— Вот с-с… карга старая! — не сдержалась Марина, выстроив в голове полную картину. — Роскошь она, значит, нашей дочери предлагает! У нее же когда-то отобранную!
— Вашей дочери? — заинтересовался Крис, случайно выцепив в общем гаме эту фразу. — Вы уже ребеночка сделали? А почем знаете, что девочка? А можно животик потрогать?
— Крис! — возмутилась Марина и отбила потянувшуюся к ней когтистую лапу. — Уйми свою фантазию. Я говорила чисто гипотетически.
— Жаль, — искренне сказал демон. — Я люблю малышей.
— Кушать? — хмыкнул тоже расслышавший разговор Модька. — Крамаринцы нынче уверены, что демоны жрут чужих младенцев.
— Насчет младенца не знаю, но я б чего-нибудь сожрал, — сказал Шессер, присоединяясь к разговору. — Может, ужинать пойдем, господин?
Он вопросительно глянул на Ксавьера.
— Там сегодня только рис, — напомнил ему Модька. — Тот, который сначала выкинуть хотели. Больше ничего не осталось. Броснан обещал что-то выменять на еду, но пока не получилось. Короче, если нормальная еда и будет, то только завтра. А сегодняшний ужин я что-то не хочу. Лучше поголодаю чуток.
С Модькой оказались солидарны многие, и за ужином большинство лишь слегка поклевало свои порции. Марина попыталась поесть, чтобы добро не пропадало, но с каждой ложкой подплесневевший рис как будто становился все гаже. Ксавьер же к своей порции даже не притронулся.
— Вы не будете? — уточнила Марина.
— Я в школе поел, — пояснил он. — Там есть столовая.
— Кстати о школе. Как прошел эксперимент с Леамом? — спросила она.
— Ну-у, — протянул Ксавьер. — Ему там не рады, но впечатление он произвел сильное.
— Да, магистр Фабиус кипятком от него писается! — заявил Уилл, услышав последние слова, и окинул одноклассника одновременно завистливым и насмешливым взглядом. — Был бы Леам человеческим ребенком, магистр бы его усыновил.
— Был бы я человеком, он бы на меня и внимания не обратил, потому что у меня был бы крошечный резерв, — возразил эльф. — А прочие преподаватели были мне не рады.
— Прочим ты просто не продемонстрировал свои умения, — фыркнул Уилл.
— Я боюсь, — признался Леам. — После того, что мы видели в Школе валькирий…
Он поежился.
— А по мне, так наоборот надо, — заявил Уилл. — Чтобы все знали, на что ты способен, и каждый желал тебя себе в ученики. Тогда в случае чего твоей пропажей обеспокоятся тоже все и, узнав, что тебя в единоличное пользование заграбастали такие же инквизиторы, постараются тебя вытащить.
— На такой эффект в отношении Леама я и рассчитывал, — признался Ксавьер. — Общество должно понять, что в качестве свободных личностей магики могут приносить куда больше пользы, чем в качестве устройств для подзарядки.
— Тем более, что при «переливании» энергии из одного хранилища в другое идут чудовищные потери, — заметил Уилл. — Да и «продукт» конечен: если они опустошат всех магиков, кто нарожает им новых?
— Тех, кто сейчас наживается на магиках, этот вопрос не волнует, — заметил Ксавьер. — Они хотят получить прибыль здесь и сейчас. Прибыль такой величины, что ее хватит авторам проекта на несколько поколений.
— Это даже хуже, чем рабство: это сродни забою скота, — покачала головой Марина. — Как вообще в такой развитой стране, в таком гуманном обществе могло случиться подобное.
— Гуманном обществе? — хмыкнул Ксавьер. — Вы пали жертвой ложного образа, Марина Игоревна. Крамарин носит красивую маску, как и все аристократы. Суть же его весьма гадостна, и внутреннее устройство вызывает рвотные позывы.
Мужчина с отвращением отодвинул от себя тарелку так и не тронутого риса.
«А бабка-то была права, — хмыкнул внутренний голос. — Ксавьер — принципиальный и заносчивый».
— Здесь все так ловко устроено, — продолжил мужчина в мрачной тишине, что постепенно устанавливалась за столом по мере их разговора. — Кучка ушлых людей обложила круговой порукой тех, кто способен на что-то повлиять, и управляет ими так, что они и не замечают. Прочие же и вовсе лишь заложники обстоятельств, и порой даже умереть не могут, чтобы этим не навредить тем, кого любят.
Магики окончательно стихли и мрачно уставились каждый в свою тарелку, слушая неприглядную правду.
— Крестьянин привязан к земле, но земля ему не принадлежит, и он может лишь выбирать между старшими лордами, — начал перечислять Ксавьер. — Рабочий с мануфактуры живет хорошо лишь до тех пор, пока не покалечится на работе или же не постареет, а стареют на производстве быстро. Торгаши обложены сложной сетью долговых расписок и обязательств перед государством. И это еще те, кого уважают в обществе, те, кто хоть какой-то выбор имеют.
— То есть, здешнее государство еще не доросло до понятия социальной защиты, — покивала Марина. — В моем мире этот этап тоже длился очень долго. Да и сейчас еще структура земного общества далека от справедливой. Но все же в развитых странах Земли такие чудовищные явления, как мор от голода или концлагеря с опытами над пленными уже невозможны. Пока мы помним свою историю, по крайней мере.
