Учида не стал возвращаться вместе с ними, решив продолжить паломничество, как и обещал матери. С Хизаши он попрощался сухо, но не так, как мог бы. С Кентой же они расстались добрыми друзьями – так всегда бывало с теми, кто много времени проводил рядом с Куматани.
В соседней деревне напросились в телегу к одному отзывчивому старику и устроились на сене с удобством, прикрывшись от солнца широкими полями соломенных шляп.
– Уже думаешь, как написать отчет? – в шутку спросил Хизаши у задумчиво жующего травинку Кенты.
– Верно. Все вроде бы ясно, но что-то будто ускользает от внимания.
– Ты просто устал. Это нормально. Мы оба устали, а вот Мадока уже, наверное, давно просиживает зад в идзакае.
Кента усмехнулся и выплюнул травинку. Старик придержал неторопливого мула, и телега встала возле сидящего в пыли на обочине паренька. Тот широко осклабился и, сдвинув шляпу на затылок, подхватил узелок и перемахнул через бортик.
– Вы, – вместо приветствия озвучил он очевидное. Голос у него был все таким же неприятно высоким, совсем мальчишеским, почти детским, хоть он и отчаянно пытался басить как взрослый.
– Мы, – ответил Хизаши. – А вот тебя, малец, чего так далеко занесло?
– Здравствуй, Томоё, – с улыбкой поздоровался Кента. – Путешествуешь?
– Ездил проведать дальних родственников.
– Насколько дальних? – вклинился Хизаши. Теперь в уютной прежде телеге стало слишком тесно.
– Не твое собачье дело, – огрызнулся Томоё. – И я тебе не малец!
– Когда бороду отрастишь, тогда будешь не малец, – ответил Хизаши и добавил: – Малец.
Сзади по-доброму хохотнул старик и подстегнул флегматичного мула, который и не подумал ускориться. Томоё завозился, чтобы устроиться поближе к Кенте и подальше от Хизаши, что было непросто. В итоге он примостился между ними, распихав острыми локтями.
– Откуда едете? – спросил он у Кенты. – Выглядишь паршиво.
– Это дела школы Дзисин, – ответил Кента уклончиво. – Тебе все равно будет неинтересно.
– И что? – не сдавался пацан. – Опасно было?
– Не более обычного. Мы все-таки будущие оммёдзи.
Хизаши недовольно фыркнул. Вообще-то они совершили даже два подвига вместо одного, а Кента преуменьшает их заслуги, чтобы не напугать какого-то наглого мальчишку.
– Потом в идзакае дядьки Цутому перед его дочкой будешь хвастаться, – пробурчал Томоё.
Кента растерянно заморгал.
– Зачем мне хвастаться перед Ханако-тян?
– Ханако-тян, – передразнил Томоё и отвернулся, правда, оказавшись лицом к лицу с Хизаши, и зажмурился. – Все, я спать.
– Ты смешной, – заметил Кента, но Томоё уже притворился спящим, спрятавшись за нелепо большой для его головы шляпой.
Хизаши хотел было отпихнуть его, но поймал взгляд Кенты и передумал.
– Почему он кажется мне таким знакомым? – тихо поинтересовался Куматани. – Мы редко видимся, и все же…
Так и не договорив, он тоже откинулся на душистую свежую копну и затих.
Хизаши пригрелся, но не заснул, из-под ресниц наблюдая, как медленно утекают вдаль поля и луга с проплешинами редких деревьев, а дорога змеится желто-рыжей полосой, теряясь на горизонте.
Оказалось, что Хизаши все-таки задремал, потому как уже стемнело, когда Кента растолкал его на подъезде к управлению Дзисин. Томоё не было в телеге, и они, пересев на выделенных им лошадей, проделали остаток пути верхом. С первыми летними звездами добрались до ворот школы и пересекли магический барьер, который в этот раз, как и в сотни раз до этого, не заметил обмана. Лошадей забрали, а самих юношей приветствовали как равных – как настоящих оммёдзи. Они поднялись на площадку с жилыми павильонами, и у входа их встречал Арата.
– Я сохранил твои письма, как и договаривались, – сказал он чуть позже.
Хизаши собирался в купальню, смыть дорожную пыль и усталость, когда услышал обрывок их разговора.
– Что за письма?
Кента обернулся с отстраненной улыбкой.
– Ты идешь мыться? Хорошо, я вскоре присоединюсь к тебе.
На вопрос он отвечать не пожелал, и у Хизаши появилось неприятное колкое чувство. У Кенты был секрет, и Хизаши о нем не знал, а Сасаки – знал. Арата сразу сбежал куда-то, а ему на смену пришел Мадока, шумный и невыносимый, в основном из-за того, что узнал, насколько героическими и интересными были их дальнейшие приключения без него. И только Хизаши мог прочитать по лицу Кенты, что ничего героического и интересного он в них не видел, зато видел боль, слезы и горечь.
Однако теплая вода в пустой в этот поздний час купальне вернула Хизаши настроение, и на обратном пути – Кенту решил не ждать – он рассчитывал подышать свежим воздухом с вершины Тэнсэй, но увидел Куматани. Он что-то сжимал в руке, и когда они поравнялись, протянул ему на раскрытой ладони.
– Это тебе.
Хизаши увидел мешочек омамори[131] из ярко-красного шелка, сшитый не слишком аккуратно, но со старанием. Кента смотрел вопросительно и немного смущенно.
