– Миюки-сан? – припомнил он названное хозяйкой имя.
– Нет, это моя старшая сестра. Меня зовут Момоко. Я принесла обед и кувшин нашего фирменного рисового вина, которое матушка делает по семейному рецепту.
– У госпожи Асами две дочери? – удивился Юдай. По виду мать недалеко ушла от собственных уже вполне взрослых детей.
– У меня еще три сестры, – улыбнулась Момоко. – Минори и Миюки старшие, Михо младшая.
– О… – только и смог сказать Юдай, у него была всего одна сестра. – Вашей матушке непросто приходится.
– Матушка очень умная, – уже гораздо шире улыбнулась девушка и, спохватившись, прикрыла рот рукавом. – Простите, господин. У нас не так часто появляются новые постояльцы.
У нее были очень красивые глаза, Юдай сам не заметил, что изучает девушку слишком уж пристально, поэтому отвернулся и неловко кашлянул.
– Неудивительно. Рёкан лучше строить поближе к главному тракту.
– Наша семья любит уединение, да и люди к нам все же заходят. Иногда.
Голос Момоко стелился нежнейшим бархатом, одно удовольствие слушать. Но тут в глубине дома что-то с грохотом упало, и очарование момента было нарушено. Тонкие высокие брови Момоко гневно изогнулись.
– Вот же неловкая девчонка!
– Кто?
– Молодому господину не стоит забивать себе голову ерундой, – ответила Момоко и поклонилась. – Мне нужно вернуться к делам. Прошу, ешьте и отдыхайте.
Она ушла, и Юдай, прежде чем приступить к трапезе, переоделся в гостевую юкату, сел за стол и критически оглядел предложенные радушной хозяйкой блюда, после чего решительно отодвинул кувшинчик вина и разложенные в форме дракона суши. Плошки риса с маринованными овощами ему вполне хватило, чтобы насытиться и не подвергнуть дух лишним соблазнам. С долгой дороги стоило бы искупаться, но после еды вдруг навалилась сонливость и, как Юдай ей ни противился, взяла свое.
Проснулся он на закате. Зловещее красноватое свечение просачивалось сквозь полупрозрачную бумагу, и казалось, что рама объята огнем. Юдай с трудом выпрямил спину и обнаружил, что заснул там же, где и сидел, и с тех пор прошло едва ли не полдня. Первым делом метнулся за ширму, но нагината стояла там, где ее оставили. А вот нетронутые блюда со стола исчезли, значит, кто-то все-таки заходил в комнату.
Юдай нахмурился. Ему не нравилось, когда его видели спящим и беззащитным, к соседям по комнате в Фусин он привык, хотя всегда держал заметную дистанцию, тут же он не знал никого.
Неприятное чувство заскреблось в груди. Еще не тревога, но уже легкое беспокойство, оно не давало полностью расслабиться, впрочем, едва ли в мире существовал человек, который видел взрослого Юдая расслабленным.
Он вышел из комнаты и отправился на поиски госпожи Асами или слуг, чтобы узнать расположение купальни. Однако вместо них повстречал Фудо.
– Молодой господин, молодой господин! – радостно поспешил тот к нему. – Это поистине благословенное место, точно вам говорю. Вот и не смотри, что на отшибе, а ведь всего в достатке, и еды, и вина, и красавиц. Я о господских дочках, конечно. Ну что за нежные лилии эти девицы!..
Он наконец поравнялся с Юдаем и перестал оглашать непристойными речами коридоры рёкана.
– Лошади накормлены? – строго спросил он.
– Так точно, молодой господин. Накормлены, напоены. И я тоже, с позволения сказать, не прочь перекусить. И до того вкусное рисовое вино делает здешняя хозяйка, ну да вы наверняка уже сами знаете.
Багровый свет заходящего солнца без препятствий проникал под крышу галереи, опоясывающей верхний ярус рёкана одним слоем снаружи и другим – со стороны внутреннего двора. Воздух начал остывать, запахи усилились, от них мягко кружилась голова. Юдай списал это на усталость и неудачный дневной сон, после которого ощущал не столько расслабление, сколько тянущую боль в мышцах и неприятную вялость. Он вызнал, как попасть в общую купальню, и, быстро вымывшись, недалеко от широкой лестницы пересекся с незнакомой юной девушкой в простом платье крестьянки. Платок с узлом на лбу прикрывал волосы, но упрямые прядки выбивались из челки, круглое лицо еще хранило детскую припухлость, но темные глаза смотрели по-взрослому настороженно.
– Господина ожидают к ужину, – сообщила она, опустив взгляд в пол. Тени длинных ресниц легли на щеки, и почему-то в этот момент девчушка показалась Юдаю зловещей, похожей на юрэй. – Ваш слуга уже спустился.
Закончив, она тем не менее не отошла в сторону, а продолжила преграждать путь. За ее хрупкой фигуркой и столбиками перил открывался обзор на просторное помещение. Ужин начался, и Юдай лишь только сейчас услышал шум разговоров, звон пиал и журчание девичьих голосов, сопровождающихся перебором струн кото[104]. Подойдя ближе к перилам, Юдай посмотрел вниз: уже установили длинные столы, сдвинув их незамкнутым квадратом, а в его центре на подушках сидела госпожа Асами и изящно перебирала струны металлическими «когтями», надетыми на пальцы. Все четыре ее дочери обслуживали постояльцев – подливали им сакэ, нежно улыбались и смеялись их шуткам.