— Я порой Вас слушаю, как ангела, спустившегося с небес вещать о райских кущах, что ожидают праведников, — слегка печально улыбнулся Ксавьер. — Вы такие чудеса рассказываете… Наши миры невозможно сравнивать.
— Вы не правы, — покачала головой Марина. — Просто в моем мире стараются не вспоминать о тех ужасах, которые творили предки. Но если присмотреться, призраки прошлого из учебников неожиданно обретают плоть и кровь и в настоящем. Кажется, что это все было давно, но… моя бабушка получила паспорт, будучи уже зрелой женщиной. А до этого она, как рабыня, принадлежала колхозу и земле, на которой тот стоял. Так что не так уж и прекрасна моя родина.
— Хотите сказать, что Ваш мир прошел путь от рабства до гуманного общества при жизни одного поколения? — уточнил Ксавьер.
— Смотря, о какой стране говорить, — честно ответила Марина. — В некоторых этот процесс шел довольно быстро. А в некоторых до сих пор дети на вредных производствах умирают, а женщина — это живой товар. Ну и… не везде этот процесс шел безболезненно. Кое-где все на место расставила только чудовищная война.
— Хм, — Ксавьер явно о чем-то задумался. — Сравнить бы и понять, какие пути эффективнее. Жаль, нельзя заглянуть в прошлое мира Креста.
— Почему же нельзя? — удивилась Марина. — Еще как можно. Я, конечно, не учитель истории, но на школьном уровне ее знаю. Плюс о многом могу судить по фильмам, подкастам и книгам. Там, разумеется, история приукрашена, а то и слегка переврана. Но для общего сравнительного анализа этого хватит.
Ксавьер и Марина уставились друг на друга, а на них — весь класс.
— Или я че-то не так понял, — задумчиво сказал Амадеус, — или у нас с завтрашнего дня будет еще один занудный предмет.
Над столом пролетел хоровой страдальческий стон.
— Ну, зачем⁈ — возмутился Шерман. — Юриспруденция и так уже была лишней.
— И каллиграфия тоже, — добавил Ёж.
— Затем, что мы сейчас — почти рабы для родной страны, — жестко ответил им Ксавьер. — И неплохо бы знать, как в другом мире таким, как мы, даровали свободу и равные права. Может быть, нас это чему-нибудь научит.
Он обернулся к Марине и добавил:
— Я бы, кстати, тоже послушал. Может, эти лекции будут вечерними?
— Вечером заниматься тяжело, — заметила Марина.
— А утром я, Леам и Уильям в Школе инквизиции, — напомнил Ксавьер.
— А что, если нам всем туда пойти? — неожиданно предложил Амадеус. — Формально имеем право: на вход в государственные учреждения требуется всего лишь разрешение администрации. Вашего статуса куратора, господин, должно быть достаточно, чтобы провести нас внутрь.
— И там много больших пустых аудиторий, — заметил Леам.
— И столовая, где нормально кормят, — добавил Уилл, брезгливо отодвигая от себя тарелку.
— Не факт, что нас там согласятся кормить, даже если припишут к учащимся Школы инквизиции, — сказал Шерман. — Но попытка не пытка.
Все переглянулись.
— Вы же понимаете, что это будет выглядеть, как вызов обществу? — напомнила им Марина. — А мы тут и так не на хорошем счету.
— А у нас есть выбор? — хмыкнул Амадеус. — Жрать нечего, перспектив никаких. Да они нас сами вынуждают пробовать все подряд!
— Вообще-то… — задумчиво протянул Ксавьер, — по документам наблюдается недобор учащихся. Формально я могу причислить наш класс к Высшей школе инквизиции, точнее, к ее исследовательскому отделу. Если не пользоваться государственными дотациями или финансированием инквизиции, то для закрытия такого класса нет оснований: церковь всегда одобряла организацию образования на благотворительной основе. В случае споров я могу апеллировать к этому.
— Круто! — протянул Крис. — Они нас прессуют, а мы им назло — на самое видное место, в самое сердце матушки-инквизиции!
«Ох, чую, добром это не кончится, — сказал Голос. — Хотя… Все равно вам есть нечего, а значит, скоро придется уезжать. Так почему бы и не насолить инквизиции напоследок?»
Марина же только рот открыла. И почему самые дерзкие идеи возникают именно в момент кризиса, когда и без общественных инициатив хлопот полон рот?
Про Сережу
— Да не съест он тебя, вылезай, — услышал Сережа, и прямо перед его мордой появилась тарелка риса. Еда пахла не слишком аппетитно, и, похоже, кто-то уже пытался ее есть, так что мыш не стал рисковать и высовывать нос из-под буфета.
— Долго там сидеть будешь? — снова спросили сверху, и мужская рука подтолкнула тарелку поглубже под буфет. Только тогда Сережа осторожно потянулся к еде и принялся есть.
Выйдет он, как же. Там ТАКОЕ обитает! Он собственными глазами это чудовище видел. И дед этот в костюмчике тоже видел. Но почему-то делает вид, что все хорошо. А как же хорошо, когда в кладовке шаром покати? Все голодные, и ОН наверняка голодный. Уже на людей бросаться начал. Сережа собственными глазами видел, как та самка в ужасе от этого чудовища улепетывала, одежду со страха сбросив, как ящерица — хвост. Да Сережа и сам тогда тоже заныкался под буфет и так с тех пор из этого сомнительного убежища и носа не показал.