— Ну, так мы кушать и не будем, — пожал плечами профессор Мадиер. — Так, посидим, поболтаем. Когда ребята засыпают, в доме так хорошо…
— Когда они с приходом ночи тайно разбегаются во все стороны, Вы хотели сказать? — хмыкнула госпожа Эгнерция.
— Точно подмечено, — улыбнулся дядя Мадя. — И все же, что насчет чая?
— Ну… Вы оденьтесь, и я подумаю, — с легким намеком сказала госпожа Эгнерция.
Профессор Мадиер уважительно склонил голову. Высокий моральный облик этой женщины также всегда его восхищал.
…
В кухне было тихо и прохладно по ночному времени. В отсутствии кухарки дворецкий считал своей обязанностью особенно тщательно следить именно за кухней, и лично отмывал ее каждый вечер, отчего все поверхности сейчас дышали влагой.
Чай был старым и больше напоминал сено: слишком долго простоял в опечатанном инквизицией доме. Однако профессор Мадиер не жаловался, прекрасно понимая, что у хозяев пока есть более важные статьи расходов, чем свежие поставки чайного листа.
Он даже тайно вложил личные средства, чтобы поддержать наивный энтузиазм леди Брефеды. Но эти средства ушли на более важные покупки: чай-то здесь хотя бы был, пусть и безвкусный, а вот прочих продуктов не хватало, и не было больше в подвале оранжереи, в которой их можно было по-быстрому вырастить, как и леса, в котором их можно было по-быстрому поймать или собрать.
— Надеюсь, милорда повысят на службе, — сказал профессор, отпив из чашки. — Он, конечно, молчит о своих доходах, но чувствую, чета Брефеда сейчас живет в долг: содержать этакий дом и ораву ребятни в нем — задача высокой финансовой сложности.
— Да уж, — покивала госпожа Эгнерция. — Тут двоих-то поднять — проблема. А у них целый класс. Милорд выглядит очень обеспокоенным.
— И все же это просто удивительно, как он изменился, — сказал профессор Мадиер. — Ребята не замечают, но ведь он за эти недели просто переродился! Вы помните, каким он был раньше, когда только прибыл в Галаард?
— Увы, не имела чести быть знакомой с ним в то время, — улыбнулась госпожа Эгнерция.
— А я вот много раз с ним встречался: передавал письма от господина ректора в колонию, — сказал мужчина. — Ксавьер в ту пору произвел на меня впечатление совершенно потерянного человека: взгляд пустой, движения вялые. Он все делал через силу и, наверное, не будь с ним рядом людей вроде Актеллия Денеба, он бы, пожалуй, что и не дожил до сего дня.
— Ну да, нынешний Ксавьер совсем другой, — признала женщина. — Даже по имени его теперь звать неловко. Он теперь…
— … истинный старший лорд? — понимающе закончил профессор Мадиер. — Да, он ныне очень похож на своего отца. Аурелий Брефеда был потрясающим человеком. Немного увлекающимся, правда, но талантливым людям можно такое простить.
— Увлекающимся, — хмыкнула госпожа Эгнерция. — Я тоже когда-то была увлекающейся натурой. Пока детей не родила. Дети все меняют. Заставляют работать на пределе возможностей и отказываться от того, что любишь.
— Зачем же отказываться? — удивился дядя Мадя. — Вы простите, у меня, правда, детей не было никогда, так что мне сложно судить. Но, думаю, это прекрасно, когда родители делятся с детьми любимым делом. Если б у меня был сын, я бы учил его алхимии.
— Видите ли, профессор, — хмыкнула женщина. — Я до рождения детей была наемницей, и меня жизнь мотала из одной битвы в другую. Как-то, знаете ли, сложно одной рукой дите укачивать, а другой — головы срубать.
— Да, простите, я не подумал, — дядя Мадя выдал извиняющуюся улыбку. — Ну, Вы же как-то решили этот вопрос?
— Решила, — помрачнела женщина. — Осела в первом попавшемся городе, как только поняла, что это такое — дети. Да так больше нигде и не была. Вот про Эгнерцию Бесстрашную на фронте легенды ходят, а вот меня уже как будто и нет. Друзья, наверное, думают, что меня убили.
Она вздохнула.
— Ну, в этом ведь тоже что-то есть: Вы смогли начать новую жизнь, — подбодрил ее дядя Мадя. — Многие люди все бы отдали, чтобы заново начать жизнь в незнакомом месте: другие лица, другие нравы, множество любопытных мест…
— Профессор Мадиер, — женщина горько улыбнулась. — Я пятнадцать лет проработала прачкой в Академии. Дети — работа, работа — дети. Полжизни впустую. Это Вы все время куда-то ездили, с людьми встречались. А я только стирала, стирала и стирала. Детей-то поднимать как-то надо.
— А что же Ваш муж? Разве он не помогал Вам? — слегка смутился дядя Мадя.
— Муж, — она хмыкнула. — Да какой он был муж — так, одно название. Он и жениться-то на мне не хотел: говорил, что нагуляла. Да потом дети родились и видно стало: чистокровные орки. А кроме него тогда в отряде ни одного орка не было: мы ж в ту пору как раз в Галаардскую имперскую стражу нанялись, а там одни люди. Ну, ему командир навалял и заставил жениться.
