«И обоими домами мы владеем на птичьих правах», — напомнил Голос.
«Так с нашей ипотекой то же самое было, — напомнила Марина. — Только там цепочка была чуть подлиннее: не просто уволился и сразу дом потерял, а уволился, лишился средств к существованию, просрочил платеж и тогда только дом потерял».
«Да, и эта цепочка давала время собрать вещи и найти новое жилье — хотя бы к маме вернуться, — возразил ее незримый собеседник. — А тут сразу чуть что не так — и ты на улице. Даже мебель не успеешь распродать».
«Слушай, вот что за привычка — вечно перечить? — возмутилась Марина. — Ну, ладно еще когда ты меня поддерживаешь в трудную минуту и глушишь мой негатив своими шуточками. Но когда я настроилась на позитив, обязательно мне напоминать обо всех моих трудностях?»
«Ну, подсознание на то и нужно: вечно напоминать тебе обо всем, о чем ты хотела бы забыть, — хмыкнул этот гад. — Так что если ты не против, сегодняшний вечер посвящается твоему бомжацкому состоянию».
«Еще как против!» — возмутилась Марина, но на этом прекратила бесполезные споры и вернулась в дом.
Однако ночной пришелец оказался не единственным. Спустя буквально четверть часа к ним явилась какая-то женщина. Она принесла не только крупу, но также немного соли и мешочек сахара, заявив, что это от «тайного доброжелателя». Почти сразу после нее кто-то подбросил к воротам дома целый ящик с продуктами, а когда окончательно стемнело, ночные посетители чуть ли не в очередь выстроились.
Марина ломала над этим голову долго, ведь их было гораздо больше, чем лавочников, к которым она подходила днем. Но, перекинувшись с каждым посетителем парой фраз, девушка все же сложила общую картину.
Похоже, сплетни из швейного дома оказались такими же сильными, как и сплетни от инквизиции, и часть жителей сделала свои выводы и приняла необычное решение — поддержать молчаливую оппозицию дома Брефеда. Они несли к воротам продукты, теплую одежду, а кое-кто — даже оружие.
Тщетно Марина пыталась объяснить им, что никаких политических переворотов дом Брефеда не затевает. Посетители кивали и подмигивали, решив, похоже, что она так пытается хранить секрет. Хуже того: последние визитеры, явившиеся уже совсем затемно, ненавязчиво намекали ей, что тоже укрывают у себя магиков и готовы присоединиться, «если вдруг что».
«Тут что, в каждом доме магиков укрывают? Чего их так много, этих доброжелателей?» — ошалело отреагировал на все это внутренний голос, когда толпа посетителей, наконец, пошла на спад, и Марина вернулась в свою спальню. Девушка переадресовала этот вопрос мужу.
— Похоже, мы стали точкой концентрации народного возмущения, — подумав, признал Ксавьер.
— Что Вы имеете в виду? — не поняла Марина.
— Недовольных в городе много и в последние годы все больше, — пояснил Ксавьер. — Но прежде у них не было повода собраться вместе.
— Они хотят, чтоб мы подняли восстание? — ужаснулась девушка.
— Не думаю, — сказал Ксавьер. — То есть, некоторые не отказались бы, конечно же, но таких мало. Большая часть, похоже, просто хочет показать нам свою лояльность, надеясь, что мы будем продвигать их интересы. Дело не только в магиках, а в целом в недовольстве политикой. Просто лояльность магикам в Крамарине — как ярлычок оппозиции.
— И мы приняли все эти дары, — осознала Марина. — То есть, как будто бы пообещали им защиту? Пообещали бороться с произволом правящей верхушки?
— И да, и нет, — ответил Ксавьер. — Политика — это не про черное и белое, Марина. Это про поиск компромисса. Вы приняли дары и как бы пообещали быть лояльной этим людям. Если мы им никак не поможем, они, разумеется, будут недовольны. Но с этим, боюсь, придется смириться и жить.
— Я так не умею, — призналась Марина. — Обещанное надо выполнять.
— Этому учишься со временем, — заверил ее мужчина. — Нельзя выполнить все, что обещал. Идеальных политиков вообще не бывает, как не бывает решений, которые устроят всех. Есть только более или менее подходящие под текущие условия.
— То есть, они пришли к нам, потому что больше не к кому идти? — подумав, уточнила Марина.
— Именно так, — кивнул Ксавьер. — Так что не переживайте особенно по этому поводу. Нам пока стоит думать о собственном выживании и сохранении статуса: без этого грош цена любым обещаниям.
С этим Марина была совершенно согласна и собралась было уже готовиться ко сну, как Ксавьер вдруг задумчиво сказал, глядя под ноги:
— Ковер мягкий.
— Что? — не поняла Марина, но мужчина ее будто не услышал: он сделал несколько шагов в разном направлении, явно прислушиваясь к чему-то.
— И пол не скрипит, — добавил он и как-то странно глянул на Марину: то ли вопросительно, то ли с сомнением. По мыслесвязи же повеяло игривым настроением.
«А Денебой пахнет?» — вдруг тоже весьма странно уточнил внутренний голос.
Ксавьер втянул носом воздух.
«Нет», — сказал он.
«Вы вообще о чем?» — уточнила Марина. Однако почти сразу вспомнила, на какую тему последний раз «спелись» два мужских голоса в ее голове, и порозовела.
