуть в момент его смерти. Увы, его желания шли в разрез с задачей, поставленной Прародителем.
«И все же я хочу сохранить это, — подумал он. — Как этот наивный ученый сохраняет любопытные ему сведения о травах».
Гора думал долго: весь урок, полный сбивчивых речей преподавателя и его перемигиваний с девушкой-орком. А когда урок закончился, и всех отпустили, Гора неспешно взял перо, окунул его в чернила и вывел в верхней части листа:
«Некоторые размышления о социально-культурных взаимодействиях в условиях многорасового коллектива, составленные Хранителем Знаний Горубианом Пятьсот Тридцать Восьмым».
— Гора, ты на речку пойдешь? — спросила его Касси, складывая свои письменные принадлежности.
Он уставился на нее долгим бессмысленным взглядом — как всегда, когда желал, чтобы его оставили в покое.
— А-а, ты еще конспект не дописал, — сочувственно протянула девушка, мельком глянув на едва начатый текст. — На, возьми мой и перепиши. Я верю, что ты не тупой, просто медленный.
Она улыбнулась, положила на его парту мелко исписанные листы и упорхнула следом за господином Морденом, забыв, что вообще-то не бабочка, а тяжеловесный орк.
Гора дождался, пока она уйдет, отмер и продолжил:
' Часть первая. Предубеждения и заблуждения…"
Глава 18
Общаться с высшим светом было тяжко. Это была настоящая работа, причем работа как умственная, так и физическая. Довольно быстро мышцы Марины «забились» от напряжения, а голова закружилась от обилия людей, каждому из которых нужно было уделить ровно тот вид внимания и в тех объемах, как ее вчера учил Ксавьер. В целом она справлялась с этим — по крайней мере, мужчина ни разу не показал своего недовольства. Но было тяжело.
Впрочем, ко второму часу она приноровилась и начала даже разглядывать гостей раута. Ну, насколько, конечно, позволяла близорукость. Нечеткость зрения смазывала черты лиц, не давала разглядеть мелкие детали, и Марина едва ли не впервые вынуждена была воспринимать мир по смутным силуэтам. И силуэты эти были на удивление похожими!
Женщины все как одна были блондинками и в мелкую кудряшку. Их тела были рюмочкой затянуты в корсеты, а жопки выставлены назад так, будто позвоночник сломан.