яется. Точнее, нам это внушали.
Она немного помолчала. Персиваль не стал перебивать.
— Знаешь, я даже рада, что школу спалили, — неожиданно призналась девушка. — То, что с нами там происходило… Когда об этом рассказываешь, люди даже не верят. Не понимают, как нормальный человек мог в этом выжить. И как мог считать происходящее нормальным…
— Ну, тебя хотя бы не резали, чтобы потом прирастить забавы ради к другому человеку или же оставить внутри какой-нибудь предмет, — все же возразил Персиваль. — До сих пор помню ощущение кишок в руках, когда я их обратно сгребал.
— Ну да, — хмыкнула Бристел. — Я б такого не пережила — регенерация не та. Меня всего лишь связывали, били и насиловали. Ерунда, правда? С каждым случается.
Персиваль оторопел, осознав.
— Извини, — сказал он, мигом растеряв ершистость.
— Ты-то чего извиняешься? — хмыкнула девушка.
— Не хотел… будить в тебе такие воспоминания, — с трудом сформулировал вампир.
— Не парься, — сказала валькирия. — Я всем уже отомстила. За себя, за сестер из своей параллели и за всех, кто оттуда так и не вышел.
Девушка сжала кулак, и на ее лице появилось такое жуткое выражение, что Персиваль поежился. Определенно, валькирия вернула своим мучителям долг с лихвой.
— Так что мой тебе совет: не дрейфь, — сказала она. — Продолжать бояться — значит, оставаться их жертвой. Не позволяй призракам прошлого продолжать насиловать тебя. Отпусти всю эту дрянь и не вспоминай больше.
— Но оно само всплывает в памяти, — признался вампир. — Если б я мог отомстить… Хотя, нет. Знаешь, я их всех еще раз видеть не хочу, даже ради мести.
— Понимаю, — кивнула девушка. — Поэтому и говорю: просто забей.
— Это не сделает меня неуязвимым, — заметил парень. — Я все так же слаб и могу заново попасть в ту же ситуацию.
— Ну так будь рядом с тем, кто силен, — пожала плечами Бристел. — Хочешь, я тебя буду охранять?
Предложение прозвучало настолько неожиданно и бредово, что Персиваль растерялся.
— Наоборот надо, — неловко улыбнулся он. — Ты же девушка.
— Уверен? С тобой мало, кто согласится, — она вдруг снова помрачнела. — Про нас все так думают: что мы какие-то ненормальные — сильные, как мужики, и детей иметь не можем. Что от нас подальше надо держаться. А если кто и хочет подойти, то это всякий раз какой-нибудь извращенец, которому пикантного захотелось, острых ощущений.
Она снова сжала кулак так, что выступили вены. Персиваль окончательно устыдился: он прежде не задумывался, бывают ли на свете люди, которым живется еще хуже, чем ему.
— Я никогда не была нормальной девушкой и никогда ею не буду, — призналась Бристел, глядя в темноту ночи. — Да и не хочу.
— Почему? — не понял парень.
— А тебе нравится быть слабым? — она повернула к нему голову и посмотрела в глаза. — Быть ведомым: тем, кто всегда подчиняется лишь потому, что второй сильнее и имеет больше прав?
— Ну, я не девушка, конечно… — замялся Персиваль. — Но не вижу ничего плохого в том, что женщины прячутся за мужей. Честно говоря, я завидую тем, кто тихо сидит дома, в то время как кто-то сильный решает их проблемы во внешнем мире. Лично мне жизнь такого выбора не предоставила: я тот, кто должен защищать.
Бристел прикусила губу и одарила его насмешливым взглядом. Вампир смутился: он опять наговорил лишнего.
— Ты знаешь, мне ужасно нравится твое прозвище, — вдруг сказала валькирия. — Персик… Сразу представляется что-то сочное, чуть пушистое. А смотришь на тебя — ты такой бледный, мрачный, худой. Короче, нисколько не похож.
— Ты это к чему? — не понял он.
— Да так, просто мысли вслух, — улыбнулась она. — Бледный Персик. Клыкастый Персик. Укуси меня, а?
— Что? — вампир оторопел и вытаращил на нее глаза: до того неожиданно прозвучало это предложение.
— Укуси, — повторила валькирия, откидывая волосы и подставляя шею. — Мне всегда было интересно, как это, когда тебя кусают. Меня много раз били, резали, жгли, выкручивали руки… короче, много что делали. Но ни разу не кусали — ни люди, ни звери.
— Ты сдурела? — брови Персика поползли вверх. — Это ж больно.
— Конечно, больно, — кивнула девушка. — Потому и любопытно. Столько разной боли за свою жизнь познала, а такой не было. Будет ли хрупающий звук? Клыки режут или рвут? Боль после укуса усиливается или наоборот? И что чувствуешь, когда кровь вытекает из артерии?
— Холод и страх смерти чувствуешь, — мрачно ответил Персиваль, не раз уже это испытавший. — Не буду я тебя кусать, тем более в артерию: ты же не вампир, истечешь кровью нафиг. Мадиер уехал, а Леам, конечно, крутой, но пока так себе лекарь.
— А я слышала, слюна вампира останавливает кровотечение, — сказала девушка.
— Только если оно небольшое, максимум на два глотка, — возразил Персик. — Порванную артерию же не залижешь. Чтоб после такого выжить, надо самому вампиром быть.
— Ну, укуси просто в мышцу, — тут же изменила предложение валькирия. — Можно в плечо, если так боишься артерию задеть.