— Если будем вести себя тихо, ребята нас не услышат, — сказал Ксавьер, притягивая ее к себе и на пробу расстегивая первый крючок на платье Марины. — А кто услышит, тот все равно благовоспитанный эльф и сам заткнет уши.
Экстра про Персика и Бристел
Персиваль вошел в подсобку возле кухни, зябко поеживаясь: перед ночным дежурством он пытался немного поспать, но лишь растравил тело, и теперь его познабливало. А здесь, к тому же был погашен свет, чтобы улицу было видно, а дежурных с улицы — нет.
Персика потряхивало вдвойне, не только от холода: он начал бояться наступления ночи еще со времен бродяжничества в Галаарде, а после колонии и всего, что происходило там по ночам, этот страх только вырос. Но перед одноклассниками Персиваль, разумеется, старался этого не показывать.
— Семечки будешь? — спросила валькирия, даже не оборачиваясь, и протянула ему кулек.
— Нет, спасибо, — отказался парень и сел в кресло рядом с ней. Кресло было удобное, от кухонной печи еще остаточно тянуло теплом, а напарница по ночному дежурству досталась ой-ей-ей, какая боевая, так что Персиваль даже немного успокоился и почувствовал себя почти как днем.
— Темно-то как сегодня, — с неудовольствием сказал он, вглядываясь в беззвездное небо над крышами домов напротив.
— Луны еще не взошли, — пожала плечами валькирия. — Плохо видишь в темноте?
Она повернула к нему голову.
— Да нет, хорошо, — поморщился вампир, который в темноте вообще-то видел отлично, но ему это обычно ничем не помогало. — Просто мрачно как-то. Жутковато.
Он поежился.
— И это говорит мне любитель человеческих скелетов, — фыркнула Бристел.
— Скелеты не нападают из-за угла, — пояснил Персиваль, а про себя добавил: «И людей я люблю только в таком виде».
— Трусишка, — беззлобно припечатала его валькирия.
— Может, хватит уже? — надулся Персик: вопреки требованию Ксавьера не корить тех, кто не пошел выручать магиков, только ленивый не высказал вампиру свою точку зрения на его поступок. Хотя той же Флокси никто не сказал ни слова, да и решение Мадиера и Броснана никому не показалось странным.
— Да там не так страшно и было, — сказала девушка. — Ну, по крайней мере, пока виверны не полезли. Вот тогда да, страхово стало. Но повезло: большая часть сразу на инквизиторов накинулась, а остальных Ксавьер распугал, когда перекинулся. Да что там: он и нас напугал — когда в ногах запутался и повалился, едва всех не передавив. А в остальном фигня, а не вылазка.
— Я не знал, что у вас все так гладко выйдет, — буркнул Персик. — У меня о тюрьме совсем другие воспоминания остались.
— Ты ж из третьего барака, да? — уточнила девушка. — Там, где этот надсмотрщик кривой был, как его… которого еще потом главным по отделению назначили…
— Слушай, не напоминай, а? — вскинулся Персиваль, мигом покрывшись холодным липким потом. Мысль об этом человеке в сочетании с ночным мраком мигом преобразилась в ощущение входящего под ребра ножа, и в животе фантомно заворочались черви…
Парня замутило.
— Да ладно, че ты такой нервный? — пожала плечами девушка. — Вообще на себя не похож последние дни. Где твой веселый оскал из-под черного плаща, от которого шарахаются прохожие? Где свечи, пентаграммы и жуткие заклинания на древнем языке? Или боишься, что и правда демона вызовешь? Так Крис дрыхнет уже, а Модька душ занял и ближайшие полчаса оттуда не выйдет.
— Не смешно, Брис, — буркнул он.
— А я и не смеюсь, — действительно без улыбки ответила девушка. — Я ж знаю, что ты это нарочно под сатаниста косишь: чтоб люди к тебе не подходили. Но здесь кроме меня никого нет, можешь не париться по этому поводу.
— Там зато есть, — Персик кивнул за окно, где свет звезд смутно очерчивал темные силуэты то ли предметов, то ли засевших во тьме людей. — Бандиты, инквизиторы и просто магиконенавистники.
— Я и говорю: трусишка, — хмыкнула валькирия и попыталась пощекотать его пальцем под подбородком.
— Я не трус! — Персиваль оттолкнул ее руку. — Если б над тобой столько издевались, сколько надо мной, ты бы тоже от каждой тени шарахалась.
Сказал и прикусил язык. Он не собирался больше об этом никому рассказывать. Но Бристел не стала расспрашивать.
— А я и шарахалась, — без всяких эмоций сказала она. — Только это не помогает. От тех, кто делает больно так уж точно не оберегает: им это только в кайф, когда ты боишься.
Персиваль нахмурился, недоверчиво покосившись на девушку. О чем она?
— Ты думаешь, валькирии рождаются с мечом в руках? — фыркнула Бристел. — Да, мы чуть сильнее обычных людей. Да, чувствуем магию. Но на этом различия заканчиваются. Девочка-валькирия лишь немного сильнее человеческой девчонки того же возраста. И при этом она такая же глупая и наивная.
Бристел перестала улыбаться, встала и подошла к окну, мрачно уставившись на темный двор.
— Мы не знали другой жизни, — сказала она. — Думали, что это нормально — быть битыми каждый день, бегать, прыгать и махать мечом до изнеможения, до кровавых мозолей. Думали, что это нормально, когда к концу года класс уменьшается на двух-трех человек, а кладбище за школой — пополн