– Тебе мало было той пощечины от продавщицы рыбы? – спросил он, не скрывая насмешки. Тогда Мадока получил по лицу не нежной девичьей ладошкой, а хвостом сельди.
– Нам с ней не суждено было быть вместе, – важно ответил Мадока.
– С продавщицей или с рыбой?
– Мацумото! Хотя бы сегодня не порть настроение!
Девушка обернулась на них, и скулы Мадоки мгновенно заалели. Обожая женщин, он тем не менее в их присутствии терялся, как ребенок.
– Жаль, Ханако-тян больше не работает, – сказал Кента, делая знак не обращать на них внимание. – Надеюсь, она счастлива со своим избранником.
– Неужели ее брак разбил тебе сердце? – ужаснулся Мадока. – Если так, то за это надо немедля выпить!
– Тебе уже хватит, – подал голос Хизаши. – С каждым днем ты все больше и больше, никто не потащит такую тушу на своем горбу.
– Это мышцы. Тебе бы они тоже не помешали, а то скоро, того и гляди, парни начнут свататься уже к нашему Мацумото.
– Джун, – укоризненно протянул Кента. – Зато экзамен на владение ки он сдал, даже толком не начав, а ты…
И не наврал – Джун справился едва-едва, но вместо того, чтобы заняться медитациями, невероятно собой гордился. Его сила была в мече, будучи истинным адептом Дзисин, он предпочитал рубить зло, не тратя времени на заклинания и ритуалы.
– Интересно, как там сейчас Арата? – вдруг спросил Мадока.
Сасаки они не видели ни разу с тех пор, как он ушел в школу Сопереживания, письма туда не доходили, а сам юноша, похоже, не горел желанием поддерживать связь с бывшими соучениками. Кента верил, что у него все хорошо, ведь иначе и быть не могло. Он покрутил в пальцах крохотную чашку для вина, но пить не стал, как и всегда.
– Демоны Ёми! До чего же шумно сегодня! – не выдержал Хизаши и зло зыркнул в сторону особо веселой компании.
– Давайте вернемся? – предложил Кента. Ему было немного грустно, и оттого он не стремился к продолжению их скромного банкета. Хотя со скромностью он поспешил – у Мацумото никогда не переводились деньги, и никто не понимал, откуда они берутся. Впрочем, если раньше младшие ученики получали малую часть от оплаты услуг школы, то теперь Кента уже мог и отправлять деньги матери, и копить на будущее.
– Еще чего! – фыркнул Джун. – Мы же только пришли.
– Твое «только пришли» тянется с начала часа Свиньи, – поправил Хизаши. – А сейчас, как думаешь, сколько?
– Откуда мне знать?
– Девять ударов уже пробили, болван.
Кента слушал их с улыбкой. Хизаши стал заметно мягче, чем в самом начале обучения. И хоть продолжал то и дело ворчать и препираться с Мадокой, за этим угадывалось тепло, которое Мацумото уже не так сильно скрывал. И лишь тайна вокруг него продолжала оставаться тайной.
Кента почти убедил себя, что только попусту переживает, и ничего страшного уже не случится.
– Давайте не будем ругаться? – предложил он. – Все-таки сегодня у нас праздник.
Мадока с готовностью поднял чашку, Хизаши повторил за ним, и вот эти двое уже мирно выпивают, будто и не цеплялись языками буквально только что. Да, много времени прошло, все изменилось и словно бы осталось прежним.
На улице мороз чуть пощипывал щеки, небо было ясным и бездонным, как океан с плещущимися в нем серебряными точками звезд. Мадока тянул всех за собой в баню, но интересовала его отнюдь не горячая вода, а симпатичные юна[172], которые с наступлением темноты становились очень сговорчивыми. Повезло, что их догнала та самая компания соучеников, и Мадока увязался с ними продолжать веселье до утра. Когда гомон их голосов и смеха смолк вдалеке, и воздух снова стал неподвижен и тих, Хизаши громко, с облегчением вздохнул.
– Наконец-то. Он никогда не повзрослеет.
– А надо ли? – хмыкнул Кента. – Главное, что у него чистое сердце.
– Ну да, ты же у нас специалист по человеческим сердцам.
Они медленно двинулись в обратную сторону, к перекрестку, от которого одна из дорог шла вверх – к воротам Дзисин. Тории испускали теплое свечение духовной энергии, питавшей их и барьер вокруг горы. Ночью это было очень красиво: если присмотреться, можно увидеть, как изредка волны золотистого мерцания расходятся в стороны от ворот, будто крылья хоодо[173] с огненными перьями. Вверх все так же уходила цепочка огоньков вдоль лестницы, в ясную погоду их было видно даже из города.
– Скажи, Хизаши, есть что-то, о чем ты сильно жалеешь? – спросил Кента.
– Например?
Кента посмотрел на небо, а потом снова на дорожку огней впереди.
– Не знаю. У каждого это что-то свое.
– Ну уж не уходи от вопроса. Раз спросил, так говори сам. О чем жалеешь ты? – Хизаши плотнее запахнулся в утепленное хаори. – Наверняка это что-то жутко незначительное.
– С тех пор, как я смог попрощаться с душой отца, мне кажется, что поводы для сожалений закончились.
– Это ненадолго, – по-своему «утешил» Хизаши.
– И все же? О чем ты жалеешь, Хизаши?
