– Мессир Кентигерн! А я как раз посылал за вами гонца, чтобы попросить приехать сюда.
– Судя по вашему виду, Кайр, – сухим и усталым голосом сказал патриарх, – вы обнаружили нечто крайне важное. Рассказывайте, – и приглашающе махнул присаживаться в свободное кресло рядом с камином.
– Вы правы, Ваше святейшество. Так получилось, что некоторое время назад ко мне обратился Харелт Хаттан. С просьбой помочь, он как раз занимался очередным расследованием.
– Толковый молодой человек, – кивнул Великий инквизитор. – Прошлый раз он тоже немало нам помог. И что он отыскал сейчас?
Кайр на мгновение усмехнулся – редко можно услышать, чтобы мессир хоть про кого-то так отозвался, потом заговорил:
– Он и сам не понял. Помните, вы передавали мне записи допросов Тёмного учителя Кайлика? Отступник упоминал, что встречался с неким Повелителем, лица которого не видел, но обратил внимание на одну примету. Хозяина сопровождал необычный телохранитель: высокий, худощавый, горбоносый и непривычно смуглый. Даже темнее бадахосцев.
– Матарамец, – кивнул инквизитор, и напрягся, стал похож на хищника, приготовившегося к прыжку.
– У графа Дирлтона был свой Хозяин. Он всегда приходил на встречу в маске, всегда заходил в дом один. Сегодня нам удалось восстановить часть тайного архива покойного посредника из Ландина. Купец присутствовал на нескольких встречах графа с Хозяином и один раз сумел углядеть интересную примету: на улице в карету тому помогал садиться телохранитель-матарамец.
Мессир Кентигерн на этих словах от неожиданности уронил себе на ногу небольшое полено, которое собирался подбросить в камин, и даже не заметил. Патриарх же шумно и резко выдохнул, затем зашёлся в приступе кашля. Раттрей тем временем продолжал.
– Наверняка ни Тёмные, ни Чистые братья друг про друга ничего не знают. Контрабанда, которую обнаружил Харелт, должна была, по мнению «братьев», уйти единоверцам в других странах. Я уверен, что настоящий заказчик – орки. Деньги же от сделки пошли бы на финансирование обеих сект здесь. Судя по всему, этот Хозяин надеется, что когда получит власть, то сумеет договориться с орками. Может, отдаст им в обмен за помощь южные провинции. И не понимает, что с орками соглашения заключать бессмысленно, они вообще видят в нас не себе подобных, а разновидность говорящих животных.
– Кайр, не стоит пересказывать мне перевод дана Ивара. Я внимательно ознакомился с присланной вами копией.
В голосе мессира Кентигерна прозвучало раздражение, но Хранящий покой на это лишь понимающе кивнул: новость он принёс, способную выбить из колеи любого. Тем временем инквизитор продолжил:
– Я молил Единого: пусть наш противник здесь окажется обычным фанатиком Тёмных демонов… Но столкнуться с умным человеком, готовым ради власти отринуть все земные и Божьи законы – это худшее из всего. А таланта и возможностей у него, судя по масштабам достаточно.
– Виконт Раттрей, – вступил в разговор патриарх. – Новость, конечно, важная. Нам придётся менять в наших планах многое. Но ведь вы были готовы вытащить двух стариков из постели не только ради этого?
– Мы должны разгромить Чистых братьев. Немедленно.
Патриарх и Великий инквизитор посмотрели с удивлением, переглянулись. Но вопрос прозвучал от кироса Брадана.
– Их хозяин уйдёт в тень, и мы снова его потеряем. Не лучше ли попробовать сначала протянуть ниточку до него?
– У нас нет времени, – покачал головой Кайр. – Некоторые детали в расследовании Харелта намекают, что мы уже не можем доверять городской страже, подчинённой магистратам. Ещё только в столице и паре соседних городов. Но зараза ползёт дальше, и не только в стражу. Пока секта не пустила свои щупальца слишком далеко, её надо выжечь огнём. Объявить вне закона. Лишить нашего врага кулаков важнее, чем пытаться добраться до головы.
– Хорошо. Что вам нужно от нас?
– Пропагандистский фон. Я приехал сейчас, потому что сразу как начну копать под Чистых братьев, меня возьмут под плотное наблюдение. Предательство члена канцлерского совета показывает – крыса-информатор может оказаться в любом месте. На сбор доказательств против руководства секты мне нужно ещё две-три недели. Хорошо бы за это время вы публично осудили и наказали несколько греховных священников. Из тех, кто пользуется своим положением в ущерб Церкви… Вы лучше меня в этом разбираетесь. Мол, нельзя служить Единому и деньгам одновременно. Тогда, как только станет известно, что руководство Чистых братьев занимается вымогательством, контрабандой и наркотиками, я разверну истерию гнева против секты. Говорят о чистоте заветов, а сами грабят доверчивых простаков. После чего последует петиция от приходов к Сберегающим, и к расследованию подключитесь уже вы, мессир. Это я тоже беру на себя.
– Да будет так, – кивнул патриарх. – Послезавтра воскресная проповедь. Вот там я и стану обличать тех, кто забыл, что негоже смешивать заботу о душе и заботу о мошне.
– И ещё, – добавил Великий инквизитор. – Если нет возражений, о связях Чистых и орков я передам митрополиту Эллеру. Хотя у нас с ним немало разногласий, но он один из достойнейших сынов Церкви.
