«Ты уверен, мальчик?»
«Не сейчас, – оборвал Кента навязчивый тихий голос. Он стал вылезать слишком часто в последние дни. – Уходи».
«Я хочу помочь. Тот, кому ты так доверяешь, доверяет ли тебе? Можно ли поставить на кон чужие жизни, чтобы это проверить? Жизнь матери и ее не рожденного ребенка»…
Кента замер, занеся ногу над последней ступенькой. Жуткий голос нарочно подбирал именно те слова, что могли зародить сомнение. Хизаши не ставил человеческие жизни превыше всего, он собственными руками душил Таэко, чтобы добиться результата. Кента бы так не смог.
«Он не человек, – напомнил голос, нашептал на ухо, запуская в голову ядовитые щупальца. – Он монстр».
И Кента очнулся. Схватился за бусины на шее, перебрал пальцами каждую, повторяя: «Ты лжешь. Тебя нет. Ты лжешь». Как заклинание, которое он сам для себя придумал после того, как, вернувшись из Ёми, начал слышать этот голос все чаще. Что-то темное и страшное проснулось внутри, и иногда Кенте становилось не по себе от мысли, что только родительские четки сдерживают его. А потом понял – они лишь инструмент. Главное – воля. Его воля.
Он преодолел эту несчастную ступеньку, за ней коридор и без промедления вошел в покои госпожи Таэко. Женщина лежала в постели, тонкие белые руки поверх одеяла, лицо расслаблено и до жути бескровно. Кента склонился над ней и невольно повторил за Хизаши:
– Демоны Ёми!
Жизненная сила Таэко утекала из нее, пока обездвиженное тело было погружено в сон. Если это сделал Хагивара, ему нет прощения.
Кента вернулся вниз, где ждал Хизаши. Не тратя времени на слова, Мацумото поманил его за собой и уверенно нырнул под лестницу, а оттуда через раздвижные, украшенные яркой росписью двери вышел на улицу. Здесь сад был гуще, недавняя метель укрыла его плотным белым полотном, устлала ковром дорожки, толстые снежные шапки налипли на ветки, спрятали бутоны камелий и роскошные шары пионов. Зато следы были отчетливо видны, и по ним Кента и Хизаши углубились в лабиринт сада. Где-то с ветки сорвался снег, и Кента стиснул рукоять меча. Тишина и неизвестность заставляли сердце биться чаще, в голове, как и всегда в такие моменты, проносилось слишком много мыслей, чтобы действовать быстро. Бросив взгляд на Мацумото, убедился, что его не терзают никакие тревоги. Он ступал осторожно, почти неслышно, хвост роскошных волос покачивался у Кенты перед глазами, перетянутый алым плетеным шнурком.
«Он не человек… Он монстр».
Глупости! Кента яростно сжал зубы, до скрипа, и поравнялся с Хизаши. Тот одними глазами велел быть начеку, и Кента прислушался – и к звукам, и к ощущениям.
Вот оно!
Сделал еще пару шагов и будто уперся в невидимое препятствие, похожее на нурикабэ[181], но не такая плотная. Это барьер, но не простой, Кента улавливал в нем демоническую энергию, с тех пор как побывал в преддверии Ёми, он бы не спутал ее ни с чем другим. Если присмотреться, она отливала перламутром с темно-фиолетовыми вкраплениями-молниями.
– Они там, – сказал Хизаши, прикасаясь к барьеру острыми ногтями и втягивая носом воздух. – Как это убрать? Оно мне мешает.
Барьер отозвался на прикосновение дрожью, и Хизаши с шипением отдернул руку.
– Если тот, кто ставил защиту, использовал демоническую энергию, он обманет Хагивару, – понял Кента. – Никто не переживет эту ночь.
– Как бы не так! Какой-то фальшивый монах думает, что перехитрит меня? – Мацумото дерзко задрал подбородок. – Отойди-ка.
Кента послушался, встал подальше и принялся собирать ки на случай, если барьер только кажется прозрачным, но за ним скрывается враг. Мацумото поводил ладонями в воздухе, потом прошелся туда-сюда, глядя под ноги, бормотал что-то под нос, как будто ругался сам с собой. Дошел до ближайшего дерева – тонкой молоденькой сливы – и, резко выдохнув незнакомое Кенте заклинание, ударил по стволу. Снег осыпался ему на голову, но Хизаши только нетерпеливо мотнул ею, в кои-то веки не замечая холода. Между двух пальцев он зажимал офуда, и барьер затрепетал, переливаясь всеми оттенками фиолетового.
– Я могу помочь, – не стерпел Кента.
– Просто держи меч наготове, – отмахнулся Хизаши, сжег чужой талисман и пошел искать следующий. Их насчиталось четыре, дурное число. Когда с ними было покончено, Хизаши встал напротив преграды, отвел в сторону руку плавным движением, легким поворотом кисти раскрыл веер и махнул от себя. Кента услышал сухой треск, а следом за этим на мерцающем барьере возникла первая длинная царапина.
Хизаши сместился в бок, закрывая Кенту спиной, и тот запоздало зажмурился, когда осколки магического заслона разлетелись во все стороны. Высокая фигура Мацумото защитила его от яркой вспышки, но от мерзкого зловония темной энергии защитить не могла. Кента скривился от отвращения и, стараясь не делать слишком глубоких вдохов, вышел из-за Хизаши.