Она расстегнула пару пуговиц и спустила рубашку с плеча. На плече виднелся явственный след от ожога и еще какой-то рваный шрам с черными вкраплениями.
— Ну же, давай, — валькирия призывно шевельнула плечом и подмигнула, как будто пытаясь в шутку соблазнить его.
— Ты больная на всю голову, — сказал Персик, не торопясь выполнять странную просьбу.
— Ты тоже, — хмыкнула девушка. — Но, знаешь, мне это даже нравится. Вампир-сатанист, ха! Хочешь как-нибудь на улице такое провернем: укусишь меня в шею у всех на виду — вот зрелище будет! А уж паника какая…
Она тихо рассмеялась и подняла глаза к потолку, явно воображая, как это могло бы быть.
— Бристел, — со вздохом обратился к ней Персик, потянулся и осторожно вернул спущенный рукав на плечо девушки. — Я сам не люблю боль и другим не хочу ее причинять.
— Зато я люблю, — со странным взглядом призналась девушка. — Не всякую, конечно: в боли есть тысячи оттенков. За какую-то боль я сверну шею. А ради иной готова быть даже связанной и беспомощной. Только я прежде не встречала человека, которому разрешила бы себя связать. Не встречала того, кто, как и я, понимает оттенки боли и чувствует, где надо остановиться.
Персик замер с открытым ртом, осмысливая сказанное.
— А еще… я не знаю, как это объяснить, но… мне это надо, — призналась Бристел. — Как люди возвращаются в родительский дом, я порой хочу вернуться туда, в свое детство. Забрать оттуда хотя бы крохи воспоминаний — то, с чем можно смириться и жить. Переписать прошлое на чистовик, понимаешь? Чтобы все повторить, но… не с ТЕМИ людьми. И чтоб без страха, а с полным доверием.
Персиваль и слова вымолвить не смог. Это было слишком сложно и неожиданно.
— Короче, не важно, — вздохнула Бристел, поняв, что он слегка в шоке. — Я б сказала «забудь», но ты, похоже, этого до конца жизни не забудешь. Не надо было тебя грузить…
Она отвернулась и вновь принялась мрачно смотреть в окно.
— Да я… — начал было Персиваль и закашлялся. А откашлявшись, продолжил чуть более уверенно:
— Может, все-таки, с чего-нибудь попроще начнем? — смущенно предложил он. — Ну там, на свидание сходить, стихи почитать…
Бристел в изумлении повернула голову, пару раз хлопнула ресницами, а потом довольно хмыкнула:
— Стихи? Ну, почитай
Глава 11
Утро выдалось зябким: лето, наконец, решило, что пришло время сбавлять обороты, на небе появились тучи, и солнце не смогло как следует прогреть остывшую за ночь землю.
Компания чуть озябших людей стояла у ворот богатого дома и спорила:
— Пусть все видят! — возмущался один из молодых людей. — Я своими рогами горжусь. Да и все равно их капюшоном не скрыть: сразу ясно, что под ним.
— Это вызывающее поведение, — возражала ему женщина. — Ну и что, что рога нельзя скрыть. Намеренно-то зачем ими сверкать?
— Разве мы не ради вызова обществу все это затеяли? — хмыкнул молодой человек.
Марина — а это была, разумеется, она — вздохнула.
— Нет, — твердо ответила она. — Мы это затеяли ради качественного системного образования.
— И причем здесь рога? — насмешливо прищурился на нее демон.
— Притом, что мы — класс, и должны выглядеть, как класс, — объяснила женщина.
— Может, тогда просто все снимем капюшоны? — предложил парень. — Будет одинаково.
— Кстати, да, капюшон мешает обзору, — сказала одна из валькирий, скидывая спорный предмет гардероба с головы и осматриваясь.
— Бристел, и ты туда ж… Что у тебя с ухом? — Марина обеспокоенно потянулась к чуть припухшему уху девушки. По его краю виднелась странная серия проколов — будто кто-то пытался делать ей пирсинг трехгранным шилом.
— Да так, — девушка смущенно, но как будто довольно погладила ушную раковину. — Поранилась слегка.
Марина глянула на нее с изумлением: в расположении ранок определенно угадывалась работа человеческих рук. Или клыков.
Она покосилась на Персиваля. Тот торопливо отвернул голову и явственно смутился. На лице же валькирии расцвела улыбка довольной хищницы.
— Кхм, — Марина тоже слегка смутилась, сопоставив одно с другим. — Ладно, как-нибудь потом это обсудим. А сейчас постройтесь, пожалуйста, в колонну по двое и накиньте капюшоны. Насчет целесообразности сверкания рогами поспорим, когда вернемся.
— ЕСЛИ вернемся, Вы хотели сказать? — хмыкнул кто-то.
— Формально мы ничего не нарушаем, — напомнила Марина. — Поэтому у меня к вам очень большая просьба: пусть так и будет. Не нарушайте правил. Не реагируйте на косые взгляды и остроты. И конечно, не преступайте закон.
— Да поняли мы, не маленькие, — скривился Модька. — Может, пойдем уже?
Марина вопросительно глянула на мужа. Тот подставил ей локоть, и вся процессия двинулась по улице в сторону Высшей школы инквизиции.
Час был уже не ранний, и вокруг было полно народу. Прохожие останавливались, изумленно глядя на колонну людей в черных плащах, возглавляемую старшим инквизитором и леди в неизвестной форме. Отовсюду слышались шепотки, но других реакций пока не было. Прохожие были скорее в недоумении.