– Согласен, – тутже сказал Раттрей.
– И я не возражаю, – кивнул кирос Брадан.
***
Столица по праву считалась главным деловым и светским перекрёстком Империи. Слова патриарха о том, что грешно смешивать служение Единому и заботу о мошне, разлетелись по стране очень быстро. Неожиданно для всех патриарха в его проповедях поддержал глава церковной оппозиции митрополит Эллер, во всех остальных случаях главный противник многих решений кироса Брадана. А через месяц всех встряхнуло новое известие. Тайная канцелярия арестовала руководство Чистых братьев по обвинению в контрабанде и торговле наркотиками. И не каким-нибудь опием: сразу в двух домах, принадлежавших Чистейшим помыслами, нашли тайники с «белой пылью» и «слезами лотоса».
Страна, уже подогретая речами патриарха, взорвалась почти сразу. В столице Братья были сильны, какое-то время им удавалось сглаживать недовольство… Все следы замести не получалось. Тайная канцелярия не зря выжидала столько времени, тщательно выискивая каждый, даже самый мелкий грешок. Против неведомого Хозяина сработала его же задумка: чтобы держать исполнителей на коротком поводке, в руководство секты он подбирал людей, моралью не отягощённых. Теперь их всех брали с поличным или при попытке уничтожить улики. Первые несколько дней общественное мнение ещё колебалось. Но когда во время очередного обыска «был обнаружен» самый настоящий гарем по шахрисабзскому образцу… где всем наложницам не было и двенадцати лет – плотину всенародного гнева прорвало. В своё время привыкшие к сытой и спокойной жизни обитатели столицы легко сломались перед железными кулаками «несущих свет истинной веры», теперь же кинулись мстить со всей пылкостью почуявшего безнаказанность труса. Поэтому никого не удивило, что вскоре Великому магистру ордена Сберегающих легла на стол петиция от магистрата Турнейга. Мессир Кетингерн с благословения патриарха тут же объявил о полном запрете Чистых братьев до окончательного прояснения: посланы ли основателям мысли от Бога или это тёмные демоны нашли способ смутить верующих, заманивая нестойкие души перевранным учением Единого.
Споры о Чистых братьях гремели везде, от лавок до светских салонов. Харелт от разговоров старался держаться подальше. Фанатики запросто могли вспомнить, кто стал камешком, вызвавшим лавину, а терять им теперь нечего. Того же самого мнения придерживались и виконт Раттрей вместе с отцом Энгюсом. Мол, раз уж в силу общественного положения наследник лорда Хаттан столицу покинуть не может, лучше побольше времени проводить в загородном поместье, а в остальных случаях отмалчиваться, сразу же давая понять, что рассуждения о вере и Чистых братьях Харелта не интересуют и никогда не интересовали.
И тем удивительнее оказалась неожиданная просьба отца Энгюса, связанная именно с Чистыми братьями и их последователями. По сведениям, добытым палачами, кузине Харелта отдали важные бумаги… Информатор сам не видел, а только слышал, врываться же с обыском на основании одних лишь предположений и домыслов в дом одного из Старших родов не дадут ни Хранящим покой, ни даже инквизиторам.
Харелт не заглядывал в дом тёти Гэйл уже несколько месяцев. С тех пор как разругался со своей бывшей невестой – девушка была протеже тётки. Прислугу о ссоре, конечно, уведомил, поэтому, когда подъехав к воротам высокомерно бросил:
– Я к мадмуазель Элин. Она дома? Сообщите ей.
Привратник попытался было заявить:
– Госпожа сейчас занята и никого не принимает…
– Да как ты смеешь, ничтожество! – Харелт взорвался гневом. – Запомни: меня зовут дан Хаттан, и я сын лорда! С дороги! Можешь не сопровождать, как пройти я знаю. Пшёл! – и потянулся за плетью, будто собирался хлестнуть ослушника.
Родерик, сопровождавший Харелта, глядя на спектакль, аккуратно прикрыл рот ладонью, чтобы не выдать себя усмешкой. В доме Хаттанов за подобное хамское обращение привратник вызвал бы пару лакеев, и визитёра вытолкали бы взашей, не взирая на родовитость. Но у даны Гэйл люди были воспитаны совсем по-иному: мужчина втянул голову в плечи и отодвинулся в сторону. После чего шепнул пару слов помощнику, и тот стремглав понёсся к дому.
Так получилось, что младшую кузину Харелт не видел года два. Тогда же последний раз и бывал в её комнатах… Кабинет, где их и встретила Элин, конечно, сохранил тиснёные золотом тёмно-зелёные обои. Но вместо цветов и женских безделушек на каминной полке теперь расположился небольшой алтарь Единого, а голые стены жалобно темнели там, где ещё недавно висели картины и гобелены. Из мебели остались только массивный письменный стол и единственный жёсткий неудобный стул. Изменилась и кузина, превратившись в восемнадцатилетнюю девушку и полную противоположность старшей сестры. Уна и до замужества была склонна к полноте, волосы каждый раз заплетала в настоящее произведение искусства и носила модные платья. Элин выросла худощавой, каштановые волосы собирала в пучок на затылке, а платье… Просторное. Но если старшая две недели назад явилась в особняк Хаттан, преисполненная множества кружев и складок, призванных одновременно подчёркивать фигуру и имитировать беременный животик – как предписывала мода, то наряд Элин напоминал скорее приталенный балахон.