— Мои родители не были предателями, — прошипел сквозь зубы Ксавьер, а Марина почувствовала, как его распирает изнутри возмущением.
— Хорошо. Энтузиасты, перешагнувшие черту, — поправился лорд Фаррел.
— Оставьте свою игру слов, — сказал Ксавьер. — Она не поднимет мертвых из могил.
— Зато даст надежду живым, — возразил лорд Фаррел и, наконец, не выдержал: — Что я с Вами вообще препираюсь? Мальчишка. Не хотите — не надо. Разберемся сами. Мы ему все на блюдечке с голубой каемочкой, а он еще и огрызается, посмотрите на него!
— Тише, господа! — Марина тоже вскочила, даже без очков заметив, что с глазами Ксавьера происходит что-то странное. — Давайте все успокоимся. Это эмоции. Я вижу, вражда меж вами непримирима. Может, просто разойдемся и подумаем хорошенько?
— А Вы нашли себе на удивление мудрую жену, Ксавьер, — лорд Фаррел взял себя в руки и повернулся к Марине. — Вы правы, госпожа. Давайте разойдемся и подумаем.
Все трое сдержанно поклонились друг другу, Ксавьер подождал, пока Марина выберется из ловушки мебели, подал руку, и едва ли не рванул в соседнее помещение, где царила суета золотого блеска, звона бокалов, улыбок и болтовни. Девушка едва успевала перебирать ногами и даже вынужденно перешла на обычный бег трусцой, а не «правильную» походку.
Остановился Ксавьер, лишь миновав весь зал.
— Все хорошо? — спросила Марина, чувствуя, как клокочут вокруг его эмоции — беспросветной тоской, вспышками ярости, острым чувством несправедливости, хлестким ударом неутолимой боли, беспомощностью и злостью. Никогда прежде она не чувствовала подобного. Мужчина определенно был не в себе и с трудом сдерживался.
— По его приказу казнили моих родителей, — пояснил Ксавьер свое состояние.
— Я поняла, — кивнула девушка. — Но я спрашивала не об этом. Вы в порядке? У Вас с глазами… что-то не то.
Марина встала напротив и вгляделась в его лицо, щурясь. Да, она не ошиблась: зрачок не только был «кошачьим», он еще и увеличился, вытеснив белок глаза. И это выглядело дико на самом обычном человеческом лице.
Ксавьер поверил ей и опустил взгляд вниз, чтобы окружающие не заметили. А еще, похоже, постарался взять себя в руки, так как эмоции ярости и злобы стали утихать, сменяясь глухой тоской.
— Все в прошлом, — сказал он и скорбно сжал губы. — Я думал, что справился с этим. Но как же легко, оказывается, вывести меня из себя.
Он закрыл глаза и покачал головой.
— Подумайте о чем-нибудь хорошем, — посоветовала Марина, мельком глянув на окружающих, что отошли от них и сейчас косились. — О ребятах, обо мне… Это поможет Вам успокоиться.
— Я думаю, — сказал он. — В том-то и дело, что думаю. Быть может, слишком много думаю, в то время как нужно было бы действовать.
— О чем Вы? — нахмурилась она, снова ощутив нехорошие эмоции в его душе.
— Он хочет, чтобы я приманивал сюда магиков, — фыркнул Ксавьер, наполняясь злостью. — Знать бы, сам он этого желает или лишь исполняет чужую волю, не улавливая подоплеки. Фаррелы умом никогда не отличались — потому их и возвели на трон. Он среди них самый мозговитый, но все познается в сравнении.
Марина ничего не ответила. То, что из Ксавьера вот так лилась информация, было дурным знаком. Сейчас он мог наговорить лишнего или даже сделать что-то на глазах этой толпы.
Впрочем, Ксавьер, похоже, и сам это понял.
— Мне нужно отойти и привести себя в порядок, — сказал он. — Подождите меня вон в том небольшом зале. Там обычно собираются пожилые женщины. Они на вас почти наверняка будут коситься, может быть, даже обсуждать. Но вряд ли что-то сделают.
— Хорошо, — кивнула Марина, прекрасно понимая, что с такими глазами Ксавьеру лучше пока исчезнуть из поля зрения чистокровных людей-аристократов. — Я подожду.
Он кивнул и торопливо ушел, даже не поцеловав ее руки.
Марина проводила его сочувствующим взглядом. Как только Ксавьер отошел, ей сразу стало легче дышать — перестала давить его аура. Но он-то остался под давлением мрачных эмоций.
«Пожилые женщины» больше заслуживали именоваться «клушами». По крайней мере, они, как курицы на насестах, расселись в кольцеобразной ложе, обложившись юбками, как гнездами. Марина хотела было пройти мимо и присесть где-нибудь в уголке, но ее неожиданно окликнули:
— Милочка, а Вы чья будете? — спросила у нее какая-то откровенная старушка в шелках, увешанная крупными золотыми украшениями, как елочными игрушками.
— Н-ничья, — растерялась было Марина, но тут же сообразила, что та имеет в виду. — То есть, простите, я жена лорда Брефеды. Рада приветствовать.
Она присела в реверансе, надеясь, что это сойдет за приветствие всем сразу.
— О-о! — оживились вдруг женщины. — А мы уже столько о Вас слышали. Не присядете с нами? Сейчас как раз будут подавать чай.
