Старший Вельден смерил сына долгим и мрачным взглядом, как будто решая: выставить его с позором сразу или все же еще попытаться выковать достойного наследника из этого недоразумения? Видимо, второй вариант все же показался ему более предпочтительным, ибо наследники на дороге не валяются.
Бенджамин Вельден отодвинул от себя бумаги, откинулся в кресле, сложив руки на груди, и сказал:
— Ты ведь умеешь играть в шахматы?
— Ну? — с легкой настороженностью откликнулся сын, чувствуя негативные эмоции отца.
— В шахматах есть такие фигуры — пешки. Совершенно бесполезные, нужные лишь затем, чтобы правильно оформлять путь других, более значимых фигур. Они бестолковы, могут ходить лишь по одному шажочку и только вперед. Их разменивают подешевке, не жалея, ведь смысла в них нет никакого. Однако встречаются в нашей игре такие пешки, которые могут дойти до края поля и обернуться ферзем в тылу противника.
— Не совсем понимаю, к чему Вы клоните, отец, — нахмурился Абрахам.
— К тому, что, когда ты нацелился на очередную пешечку, присмотрись к ней хоть немного. Узнай, как близко она к краю поля и какие фигуры за ней стоят.
— Ой, да какие там фигуры! — отмахнулся младший Вельден. — Опальный лорд-изменник, за которым даже пяди земли не числится, и больше никого.
— Абрахам! — Бенджамин Вельден даже подался вперед. — Не разочаровывай меня. Брефеда — это не просто древний род. Это традиции, честь и уникальное воспитание. Это имя, в которое верят и за которым готовы идти в бой. Наша семья — тоже часть рода Брефеда. Но с каждым днем я все больше убеждаюсь, что ошибся в выборе наследника.
— Отец, Вы что, оцениваете меня ниже этого Ксавьера? — не поверил своим ушам Абрахам.
— Я оцениваю тебя объективно, — жестко ответил Бенджамин Вельден. — Ты сопляк и юбочник, привыкший к тому, что семья прикрывает твои выходки. Начни уже думать хоть немного. Ксавьер Брефеда — последний представитель своего дома. Ключевая фигура. На нем все либо закончится, либо начнется новый виток.
— Новый виток чего? — не понял Абрахам.
— Столпов всегда было четыре, — будто не услышав сына, продолжил старший лорд. — Ушлые Мераба, ведомые Фаррелы, непререкаемые Брефеды и мы, зрящие в корень Вельдены. Фаррелы были лицом государства, Мераба — его экономикой, Брефеда — законом, Вельдены — движущей силой и клинком. Все, что происходит в этих четырех семьях, влияет на судьбу страны.
— Ну, это же все в прошлом, — чуть смутился Абрахам, почуяв, наконец, серьезный настрой отца. — Род Брефеда давно списан со счетов — Вы же сами об этом позаботились, отец.
— Да, это так, — согласился Вельден-старший. — Да, Ксавьер единственный и последний из своего рода. Да, он отстранен от управления страной и сам не рвется вернуться. Но каким же надо быть безмозглым юнцом, чтобы попытаться украсть у льва его львицу⁈ Чем ты думал?
Абрахам вжал голову в плечи, будто надеясь таким образом скрыться от гнева отца.
— Нет, но… — все же попытался возразить он. — Ксавьер же и правда нынче не при делах — ему даже на костюм денег не хватило, пришел в форме инквизитора. И жена его по залу как брошенная скиталась. Все знают, что они на мели и вот-вот вылетят из страны. Я, может, помочь хотел, поддержать бедняжку.
— За какую часть тела поддержать? — прищурился Вельден-старший. — А то я не знаю, чем ты думаешь, когда девиц чужих уводишь.
— И что мне теперь, извиниться перед ней? — нахмурился Абрахам, сдаваясь.
— Еще чего, — процедил его отец. — Один раз уже опозорился. Хочешь еще раз продемонстрировать всем слабость рода Вельден?
— А что, есть варианты? — оживился молодой человек и с надеждой уставился на отца: тот частенько находил выходы из безвыходных, казалось бы, ситуаций.
— Я подумаю, — пообещал старший Вельден. — Ксавьер Брефеда уже успел мне здорово насолить, так что извинений он не дождется, это уж точно. Хорошо бы ему напомнить, где нынче его место. И раз уж он так любит свою жену, что посмел так демонстративно ее целовать, награждая за то, что она опозорила моего сына, вернем ему долг той же монетой.
— А я думал, смысл Вашей речи сводился к тому, чтоб не трогать львов, — не смог удержаться Абрахам.
— Это тебе, щенку, надо на пузе ползать перед любым, носящим гриву. А у меня с семьей Брефеда отдельные счеты. И раз уж этот недобитыш решил, что он нынче лев, придется его чуток подстричь.
— Обожаю, когда Вы так говорите, отец, — ухмыльнулся Абрахам. — А можно его баба передо мной извинится? Хочу видеть ее на коленях. И лучше без одежды.
— Не обещаю, но подумаю, — ответил Вельден-старший. — Кончай уже думать только о себе. На нас целое государство держится.
— Вы хотели сказать «на нас целое государство трудится», — умхыльнулся Абрахам.
— Вот именно, — кивнул Вельден-старший. — И хотелось бы, чтоб так было и впредь.