— Оу. Простите, не знал, — сочувственно сказал мужчина. — Но дальше-то, надеюсь, он одумался?
— Одумался ненадолго, — признала женщина. — Мы даже некоторое время жили вместе, как нормальная семья. И дом был в городе, и работу он себе нашел — тренером для гвардейцев Его Светлости. Хорошее было времечко…
Она мечтательно улыбнулась. Но тут же помрачнела.
— А потом ему скучно стало на одном месте сидеть да каждый вечер детский плач слушать, — сказала она. — Нанялся снова наемником в имперскую стражу и свинтил на очередную войну. Потом еще на одну и еще на одну. Где стычки — там и он.
— Ну, надеюсь, он хотя бы деньги присылал? — уточнил мужчина.
— Пф! — фыркнула женщина. — Да от него и письма-то почти не приходили. Ну, бывало, конечно, что приезжал иногда. Привозил подарки, ребятам сладости покупал, вещи новые. Но все реже и реже. Дом пришлось продать — я одна его не тянула. Так вот в Академии и оказались, в подвале прижились.
Она немного помолчала, как будто решая, говорить дальше или нет. Но все же заговорила:
— Ребятишки сильно его любили. Каська каждую неделю на почту бегала — писем ждала, читать ради них выучилась. А этот шакал не больно-то любил их писать.
Она махнула рукой и сменила тон:
— А потом вдруг тишина. Полгода ничего не слышно о нем, год. И на душе, знаете, тяжесть такая, что понятно: нет его на свете. Это потом уже, почти год спустя мне рассказали, что его кто-то из освенских аристократов нанял, чтоб на магиков же и пустить. Так он там и сгинул: то ли от отрядов Брефеда получил, то ли свои же шею свернули. Да и кто там для наемника были свои, кто — чужие, не разберешь.
— Хотите сказать, он пропал без вести? — уточнил дядя Мадя.
— Умер он, нутром чую, — вздохнула женщина. — Да и пять лет прошло: был бы жив, хоть раз бы написал. Но нет.
— И что, Вы его не искали? — не поверил мужчина.
— Искала, конечно, — сказала она. — Выслеживала, как зверя: до самой Освении. В столицу не сунулась, но нашла кое-где недобитков из его отряда. Одного даже забрала с собой в Галаард: ребята попросили.
— Это кого же? — удивился дядя Мадя, не припомнив, чтобы за время его работы в Академии на ее территории жили еще какие-нибудь магики, кроме семьи орков.
— Так Поморника, — пожала плечами женщина. — Ему тогда лет двенадцать было. Мелкий совсем, шуганый. Ох, и намучилась я с ним! У него тогда здорово с головой не в порядке было. Это сейчас он уже успокоился, притих. А тогда чуть что скажи командным тоном или покажи оружие — и у него будто крышу срывало: принимался орать и все кругом крушить. А Вы великана обезумевшего видели когда-нибудь?
— Слава всем богам — нет! — открестился от этого дядя Мадя. — Но я представляю, каково это.
— Не представляете, — заверила его женщина. — В чистом поле попробуй от него увернись, если он вдруг с бешеных глаз тебя за врага примет. А в лесу опять же деревья сшибает только так — не успеваешь уворачиваться да подныривать. Про город и вовсе молчу. Я его два месяца по лесам до Галаарда вела, чтоб к Актеллию Денебу кем устроить. Не довела: уже в герцогстве он встретил вооруженный отряд Его Светлости и…
Она махнула рукой.
— Да, об этом я слышал, — мрачно покивал дядя Мадя. — Удивлен, что его выпустили всего спустя пять лет.
— Ему лорд Брефеда помог, — пояснила женщина. — Поговорил с начальником колонии, после чего Поморника приставили руду ворочать. Ну, он пять лет честно на руднике отработал, ни разу не сорвался: работа, она отвлекает, знаете ли, помогает не сходить с ума. А там уже господин ректор помог с амнистией.
— И правильно, — покивал дядя Мадя. — Хороший парень, послушный такой.
— Ну… — госпожа Эгнерция как-то странно наклонила голову. — Пока его не трогает никто — да, послушный. Но будет ли он таким, если вдруг окажется, скажем, там, где воевал… Он ведь из этих — отобранных. Таких еще малышами на войну отправляли. А если не сражались — били, а то и убивали, чтоб другим неповадно было. Так что с головой у него не в порядке и уже никогда не будет в порядке.
— М-да, — протянул дядя Мадя. — Война калечит.
— Кто б это моему дураку объяснил, — вздохнула женщина. — Просится служить ведь, балбес. Того и гляди, деру даст и в наемники пойдет. Как же: он ведь сын великого воина! Тьфу. Я всю жизнь горбачусь, чтоб этих двоих на ноги поставить да в люди вывести, а он мне тут — купи, мамка, да купи мне меч, я в наемники пойду!
— Его бы к делу какому интересному приставить, — покивал дядя Мадя. — И ему польза, и Вам полегче.
— Да я-то что, — отмахнулась женщина. — Мои годы миновали. Вот детей пристроить — это да. А там хоть трава не расти.
— Ну что Вы! — возмутился дядя Мадя. — Нельзя же на себе крест ставить! Вы сильная и еще не старая женщина, Вам самое время для себя пожить, в свое удовольствие.