— Ну, эт в молодости я в свое удовольствие жила, — хмыкнула она. — Делала, что хотела, развлекалась, как могла. Хорошо хоть, детей нагуляла не от самого распоследнего козла: этот хоть иногда, да помогал. Ну, пока жив был, по крайней мере.
Она снова вздохнула. На лбу пролегли суровые складки, а живой взгляд чуть потух.
— А выходите-ка за меня замуж, — сказал профессор Мадиер, потянувшись через стол и взяв ее за руку — жесткую, мозолистую и очень теплую.
— Опять Вы шутить изволите, — зарделась она, отмахиваясь от него другой рукой.
— Почему же шутить? — вполне серьезно сказал дядя Мадя. — Вы — прекрасная женщина в самом соку, я — свободный мужчина, который хочет разделить с кем-нибудь отмеренные судьбой годы. Почему бы и не сложить два и два?
Госпожа Эгнерция уставилась на него недоверчиво.
— А еще Вы мне всегда нравились, — смущенно хмыкнув, признался он. — Уважаю сильных женщин. Давно бы подступился, да не знал, как.
— Но у меня же дети… — напомнила она, очаровательно краснея.
— И это тоже прекрасно, ведь у меня своих нет и, наверное, уже не будет, — развел руками дядя Мадя. — А так хоть с внуками понянчусь. От Эверика так, наверное, вполне сойдут за моих родных.
Госпожа Эгнерция вдруг выдала нервный смешок. Дядя Мадя тоже не удержался, и оба глупо захихикали — совсем не как взрослые, умудренные опытом люди. Впрочем, почему бы и не посмеяться, если еще можется и хочется?
Глава 20
На следующее утро, уходя на службу, Ксавьер не поцеловал Марину. Правда, никто этого не заметил, кроме нее. А она заметила, потому что морально готовилась к этой ласке, которая все еще казалась ей совершенно лишней, ненужной и смущающей. Однако не получив ее, Марина обеспокоилась еще больше и даже пошла проводить Ксавьера до дверей. Но тот был настолько задумчив и полон смутных эмоций, что лишь механически чмокнул ее руку и вышел.
«Что это с ним? — тоже обеспокоился внутренний голос. — Он нас больше не любит?»
«Закатай обратно свои любилки, — посоветовала ему Марина. — Видишь ведь: человек чем-то очень занят».
«Нет, ну, молодой женой заняться — это святое! — возразил ее незримый собеседник. — Че ты, мужиков не знаешь? Это ж о чем таком надо думать, чтобы женщину любимую не заметить?»
«Не настолько, значит, и любимая, — вздохнула Марина, но тут же взяла себя в руки. — Впрочем, ты о чем опять? У нас тут ребят полон дом, проблем — не меньше, а ты в моем грязном белье копаешься! Давай лучше думать, как правильно и эффективно день распланировать».
«Ой, отстань, зануда! — возмутился внутренний голос. — Отключу нафиг левое полушарие, будешь знать».
Но выяснить, способен ли внутренний голос на подобное или просто грозится, не удалось: к Марине подошел Броснан.
— Вам письмо, леди Брефеда, — сказал он с легким поклоном и протянул ей красивый конверт.
Марина удивилась, но приняла и сразу распечатала. Внутри была украшенная вензелями карточка — похожая на ту, которую она однажды получила от Гарденов. Впрочем, и содержание было схожим.
— Вас опять приглашают на бал? — будто из ниоткуда, возникла рядом с ней Флокси, явно надеявшаяся, что ее еще разок куда-нибудь возьмут и накормят там пирожными.
— Не совсем, — нахмурилась Марина, на всякий случай повторно перечитывая текст: местные буквы все еще вызывали у нее затруднения. — Скорее, просто на чай. Какая-то леди Мераба ждет меня послезавтра у себя в поместье.
Марина напрягла память, и ей смутно вспомнилось, что вроде бы, так звали пенсионерку-аристократку, что научила ее садиться в платье с кринолином. Видимо, бабушка осталась не удовлетворена их общением и хотела побольше узнать о новенькой и потому пригласила ее на «дамскую беседу за послеобеденным чаем», как она это назвала в письме.
— Жалко, — чуть расстроилась девочка, но тут же вновь оживилась: — А в чем Вы пойдете?
Вопрос был хороший. Марина уже поняла, что ее земные наряды для местных аристократов были неприемлемы. Идти в форме? Хм. Неизвестно, как на этот мужской костюм отреагирует консервативная старушка из высшего света. Надеть одно из платьев матери Ксавьера? Будет выглядеть так, словно она решила выпендриться, явившись на какой-то там чай чуть ли не при полном параде да с откровенным декольте.
— Интересно, а как там дела с моим заказом? — вспомнилось ей, и в списке дел на день тут же появился важный пункт. — Флокси, не хочешь прогуляться до швейного дома госпожи Боферансье?
— Хочу! — тут же оживилась девочка. — Тетушку чмокну. Я сейчас, только переоденусь!
И она золотистым комочком ушмыгнула наверх — только каблучки зацокали по лесенке.
— Кристел, Бристел, — окликнула Марина сестер. — Собирайтесь тоже: надо узнать, как там платья поживают.
— Да, госпожа, — кивнула Кристел. — Только со стола уберем: мы сегодня дежурные.
Марина кивнула и пошла было наверх, чтобы привести себя в порядок перед выходом, как услышала вопрос Бристел:
— Эй, кто-нибудь видел Денебу?