– Что? Недостаточно красивый?
В его голосе слышался вызов, и Хизаши усмехнулся.
– Конечно, ему не хватает изящества, но в целом работа недурна. У мастера есть талант.
Щеки Кенты покраснели. Хизаши взял омамори и рассмотрел на свет.
– И правда, весьма… красиво.
– Я сделал его давно, но, – Кента замялся, – мне казалось, тебе не нужны обереги.
– Что же изменилось?
– Не знаю, – пожал плечами Кента. – Вдруг подумалось, что защита нужна даже тем, кто кажется сильным снаружи. Чтобы… Чтобы однажды они тоже случайно не стали жертвами.
Уже пройдя мимо, Кента обернулся и сказал.
– Пока ты мылся, Арата-кун кое в чем признался. Он покидает Дзисин навсегда.
Хизаши удивленно застыл.
– Покидает Дзисин? Но зачем? Почему?
Он сам не мог разобраться, отчего так распереживался из-за человека, который был только его слабым соучеником. Просто будто что-то незыблемое сдвинулось, и появилась первая трещина.
– Не знаю, – ответил Кента и с печальной улыбкой добавил: – Может, он ищет свое место?
Хизаши сжал в кулаке омамори и бросился в их павильон, но, ворвавшись туда, так ничего и не сказал Сасаки, который даже на мгновение взглянул на него так, будто ждал именно его слов. И все же они не прозвучали.
Хизаши не хотел становиться дурным богом, но готов ли он был стать хорошим человеком? Этого он еще не знал.
Хизаши еще не до конца свыкся с мыслью, что ему помогает такая толпа людей, прежде не испытывавших к нему теплой привязанности. В смятении ища помощь, он, конечно, первым делом вспомнил Учиду и Сасаки, последнего исключительно из-за принадлежности к Кёкан, но вот о чем точно никак не мог подумать, так это что к их маленькому отряду примкнет беглая шаманка и увалень Мадока. А ведь с ним у Хизаши всегда все было сложно. И тем не менее их пятеро и они двигались по тракту дальше к северу, по направлению к долине Хоси, хотя после придорожной идзакаи их планы несколько изменились.
– Так, значит, это был хитобан-людоед? – Юдай пристально посмотрел ему в глаза, когда они вернулись под крышу, и Хизаши решился поведать о том, что узнал от знакомого ёкая. – И ты его отпустил?
– Кента обещал не трогать его, если он оставит свои хищные замашки.
– Ладно Куматани, но ты как поверил словам хитобана?
– Ёкаи верят ёкаям, так случается, – хмыкнул Хизаши и неторопливо принялся за еду, хотя его спокойствие было наигранным, ведь на самом деле внутри горело от желания бросить все и немедля ринуться дальше вдогонку гадателям.
Учиду было таким не смутить, и все же он немного поменял тон, продолжив чуть менее напористо:
– Если предположить, что хитобан не обманул, место, куда стекаются гадатели, не должно быть далеко от долины Хоси. Скорее всего, это она и есть.
– Тогда чего сидим? – Мадока отвел от губ очередную наполненную чашку. – Догоним шарлатанов и как…
– Не догоним, – перебила его Чиёко. – С каждым нашим словом, с каждым нашим шагом по тракту они все дальше, ведь у них есть повозка и они точно знают, куда едут. Нам уж ни за что не поравняться с ними, и лучше понять, как быстрее и надежнее добраться до долины.
Все сразу посмотрели на фусинца. Учида не стал снова разворачивать карту, ответил так, по памяти:
– Путь по дороге самый долгий, это очевидно. И на ней мы будем слишком заметны, а едва ли Дзисин оставили попытки поймать Мацумото.
– Мне ничего про это неизвестно, – помрачнел Мадока, – но в школе появлялись какие-то чужаки, они прятали лица, и с ними общались только учителя. Те, что не отправились на состязания.
– Наверняка это черные оммёдзи, нанятые школой, чтобы не замарать руки, – процедил Хизаши. У него остались неприятные впечатления от близкого знакомства с одним таким.
Мадока вздохнул, но не стал оправдывать Дзисин, хотя по его лицу всегда было заметно, когда он вот-вот готов затеять склоку.
– Здесь в десятке ри небольшая деревенька, – сказал Юдай. – Если выйдем сейчас, часть ночи успеем провести под крышей. С утра кто-то должен будет узнать новости в управлении Дзисин. Если я не ошибаюсь, дальше по пути есть одно не очень крупное. Повезет, – узнаем про другие коробки проклятия, если их находили, и не вызовем подозрений у служащих управления.
– Я сделаю это, – кивнул Мадока. – Скажу, что возвращаюсь с задания.
– Хорошо, так и поступим. Закончим ужин и продолжим путь.
Учида не подвел, все вышло, как и задумывалось. Добрые люди дали им кров, но Хизаши не спалось. Едва в доме все стихло, он поднялся с тонкого футона и вышел на улицу. Ночь месяца камелий ещё срывала с губ облачка пара, пальцы привычно нырнули в складки широких рукавов хаори, и Хизаши устроился на террасе, глядя на небо сквозь просветы в рваном полотне облаков. Они медленно двигались, показывая то одну часть звёздного рисунка, то другую, желтоватый лунный свет казался отблеском от бумажного фонаря.
«Не сиди на улице, замерзнешь же».