Тот тихо выдохнул и пробормотал что-то еле слышно, после чего заговорил:
– Много о чем. Тебе никогда не понять, ведь ты… ты еще слишком молод.
– Разве несколько лет разницы так уж значимы? – намеренно шутливо поинтересовался Кента. Сердце привычно застыло в ожидании – вот-вот друг проговорится, даст хоть единый намек.
Но снова мимо.
– Дело не в возрасте, а в жизненном опыте. Я много путешествовал, а ты за ворота деревни и шагу не сделал, пока не выгнали.
– Меня не выгнали… – перебил Кента, но под хитрым разноглазым взглядом сдался: – Но решение уйти я принял сам. Главное же, что сейчас все хорошо.
– Ты так любишь упрощать, где не надо, и усложнять то, что в усложнении не нуждается, – пожурил его Хизаши. – Если хочешь спросить что-то конкретное, спрашивай. Ни к чему эти долгие прелюдии.
Они остановились почти перед самыми воротами. Научившись многому в Дзисин, Кента теперь всем телом ощущал идущую от них силу сложных заклинаний, от нее становилось теплее, так и хотелось подойти ближе. Интересно, как их чувствует Мацумото? Должно быть, совсем иначе.
– Почему ты желал обучаться именно в Дзисин, но совершенно не чтишь их традиции? Даже меча не носишь, – спросил все-таки Кента.
Хизаши повернулся к нему и недоуменно заморгал. Потом удивление на его бледном лице сменилось весельем. Громко хохотнув, он взмахнул рукой.
– И всего-то? Тебя так волнует, почему Дзисин? Разве я не объяснял? Они лучшие, вот и весь секрет. Я хочу учиться у лучших.
Кента остро чувствовал ложь, видел ее, как расползающуюся кляксу на белоснежном листе. Думал, что уже не испытает разочарования – смирился, – но ошибся.
– Понятно, – сказал он. – Идем.
Он пошел вперед и первым, как и тогда, прошел под перекладиной тории, сквозь защитный барьер школы Дзисин. Мацумото, как и прежде, неслышно последовал за ним.
«Он мне не доверяет. Почему он все еще мне не доверяет?»
В кабинете Морикавы сладковато пахло благовониями, за низким столом сидел его владелец, погруженный в разбор многочисленных свитков. Свет в избытке проникал в помещение сквозь открытые сёдзи в задней части комнаты, и вместе с ним залетал свежий зимний воздух с запахом снега.
Куматани переглянулся с Хизаши – казалось, учитель, пригласив их зайти, мгновенно об этом позабыл. Вот он отвлекается, рассеянным жестом отводит со лба волосы, оставляя на коже разводы туши. Смотрит на них усталым взглядом.
– А, вы уже пришли. Присаживайтесь, не стойте.
Он снова провел ладонью по лицу, не замечая, как все больше размазывает грязь. Кента не знал, стоило ли сказать ему об этом, но в любом случае не успел.
– В конце месяца сливы будет ежегодное состязание лучших молодых экзорцистов, Досинкай, – сказал Морикава, поглядев поочередно на Кенту и Хизаши. – Школа возлагает надежды на вас двоих. Мадоке, к сожалению, не хватает… сосредоточенности.
Было понятно, что учитель хотел сказать не совсем это, но даже Мацумото сделал вид, что не заметил паузы.
– Мы будем стараться не подвести вас, – заверил Кента. Хизаши промолчал.
– Но я собирался поговорить не о Досинкай. Вот, – он положил перед ними прошение. – Дело простенькое, но сейчас некого послать, старшие и учителя заняты подготовкой отборочных состязаний, а для младших расстояние до места слишком велико. Я надеюсь, вы возьметесь помочь.
Обычно при распределении заданий желания учеников не имели значения, хотя наставники старались подбирать прошения с учетом способностей и талантов будущих оммёдзи. Морикава же был достаточно мягок, чтобы давать им определенную волю.
Мацумото взял письмо и бегло изучил.
– Да с таким справился бы даже воспитанник, – поморщился он. – Вы уверены, что стоит посылать нас?
За этим явно угадывалось оскорбленное достоинство, Кента почти слышал, как Хизаши фыркает «за кого вы нас принимаете? За бездарных новичков?», и потому поспешил вмешаться.
– Мы с удовольствием поможем этим людям. Когда следует выезжать?
– Чем скорее, тем лучше, – ответил Морикава и потер висок. – Погода часто меняется. В районе поместья Оханами, куда вы направитесь, должно быть в разы теплее, но департамент оммёдо в столице делал предсказание на всю зиму, и оно не сильно утешает. Вообще поехать должен был Нобута, но он задержался в пути и только прибыл.
Кента забрал у Хизаши прошение и спрятал в рукав. Морикава уже вернулся к изучению бумаг, глаза у него слезились, и изредка учитель морщился. Кента сделал вывод, что тот мучается от головных болей.
– Морикава-сэнсэй, обратитесь к целителям, – посоветовал он. – Вы же страдаете.
– Это ерунда, – отмахнулся Морикава и тепло улыбнулся Кенте. – Просто не хватает сна. Вот закончу дела, высплюсь как следует, и все пройдет. Спасибо за беспокойство, Кента-кун.
Когда они вышли коридор, отделенный от улицы тонкой стенкой с широкими окнами, выходящими на крохотный садик, сейчас укрытый белым снегом, Хизаши все же высказался: