– Почему он седой? – удивился тот.
– Его снедает тяжелая болезнь, господин.
– Она заразная?
– Нет, господин, но она, увы, неизлечима.
Наконец их пропустили за ворота. Хизаши не ожидал такой проверки на выходе, ведь зашли они довольно легко. Может, кто-то знает, что они в Ёсико, оттого и стремится их задержать в нем?
И снова он подумал об Морикаве и Сакураде.
– Прости, что унизил тебя, но люди избегают приближаться к больным, даже если те не несут угрозы.
Они отстали от группы крестьян и дождались, пока те отдалятся достаточно, чтобы не оборачиваться на двоих братьев, отчего-то решивших остаться на пустынной дороге в темноте. Мадока и Учида не давали о себе знать, и они с Кентой также не стали тратить время на их поиски. Каждый сам по себе, так безопаснее.
Показалась половинка луны, чей желтоватый свет просачивался сквозь перистую завесу облаков. Тут и там небо прошивали иглы звезд. Ночной ветерок тревожил листву деревьев, среди которых Хизаши и Кента затаились, поглядывая на полосу дороги, но она оставалась пустынна, сколько ни смотри. Ночь была тиха и безмятежна, однако кое-что не давало Хизаши расслабиться. Природа всегда полна скрытой от глаз жизни: не только птицами и мелкими животными, шуршащими в траве, но и множеством ёкаев и лесных духов, привыкших держаться в стороне от человеческого жилья. С приходом темноты они наводняли леса и поля: охотились на насекомых и лягушек родичи древних нодзути[184] – змееподобные цутиноко[185]; бродил по полям, за которыми плохо ухаживали, пугающий старик Доро-та-бо; сновали ласки-итати и другие переродившиеся животные, ставшие ёкаями-оборотнями. Много кого можно повстречать или почувствовать, но и лес, и поля, и дорога – все было пусто и брошено.
– Не только нэкоматы ушли. Все покинули эти края, – сказал Хизаши. – Чего он добивается?
Кента положил ладонь ему на плечо и молча сжал. Они стояли в мертвой пустоте на опушке леса, и им не нужно было говорить то, о чем думали оба. Тут чуткий слух уловил чье-то приближение. Дорога оставалась пуста, звук шел с другой стороны, и Хизаши успел только повернуть голову и увидеть смазанную тень, вдруг ставшую огромной и беспросветно черной. Она заволокла собой все вокруг, забила уши и нос, залепила глаза. Хизаши задыхался и не понимал, что с ним, ведь он всегда был особенным, сильнее, одареннее других, выше во всем. Откуда же этот удушливый страх смерти? И как Хизаши мог так глупо попасться?
– Кен… та? – прохрипел он и провалился во мрак небытия.
Хизаши проснулся от ощущения теплых рук на щеках.
Не хотелось возвращаться из уютного сна, где он был серебряным змеем, свернувшимся в корнях сосны, без тревог и волнений. Безмятежное спокойствие нарушали только эти прикосновения, смутно знакомые, совсем не опасные, от них распространялось тепло, запах сухой травы и речной воды щекотал ноздри. И когда ощущение вдруг пропало, Хизаши потянулся за ним, и тьма обернулась светом дня, а гибкое змеиное тело – несовершенной человеческой оболочкой.
– Наконец-то! Ты так меня напугал!
Кента склонился над ним, стоя на коленях, и его лицо засветилось радостью и облегчением. А меж тем и сам он выглядел скверно – бледный, с покрасневшими глазами и тенями, обрисовавшими их контур краской усталости.
– Что произошло? – спросил Хизаши, садясь. Под ним была холодная земля и примятая трава. – Уже утро? Как? Когда?
– Скорее, Хизаши, вставай, – Кента потянул его за руку, помогая подняться. – Мы опаздываем!
И впрямь, солнце уже почти взошло, а еще предстояло преодолеть путь до долины Хоси и каким-то образом попасть туда, не будучи схваченными. И это если время у них вообще было.
– Почему нас не убили? – все же задал Хизаши вопрос, возникший, едва он окончательно пришел в себя. У того, кто смог лишить их обоих сознания на всю ночь, было достаточно сил и возможностей забрать заодно и их жизни, и то, что Хироюки как-то приложил к этому руку, не вызывало сомнений.
Кента странно посмотрел на него и серьезно ответил:
– Ты его брат, Хизаши. Может, в нем еще осталось что-то человеческое.