У Марины мелькнула трусливая мысль соврать, что она просто ищет дамскую комнату, но девушка подавила в себе малодушие. Ну, не съедят же ее эти старушки, в конце-то концов. И вообще, пенсионерки в любом мире пенсионерки — им скучно, а тут молодая кровь мимо пробежала. Как не поболтать?
«Главное, чтоб они эту самую кровь из тебя пить не начали», — хмыкнул внутренний голос, вновь заступая на должность друга и защитника.
Марина вежливо поклонилась, как учил ее Ксавьер и… сообразила, что не знает, как присесть рядом с ними в своей непослушной юбке.
— Я смотрю, у Вас затруднения, — улыбнулась все та же старушка. — Первый раз в таком платье?
Марина смущенно кивнула.
— Это хорошо, что Вы такую модель выбрали, — похвалила ее женщина. — Мы вот тоже новую моду считаем недостойной. Подчеркивать объемы… кхм… пятой точки — это так неприлично.
Женщины закивали, переглядываясь. А Марина подумала, что неприлично — это иметь настолько глубокое декольте, что в нем видны морщинистые груди. Но вслух, конечно, ничего не сказала.
— Давайте, мы Вас научим паре женских хитростей, — улыбнулась тем временем старушка, вставая.
И Марина вдруг поняла, что платье на аристократке почти точь-в-точь такое же, как и на ней самой. По крайней мере, форма кринолина та же. Но каким-то чудом эти бабушки вполне красиво разложили свои юбки по диванчикам.
— Вы садитесь бочком, — тем временем посоветовала ей старушка. — Одной рукой юбочку слегка подбейте, а другой — подхватите пару колец: они от удара как раз подлетят. Вверх их подтяните и одним бедром на краешек садитесь. Вот так.
Пожилая аристократка ловким движением качнула свою юбку, подхватила ее и, рукой приподнимая пойманные кольца, присела обратно на свой диванчик. Движение заняло какую-то секунду. Юбка расположилась вокруг нее, осев на диванчик, и никто из окружающих не успел полюбоваться старческим задом.
Марина постаралась повторить этот маневр. Вышло не так ловко, но в целом она справилась и присоединилась к компании аристократических пенсионерок.
— Ничего, научитесь, — заверила ее старушка, качнувшись к ней и похлопав затянутой в атласную перчатку рукой по ладони Марины, когда та оказалась рядом. — Вы ведь, как я понимаю, простолюдинка, да?
— Ну… — Марина замялась, почувствовав на себе жгучие любопытные взгляды. — Я не знаю, как принято в Освении, но в Галаарде у меня был статус преподавателя. Честно говоря, выходя замуж за Ксавьера, я не совсем понимала разницу в статусах и не ожидала, что когда-нибудь окажусь в подобном месте, и мне неловко. Кажется, что занимаю не свое место.
Как обычно, искреннее признание вызвало у присутствующих симпатии. По крайней мере, от старушек повеяло покровительством, а не неприязнью.
— Мы слышали, он там скрывал свою личность, — сказала одна из женщин. — Это правда?
— Скорее, просто не афишировал — не посещал светские мероприятия, — взвешивая слова, сказала Марина.
— Ну, конечно, — покивала старушка, что так и не изволила представиться: то ли Марина была этого недостойна, то ли должна была что-то сделать, чтобы узнать имя. — В чужом краю, в зыбком статусе… Бедный мальчик. Я еще помню его, каким он был пять лет назад. Вы ведь помните, да?
— Ох, грубиян, каких поискать! — прошамкала одна женщина, совсем уж старая.
— Да ну что Вы, путаете, наверно, — ответила ей другая. — Ксавьер Брефеда же. Ну, помните, такой чопорный и высокомерный малый. Сын драконицы.
— Ах, этот! — старушка махнула веером. — Сразу бы так и сказали. Мать его помню, да. Стерва и гадюка. Что взять с магика?
С этим почему-то никто спорить не стал.
— Но сынок, вроде, в отца пошел, — добавила еще одна старушка.
— Или в деда, — сказала другая. — Деда его помните?
— Деда не помню, — сказала старушка. — Бабку помню — Акению Брефеда. Достойная была женщина. Она меня когда-то за первого мужа посватала. И это был лучший брак за мою жизнь.
— Жаль, недолгий, — добавила другая, и женщины рассмеялись какой-то своей шутке.
Старушки все продолжали и продолжали трындеть, и Марина постепенно успокоилась: про нее, кажется, совсем забыли. Ну, она и не напоминала. Ей даже показалось, что она произвела на бабушек хорошее впечатление именно своим молчанием, потому что периодически, обсуждая семью Брефеда, женщины нет-нет, да и вставляли пару неприятных фраз, как будто ожидая, что Марина сейчас возмутится и начнет защищаться.
Но девушку все устраивало — сплетни и сплетни. Что взять со старых дур? Кто к старости не нашел себе дела всей жизни, тому только и остается, что косточки соседям перемывать. Разговор прошелся по всей родне Ксавьера до седьмого колена, свернул на королевскую чету, потом — на реформы (все сплошь дурные, ведь раньше было лучше!), а затем тетушки, похоже, оседлали любимого конька:
— Ох уж эти технические выкрутасы! — пожаловалась одна. — Меня намедни внук прокатил на этой махине безлошадной. Ну, я и натерпелась страху. Скорость — бешеная, а повороты такие, что убиться можно! Лошади-то поумнее будут, так-то уж резко в сторону не прут. А тут меня аж к стенке откинуло. А ведь у меня сердце!