– Откуда они все? – спросил Юдай, перебегая взглядом от одного человека к другому, мельком отметив, что и Фудо уже сидел за столом и принимал от девушки в красном наполненную до краев чашу. Перед его соседом в одежде простого торговца стояло огромное блюдо с раменом, а сам он одну за другой поедал лепешки окономияки[105]. Пожилая женщина жадно хватала палочками остатки свежего тунца с тарелки. В помещении витали ароматы разнообразной еды и алкогольные пары. Юдай скривился.
– Что за жалкое зрелище, – пробормотал он.
– Разве вы не хотите присоединиться? – спросила служанка.
– Я оммёдзи и не должен идти на поводу у жадности, – возмущенно ответил Юдай. – Энергия ки может застопориться.
Она с серьезным видом покивала, будто что-то поняла.
– Все наши гости сейчас внизу, – сказала она и подняла на Юдая взгляд. – Госпожа надеется, что они запомнят этот ужин навсегда.
Со столь странными словами она неглубоко поклонилась и поспешила прочь. Юдай же начал спускаться и тут же был замечен Момоко.
– А вот и молодой господин! – пьяно возликовал Фудо, неловко вскакивая и едва не проливая вино на голову соседу. – Как же хорошо, что вы… Ой! Что вы пришли! Я занял вам местечко, вот!
Он начал суетиться, пытаясь выпихнуть из-за стола торговца, который при этом чуть не подавился здоровым куском речной слабосоленой форели.
– Да отвали ты! – возмутился торговец и в ответ так оттолкнул Фудо, что тот упал на задницу, и к нему подбежала хозяйская дочка и принялась утешать.
Юдай спустился и брезгливо оглядел праздник желудка, в который превратился странный ужин. Госпожа Асами приветливо кивнула, чуть склонив голову, и бубенчики в ее прическе со звоном колыхнулись на длинных шпильках. Замелькали «когти», цепляя туго натянутые струны кото, музыкантша изящно склонилась над инструментом, и мелодия ускорилась, рождая волны тревоги в душе, а потом снова сбавила обороты, лаская слух нежными нотами. Четыре сестры присоединились к матери, старшая села рядом и взяла в руки биву, а три другие раскрыли широкие веера и начали танец.
Юдай сел на первое попавшееся место и пододвинул к себе миску пустого мисо-супа, на который не нашлось других охотников.
– Господин, попробуйте вот этого, – Фудо протянул ему зажатую в палочках креветку. – Ешьте-ешьте, госпожа Асами угощает.
Рядом опустилась на колени Момоко и, прикрыв лицо раскрытым веером, посмотрела поверх чарующим взглядом.
– Что же вы не едите, молодой господин Учида? Или вам не по нраву наши блюда? Только скажите, матушка тотчас распорядится, чтобы принесли все ваше самое любимое.
– Я не голоден, – ответил он. – И к чему этот пир?
– Разве вам не по нраву веселье?
– Мне не до веселья сейчас. Прошу, продолжайте без меня.
Толком не притронувшись к супу, он поднялся, кивнул хозяйке и решительно направился к лестнице. На мгновение сбилась дивная мелодия, будто под пальчиком музыкантши лопнула струна. Юдай не стал оборачиваться, поднялся по лестнице и прямиком пошел в свою комнату по правую руку от нее. На противоположном конце галереи стояла служанка в платке, но, завидев Юдая, поспешно скрылась.
Оставшись в одиночестве, Юдай дал волю гневу. В пределах своей школы он много времени проводил в медитациях и усмирении мыслей, но все же иногда, особенно в такие моменты, как сейчас, он начинал чувствовать жар в груди, что, казалось, не выплесни он его, и все сгорит в огне. Он ничего не говорил родителям, поделился лишь со своим наставником в Фусин, испугавшись, что может быть одержим, но тот успокоил – Юдай сам виноват, заперев себя в жестких рамках постоянной сдержанности, и пожинал ее последствия. И, скорее всего, однажды это пройдет. Списывал на возраст, ведь Юдай слишком рано оказался в числе младших учеников школы оммёдо и экзорцизма, и когда многие только приходили к ее воротам с желанием учиться, он уже сам мог заменять учителей в некоторых вопросах.
Напомнив себе все эти слова сэнсэя, Учида выдохнул, схватил нагинату и отправился искать выход во внутренний двор, пустующий, пока постояльцы набивали животы. По узенькой лесенке он спустился в заросший сад и сразу ощутил запах воды и идущую от нее прохладу. Скинув юкату до пояса, он размял мышцы и, представив противника, принялся методично отрабатывать удары. Замах с одной руки – быстрый шаг назад. Рывок, перебросить с одной руки в другую, ударить с другого бока – быстрый шаг назад. Дыхание вырывалось наружу с приглушенными возгласами, между напряженных лопаток скопился пот и щекочущими каплями потек вдоль позвоночника. Когда в руках появилась приятная ноющая боль, Юдай замер, выпрямился и, совершив ритуальный поклон невидимому сопернику, позволил себе расслабленный выдох. Голова наконец-то очистилась, стало легко и спокойно. Он опустился в позу для медитации прямо тут, на берегу пруда, закрыл глаза и начал прислушиваться к голосам природы вокруг.