И вот, наконец, они оба вышли на опушку, и солнечный свет, теплый и по-весеннему ласковый, скользнул по их лицам, и Хизаши заметил, что его тело вернулось к прежнему виду, и это, кто бы мог подумать, не принесло разочарования. Хизаши поправил смятые рукава хаори, раскрыл веер и, обмахиваясь, бодро поспешил по тропинке к городу.
Им еще предстояло многое рассказать и не меньше объяснить.
Церемония Гаппай-но хи состоялась через пять дней после того, как вернулся последний из учеников. К тому времени все жители их павильона собрались вместе и поделились друг с другом своими историями. Впрочем, не у всех истории эти были полны подвигов и приключений.
– Ну и как же твой отороси? – ехидно осведомился Хизаши, едва Мадока закончил приводить себя в порядок после посещения целителя и съел выданный ему вне очереди обед. Они с Кентой отделались довольно рано, только Хизаши пришлось изрядно задержаться для беседы с почтенными наставниками. И даже если почтения к ним Хизаши не испытывал, все равно был должен прислушиваться к их мнению. И о проведенном в компании Ниихары и Морикавы часе вспоминать не хотелось.
Вместо этого гораздо приятнее посмеяться над незадачливым охотником на легендарных монстров.
– Он… – Глаза Мадоки расширились, а щеки заалели. – Он такой… ну, ты понимаешь. Он огромный и… огромный и жутко страшный. Но я не испугался, вы не подумайте. Я шагнул к нему, и вдруг что-то промелькнуло передо мной. – Мадока в порыве вдохновения возомнил себя актером кабуки и принялся медленными широкими жестами изображать собственную же выдумку. – Но я был готов! Отороси сидел на перекладине храмовых ворот и глазищами так на меня зыркал. Наверняка испугался, зараза. И я, значит, иду к нему…
Под тремя парами глаз Мадока снова замялся, видимо, еще не придумав окончание истории, поэтому Хизаши подсказал:
– Споткнулся о его длинные волосы?
– Говорят, они отрастают до такой степени, что волочатся по земле, когда отороси забирается на тории, – с серьезным видом добавил Сасаки. И не поймешь, смеется он над товарищем или пытается поддержать.
Мадока замер, опустил артистично вскинутую руку и буркнул:
– Ой да ну вас.
Он сел рядом с Кентой и тихо пробормотал:
– Не нашел я отороси. Наверное, он узнал о моих планах и спрятался.
Кента похлопал его по спине с понимающей улыбкой.
– Ничего страшного, не в этом же главная сила оммёдзи.
– А в чем, если не в мече? – шмыгнул Мадока носом. – Я же… Я же только ради этого и записывался в Дзисин. А в итоге вот, какой-то глупый идзю[89].
Сасаки пересел к нему поближе и, опустившись на колени напротив, дружески потрепал по плечу.
– Куматани-кун прав, тем более в следующем году в это же время ты можешь попробовать еще раз.
– В смысле? – одновременно воскликнули Мадока и Хизаши. Кента сразу же на него посмотрел, да с таким облегчением во взгляде, будто отсутствие у Хизаши ёкая для церемонии принятия меча это было почти что смертным приговором.
– Вы не знали? – удивился Сасаки. – Морикава-сэнсэй говорил об этом с кем-то из старших учеников, и я услышал.
– Арата-а-а! – взревел Мадока и, схватив его за плечи, начал трясти. – Как ты мог молчать?! Ты же видел, как я нервничаю!
Пока Арата пытался оправдаться и не лишиться при этом языка, Куматани наклонился к Хизаши и тихо сказал:
– Как я рад. Теперь даже если тебе не позволят использовать веер вместо меча, следующей весной ты попробуешь снова.
Хизаши безразлично пожал плечами и закрыл глаза. После обеда ему всегда очень хотелось спать.
За день до церемонии Хизаши вызвали на аудиенцию с Ниихарой-сэнсэем. Старый оммёдзи был, как всегда, многословен, но очень неконкретен, и после того, как напился заваренным Хизаши чаем, все-таки передал решение старейшин школы.
– Твой веер весьма непрост. В нем есть что-то от цукумогами, но при этом он остается всего лишь предметом. Поскольку ты прошел испытание и одолел Морикаву, не используя иного оружия, тебе дозволено не проходить церемонию Гаппай-но хи. И это, дорогой мой Хизаши-кун, редкая привилегия. Цени ее.
Хизаши ценил. Он сжимал в пальцах гладкие пластины сложенного веера, ощущая исходящее от них тепло, на какое не было способно даже его собственное тело, и смотрел, как под бой барабанов-тайко молодые люди в церемониальной одежде по очереди подходят к главе школы оммёдо и экзорцизма Дзисин и, встав на колени и преклонив голову, повторяют ритуальные слова. Несмотря на грохот барабанов, их слышит каждый.
Я, Куматани Кента…
Я, Мадока Джун…
Я, Сасаки Арата, принимаю на себя ответственность перед богами и людьми…
…благословлять словом…
…и карать мечом…
…имя которому отныне…
– Цубамэ[90], – говорит Сасаки.
– Каёку[91], – говорит Мадока.
– Има[92], – говорит Кента и принимает из рук главы простую катану, в которой заключен дух маленького усаги, получившего шанс исцелиться в металлическом плену.
Хизаши поздравил товарищей и, когда встретился взглядами с Кентой, снова увидел в нем перемену. С ножнами в руке, он стоял гордый и спокойный, словно наконец-то нашел опору, от которой будет отталкиваться в поисках своего места.
– Поздравляю, – кивнул ему Хизаши. – Отличное имя для меча.
– Мне тоже нравится, – широко улыбнулся Кента и поднял ножны повыше. – Завтрашний день – это очень важно, как и прошедшие годы. Но то, что здесь и сейчас… Это ведь гораздо важнее?
Горели праздничные красные фонари, стучали барабаны и кто-то играл на кото, и звуки музыки поднимались к вечернему небу над снежной шапкой высокой горы Тэнсэй. Эта ночь принадлежит им всем – кто получил меч и чья цель стала немного ярче и ближе.
А в середине фумидзуки, месяца лотосов, они узнают, что в деревне под названием Суцумэ, на юге провинции Мино, некоторые семьи начали страдать от странных и необъяснимых ночных нападений. И это станет первым делом, порученным Сасаки Арате, Мадоке Джуну, Мацумото Хизаши и Куматани Кенте.
Рассказ о проклятом месте в лесу близ горы Тэнсэй оставил тягостное впечатление у пары оммёдзи. Хизаши же, заканчивая повествование, все еще не мог понять несколько вещей.
– Если та коробка с проклятием дело рук гадателей, то зачем им это? У всего должна быть цель. Даже убийство всех деревенских могло оказаться местью или демонстрацией силы. Но я все еще не понимаю, кому нужно отравлять землю в глухом лесу, куда можно зайти только по случайности, как мы с Кентой?
– Ты еще не понял? – усмехнулся Юдай.
– Ну куда уж мне, – сразу ощетинился Хизаши. – Поделись мудростью, Учида-сэнсэй.
– Такие вещи можно делать вдали от людей потому, что это первая попытка. Проклятие на пробу. Сработает или нет.
Хизаши от удивления едва не открыл рот. Они еще не покинули пределы мертвой деревни, но были на ее окраине, чтобы не ощущать чудовищного давления темной энергии, которая там властвовала. Арата отправил кицунэ искать следы гадателей, забравших Кенту, и пока она не вернулась, Хизаши поделился их с Куматани ловлей ёкаев для церемонии обретения меча.
– Проклятие на пробу? – повторил он. – А в этом есть смысл… Кроме одного момента. Как узнать, что оно достаточно опасно, коль там не бывает людей? Да и не слишком ли рискованно выбирать лес так близко от одной из трех великих школ оммёдо? Да и Кёкан там тоже, если подумать, не за горами.
Сасаки робко предположил:
– Но вы же забрели? Может, и был расчет, что кто-то из неосторожных учеников во время подготовки к церемонии слишком увлечется погоней?
– Дерзко! – воскликнул Хизаши и вспомнил о Кенте. Тогда он еще не был одержим, пять лет тому назад и подавно. А вот сейчас коробку точно оставил он. – Но, если честно, мы и сами подумали об этом. Просто…
– Казалось слишком невероятным, – подсказал Сасаки.
– Наверное. Скорее, у этого не было смысла.
– А сейчас? – спросил Юдай. – Сейчас смысл появился?
Хизаши не ответил, однако чувствовал, что отгадка прямо перед ними, тянется как ниточка, только ухвати за нужный конец. Но он ускользал сквозь пальцы, стоило чуть сосредоточиться.
Тут как раз вернулась кицунэ, и Арата взволнованно вскинулся.
– Она взяла след! – сообщил он. – Гадатели ушли не пешком, у них была повозка, и она оставила особый запах благовоний. Земля сухая, поэтому мы не заметили полос, иначе отправились бы в погоню раньше.
– Так не будем медлить! – Учида схватил нагинату. Арата пустил лису вперед, и та исчезла, но ученик Кёкан продолжал видеть ее благодаря привязке. Он вел их вдоль леса, а потом вывел к дороге, примыкающей, как объяснил Юдай, к главному тракту, соединяющему столицу с другими крупными городами империи Ямато. Троица молодых путников непременно привлекла бы внимание, но им повезло – в этот час дорога была пуста, однако без лошадей догнать беглецов почти невозможно, а ведь у тех еще и фора по времени. Хизаши стиснул зубы, бессилие душило и стучало кровью в ушах. Он готов был мчаться дни напролет, не зная отдыха и сна, но это тело, это жалкое тело, к которому он уже привык, на такое не способно.
– Да будь оно все проклято! – выругался он. – Куда они могли увезти Кенту?
– Или куда Кента повез их, – поправил Учида.
– Заткнись, – рыкнул на него Хизаши. – На чьей ты вообще стороне?
– Мацумото-сан, Учида… – попытался остановить их Сасаки, но тщетно. Напряжение, неутихающее ни на миг с того момента, как они вошли в мертвую деревню, превратилось в пожар, и он сжигал Хизаши изнутри. В нем была ярость, в нем было отчаяние, страх, надежда, тоска и самое горькое, самое мерзкое чувство – вина.
– Явно не на твоей, – холодно ответил Юдай. – Прекрати делать вид, что только тебе важна судьба Куматани. Если бы не ты, ничего этого вообще бы не произошло. Поэтому умерь пыл и уясни одну вещь, Мацумото. Тот, кого мы преследуем сейчас, не твой друг. Если он еще там, внутри самого себя, хорошо. Но нам