Чета Брефеда и их класс провели в Школе инквизиции весь день. Ксавьер был прав, когда говорил о запустении, царящем там: большая часть аудиторий действительно была пуста и покрыта слоями пыли. Безлюдные лабиринты коридоров пугали эхом и, один раз выйдя в поисках туалета, Марина решила больше в одиночестве по этому месту не гулять. Тем более, что по возвращении встретила какого-то угрюмого инквизитора, и тот одарил ее таким взглядом, что в туалет захотелось повторно.
Зато преподавательский состав этого учреждения Марину порадовал. Точнее, преподавателями те, кто был причислен к кафедрам, именовались лишь условно, и никаких уроков они не вели, только занимались исследованиями. Причем такими занудными, что Уильям, не сдерживаясь, презрительно кривил губы, когда о них заходила речь.
Но Марина смотрела на мир иначе. Она понятия не имела, кто хорош в науке, а кто плох. Зато сразу поняла, что здесь работают изгои: энтузиасты пробирок, книжные черви и патетики от науки.
Некоторые при виде новичков презрительно что-то бурчали и отходили подальше, а некоторые — напротив, приставали с восторженными речами о любимом предмете. И от тех, и от других толку не было никакого, так что Марина быстро сообразила, что имел в виду Ксавьер, говоря об упадке Школы инквизиции. Это был даже не упадок, а полноценная ее смерть: от школы остался один скелет, и в нем лишь остаточно копошились черви-трупоеды.
Хотя здание, разумеется, было удивительно красивым. Все здесь было сделано с такой любовью и с таким почитанием к церкви, что каждый предмет был шедевром — от гигантских колонн в главном холле до резной подставочки для низкорослых преподавателей. Это было не просто то, что нужно для полноценной школы, это была просто мечта любого школьного директора! Ну, или завхоза.
Однако в Марине засела уверенность: им не дадут долго пользоваться просторами этого места. Найдут повод выселить. Да, Ксавьер прощупал почву и убедился, что лазейки есть. Но игра в изворотливость никогда не была Марининой сильной стороной.
— Может быть, это все-таки была плохая идея? — спросила девушка, когда они, наконец, вернулись домой, и она ощутила себя комфортно в уже таких родных стенах, где не ходят по коридорам суровые инквизиторы и не зыркают мрачным взглядом недовольные ученые мужи.
— Вам не понравилось? — уточнил Ксавьер, перебирая небольшую стопочку корресподенции на столике в прихожей.
— Я думаю, мы слишком обнаглели, — сказала Марина. — Школа, безусловно, прекрасна и подходит нам. Однако лорд Фаррел явно был взбешен.
— Лорд Фаррел — тупица и марионетка, — пояснил Ксавьер. — А тот, кто им управляет, напротив, будет спокоен, услышав его отчет.
— Почему? — изумилась девушка.
— Потому что страшный лорд Брефеда занялся какой-то заброшенной Школой инквизиции, которая давно уже ни на что не влияет, и собачится в ней с мелкой шушерой, — пояснил мужчина.
— Так это… отвлекающий маневр? — дошло до Марины. Определенно, политика как наука ей не давалась даже в таких мелочах.
— Ну, почему же отвлекающий? — пожал плечами Ксавьер. — Учитывая, что я не собираюсь лезть во что-то более важное, маневр очень даже основной. Я действительно собираюсь надолго обосноваться в Школе инквизиции — как минимум, до весны. А там, может быть, удастся вернуть право на управление землями и таким образом обрести дополнительный доход. Хорошо бы также выкупить дом, отремонтировать старый корпус… В общем, дел много, и заниматься чем-то еще сверх этого я не планирую.
— А-а, это хорошо, — облегченно протянула Марина. — А я-то уж подумала, что мы теперь и правда вступим в политические игры.
— Ну так, по краю игрового поля, — все же вынужденно признал Ксавьер. — Увы, без хотя бы минимальных взаимодействий со старшими родами нам не обойтись. Кстати об этом: леди Мераба, похоже, снова зовет Вас на чай завтра.
Он протянул ей какое-то письмо.
— Эх… — Марина поежилась, глядя на витиеватые строчки. — А можно я не пойду?
— Почему? — Ксавьер чуть удивленно поднял брови. — Она Вас напугала?
— Нет, но… после того, что я о ней узнала, встречаться повторно как-то не хочется, — призналась Марина.
— Это Вы зря, — улыбнулся Ксавьер, тепло беря ее за плечи. — Не восстанавливайте против себя тех, кто выказывает свою лояльность. Не обязательно соглашаться на их предложения, но и грубо их игнорировать тоже не стоит. Леди Мераба не злобная женщина, а лишь расчетливая. Просто приходите, слушайте, кивайте и улыбайтесь. А вечерами будем вместе обсуждать полученную информацию. Идет?
Марина кивнула и приняла конверт. Ксавьер, пользуясь тем, что класс до гостиной не дошел, затеяв футбольную баталию, нежно поцеловал ее в висок и ушел наверх — переодеваться.
Марина механически повертела приглашение в руке, разглядывая его.
«Хм-м-м», — неожиданно проснулся внутренний голос и потянул карточку к глазам.
«Ты чего?» — возмутилась Марина, возвращая себе контроль над телом.
«Не знаю, — ответил ее незримый собеседник. — Чешется у меня это приглашение. А почему — не знаю».