Перед ними, примерно в трех дзё, раскинулся идеально круглый пруд с неаккуратными краями – земля частично осыпалась, ничем не укрепленная, и подмерзла к ночи. Кажется, его вырыли совсем недавно. В центре водоема на сваях стояла беседка – нет, не беседка, храм – необычной формы, с шестью гранями. Внутри теплился огонек. На первый взгляд ничего не выдавало присутствия зла. Неужели опоздали?
Хизаши выбросил руку, преграждая Кенте путь. Миг – и они оба услышали монотонный напев, то ли заклинание, то ли молитва, он доносился с противоположной стороны пруда. Почти одновременно с этим ощутилось присутствие минимум троих живых людей поблизости. Кенте уже хватало умений, чтобы распознать знакомую ауру. Хагивара, Каэдэ и… Кто третий?
Пение вдруг стихло, и Мацумото первым ринулся вперед, по краю пруда – только вздулось на спине просторное хаори. Кента устремился вдогонку и застыл, увидев всех троих участников запретного ритуала: Хагивара на коленях стоял на берегу, сложив в молитвенном жесте ладони, и отбивал поклоны свежевозведенному святилищу; Каэдэ отражала его позу, но там, на пороге шестиугольной пагоды. А вот третьим был «работник управления», немолодой мужчина, только на сей раз одетый иначе. Но не в одеяния монаха, а в каригину гадателя – бирюзовое верхнее платье с надрезанными плечами и белые шаровары – с высокой шапкой. Его лицо издалека виделось светлым круглым пятном, или это вдруг заслезились уставшие глаза. Кента моргнул несколько раз, но пугающий образ не исчез.
– В точности как тогда в Ёми, – тихо сказал он. – Помнишь?
Хизаши кивнул. Они появились из-за деревьев, но их будто бы никто не заметил, даже не повернул головы.
– Немедленно прекратите! – крикнул Кента.
Тогда-то Каэдэ испуганно вскинулась и прижала ладонь к губам. Гадатель не шелохнулся, стоя у нее за спиной. Хагивара стиснул кулаки и взмолился:
– Продолжайте, прошу!
– Продолжайте! – эхом повторила за ним Каэдэ и зажмурилась.
Их возгласы возмутили замерзшую тишину сада. Голос монаха Сусуму – да и стоит ли называть его монахом после такого? – окреп, поднялся выше, и вместе с ним возросла концентрация темной энергии вокруг, и вот уже черная дымка оплетает облаченную в старинную одежду фигуру, кажущуюся из-за нее до смешного бесформенной, низкой. Слов Кента не узнавал, однако они рождали в нем тревогу, будто этот голос раздавался из самых глубин преисподней. Извращённая, грязная ки превратилась в щупальца, они хаотично шевелились, завладевая все большим пространством. Вот уже весь храм будто вырастает из сердцевины черного цветка. Еще немного, и «лепестки» сомкнуться наверху, заключив и строение, и гадателя, и Каэдэ в зловещий бутон…
Хизаши начал действовать без предупреждения. Буквально упал на снег, скрестил ноги и, прижав пальцы в нижней губе, принялся за ответное заклинание. Первые строки Кенте были знакомы – они разучивали его в прошлом году, но кажется, будто Хизаши знал его и прежде, – а вот дальше то и дело возникали фразы, которые ни о чем Кенте не говорили. Словно Мацумото придумывал на ходу. Или вспоминал. С чувством, похожим на падение со скалы, когда из-под ног теряется опора, и внутри все обрывается, Кента понимал, что эти двое, вышедшие на бой друг с другом, говорят на одном языке. Их заклинания похожи, но они как запад и восток, север и юг – противоположны. Кента сейчас им не ровня. Он даже не представляет, чего они хотят добиться.
«Делай то, что можешь сделать именно ты», – мысленно приказал себе Кента и метнулся к Хагиваре Такуме. Хозяин поместья пребывал в каком-то странном оцепенении. Он не отзывался на попытки дозваться до него, смотрел только вперед, на буйство темной энергии над прудом, вырытым по его распоряжению. Смотрел так, будто еще на что-то надеялся.
Разве что на божественное чудо. Только даже он уже должен был понять – богам здесь взяться неоткуда.
– Очнитесь, Хагивара-сан! – Кента пытался быть вежливым. – Очнитесь же!
Мужчина не находился под действием ядов или заклятий, просто отказывался возвращаться в реальный мир, где все, чего он желал, обернулось кошмаром. И тогда Кента схватил его за плечо и дернул на себя со всей силы.
– Хагивара! Вы убиваете свою жену!
Ударил бы, не раздумывая, но взгляд Хагивары прояснился, губы приоткрылись, но вместо слов раскаяния он спросил:
– У него же получится? Получится же? Проклятие будет снято?
Тело действовало быстрее мыслей, и Кента впечатал кулак в безвольно дрожащие губы. Хагивара упал спиной на землю и с ужасом уставился на Кенту, нависшего над ним и сжимавшего ножны до побелевших костяшек.
– Все ради этого? – спросил он. – Чтобы спасти себя? Вы отдали на откуп жизненные силы всех в поместье, даже собственного не рожденного ребенка?!
– Ре… ре…Нет! – Хагивара отполз назад, елозя дорогой тканью с фамильным гербом по мокрому снегу. – Нет! С Таэко все… все в порядке?
Закончил он уже не так уверенно, и Кента снова выругался, уже во второй раз.
– Этот человек притворялся монахом и не собирался вам помогать. Он проник в ваш дом с какой-то другой целью и… Каэдэ ему в этом поспособствовала.