— Тот, кто душевно болен, — язвительно ответили ей. — А нормальные люди Духов пустыни не видят: они так-то прозрачные.
— Нет, я серьезно, — сказала Бристел. — Здесь его порция. Нетронутая.
— Дай, я съем! — тут же охотно ответил Ёж.
— Нет, я! — сказал Крис.
— Блин, придурки, вы чуть тарелку не грохнули! — возмутилась Бристел. — Лучше найдите его. Он, похоже, проспал.
— Ты сама-то пробовала спящего невидимку искать? — возмущенно ответил Крис. — Тем более, он дрыхнет вечно где попало. Дай мне его порцию, он сам виноват.
— Да на, жри, — сдалась Бристел. — Но если Денька возмутится, ты ему за обедом свой суп уступишь.
— Да ни в жизнь! В большой семье клювом не щелкают!
Марина усмехнулась: эту поговорку ребята почерпнули из ее лексикона — ни в Галаарде, ни в Освении не было ее аналога.
Они вообще многое уже успели перенять от своей учительницы — и сленговые словечки ее родного мира, которые она нет-нет, да и вставляла по привычке в бытовых разговорах, и крылатые выражения, и даже цитаты из книг и кинофильмов.
«Аз есмь царь!» — гордо возвещал Крис, когда ему удавалось занять какое-нибудь высокое место в помещении вперед других желающих.
«Пилите, Шура, пилите», — говорил Амадеус, когда ребята отказывались перекапывать клумбы за заднем дворе от забора и до обеда.
«Замуровали, демоны», — сказал как-то Шерман, когда сестры вымыли пол, а он остался стоять на последнем недомытом фрагменте в грязных туфлях.
«Все смешалось в доме Облонских», — грустно возвестил Леам, когда его отправили делать ревизию в местной кладовке.
Марина и сама не замечала, когда успевает все это им говорить, а самое главное — каким неведомым образом ребята умудряются ухватить суть фразы и применить ее к делу. Видимо, в отличие от скучных предметов вроде юриспруденции всякая дурь схватывалась на лету. Увы, такова учительская доля: хочешь достойных учеников — сам веди себя достойно, без исключений, перерывов и выходных.
…
Девчонки собрались быстро, и Марине пришлось устроить неспешный променад, ведь швейный дом открывался ближе к полудню. И все равно даже так они пришли слишком рано и остановились в тенечке под раскидистым дубом, дожидаясь, пока на стеклянной двери перевернут табличку.
— А я уже расту, да? — трындела жизнерадостная Флокси, сверкая на Марину глазами из-под глубоко надвинутого капюшона. — Мне тетя столько сил передала, что к следующему лету я точно должна вырасти! Но пока только туфельки все сильнее жмут. А у меня новых нет. В чем я буду зимой ходить? Хотя, куда тут ходить-то? Никуда из дому не пускают…
— Флокси, уймись, — осадила ее Кристел. — От твоей болтовни голова трещит.
— А вот Касси меня всегда слушает, — обиделась девочка. — Вы зануды страшные. Вот вырасту, обрету свой истинный облик, и тогда вы узнаете, что такое настоящая головная боль!
— М? — Марина с любопытством повернулась к девочкам и вопросительно подняла бровь, заинтересованная этой угрозой.
— Некоторые феи умеют растворяться в воздухе, и в этой ипостаси атаковать разум человека, — пояснила Кристел. — Если, конечно, взрослые и с резервом, заполненным под завязку. А этой малявке расти еще и расти.
— Эй! — возмутилась Флокси.
— Не обижайся, — Марина дружески обняла ее за плечи. — Вырастешь, обязательно вырастешь. И никто тебя больше не тронет.
— Кроме другой феи, — фыркнул смутно знакомый голос.
Марина обернулась и обомлела. Неподалеку, в еще более глубокой тени стояли двое — та самая гадалка и…
— Актеллий Денеб? — не поверила своим глазам Марина.
— Тс-с, — бывший ректор приложил палец к губам. — Я здесь инкогнито. Эта чудная мадам помогает мне прятаться.
— Люблю быть там, где интересно, — хмыкнула гадалка. — Только мы здесь ненадолго: исключительно подправить линии реальности.
— Что? — не поняла Марина.
— Возьмите, — сказал ректор, протягивая ей стеклянный пузырь на цепочке. — Вам это понадобится и очень скоро.
— Что это? — спросила Марина, взяв вещицу и вглядевшись: внутри пузыря, как в лампочке, слегка светились какие-то точки, похожие на снежинки.
— «Ходунки», — туманно пояснил ректор. — Запись движений. Пригодится на первое время. Разбейте артефакт о роговой выступ, и он подействует примерно на полчаса — хватит, чтобы дойти до дома или выбраться из города.
— Не надо им из города выбираться! — возразила гадалка и повернулась к Марине. — Домой, дорогуша, только домой! Это поворотная точка реальности. Не дойдете до дома — все сложится не так. И не смущайся, когда придет время: да-да, это так и работает! Драконы очень зависимые от эмоций существа. Ксавьер просто зануда тот еще.
— Э… о чем вы вообще? — растерялась Марина.
— Не задумывайся, просто запомни, — замахала на нее руками женщина. — Артефакт надо разбить о роговой выступ. Не об землю, не в руках раздавить, а именно о рог, чтоб ментальная информация «приклеилась» к кому надо.