Но Кента ошибся. Они оба поняли это, когда, используя энергию ки для ускорения, добежали до места, откуда открывался вид на долину, раскинувшуюся между холмами и обычно залитую светом. Несмотря на название, речь шла об огромном котловане, отдаленно напоминающем звезду с пятью лучами. Долина Хоси всегда считалась благословенной богами, ведь она образовалась, как говорят, от падения небесной звезды, отчего там не росла трава, лишь вокруг зеленела священная роща. Стоя на возвышенности, можно было разглядеть легкую дымку, клубящуюся внизу по утрам.
Но не сегодня.
Сегодня долину окутывала тьма. Смрадное облако накрыло ее, точно куполом, от него разило скверной мира демонов и колдовством людей. Фиолетовые молнии прошивали его то тут, то там, и казалось, это грозовая туча зависла над долиной, готовая извергнуть на нее потоки чистого зла. Хизаши сразу узнал этот запах и ощущение мерзости, склизкой, гнилой, отвратительной. Он уже не раз оказывался близок к демонической энергии, но еще никогда она не была настолько сильна вне Ёми, что буквально сшибала с ног. Кента рядом шумно вдохнул носом и закашлялся.
– Это коробка проклятия! – воскликнул он, когда смог говорить.
– Коробки, – поправил Хизаши мрачно. – Их должно быть определенно больше одной.
– Внизу же люди…
– Если мы опоздали сильнее, чем я надеюсь, живых там уже не осталось.
– Но мы все равно должны что-то сделать!
Хизаши заставил себя дышать, хотя каждый глоток воздуха на вкус был как болотная жижа.
– Само собой, – ответил он и по привычке прикоснулся к поясу. Они оба лишились своего духовного оружия, и в этом даже была некая ирония – Хизаши расколол Иму в зале Демонического меча, а одержимый Кента забрал веер.
Если бы у них был выбор, Хизаши не сунулся бы в самое пекло ни за что в этой и других своих жизнях, только выбора не было. Они свернули на дорогу, уводящую вниз, к ториям, отмечающим вход в долину со священной рощей. Ярко-алые ворота потускнели, пожираемые демонической скверной, с кленов облетела листва, и скелеты деревьев ощерились голыми острыми ветками. Посреди весеннего месяца яёй вдруг воцарилась мрачная стылая осень.
Хизаши и Кента шли быстро, но все равно то и дело натыкались взглядами на тела монахов, лежащие там, где смерть настигла их. И она была мучительной. Проклятие, точно жидкая грязь, растекалось по долине, захватывая все больше земли. Страдали духи деревьев кидзимуна, они не могли покинуть своего пристанища, и зло пожирало их сущность, коверкало ее, уродовало тела. И все это происходило так быстро, что с каждым торопливым шагом Хизаши чувствовал, как шанс спасти хоть что-то растворяется в воздухе.
– Помни о дыхании, – обратился он к Кенте.
Они услышали крики, когда деревья поредели, и до цели оставалось совсем немного. Воздух будто уплотнился, стал похожим на воду, в которой каждое движение давалось с большим трудом. Хизаши проверил талисманы, что они смогли подготовить, пока ждали ночи. Бумагу для них пришлось украсть, а писать кровью, но так даже лучше, Хизаши использовал свою, чтобы напитать иероглифы особой силой ёкая. И Кенте не надо было знать, что она уже не так всемогуща, как прежде.
Хизаши схватил его за локоть, вынуждая остановиться.
– Не спеши. Мы не знаем, что там происходит.
– Ясно что. Там собралась толпа зрителей, и они совершенно беззащитны!
– Я сказал, не спеши! – повысил голос Хизаши. – Сначала посмотрим.
Он разжал пальцы, надеясь на благоразумие друга. Кента сильно повзрослел с момента их знакомства, однако порой его огромное сердце мешало ему действовать здраво.
Котлован довольно глубоко утопал в земле, вниз вели лестницы, а пологие склоны изрезали многочисленные ряды широких ступеней-платформ, на которых собирались зрители во время важных мероприятий, удостоившихся чести быть проведенными здесь. Ныне же все это огромное пространство напоминало ад. Едкий мутный дым застилал землю, в нем мелькали зеленые и синие хи-но тама[186], порой разгоняющиеся так, что превращались в огненные росчерки. И если бы только это! Хизаши ясно видел в тумане полупрозрачные фигуры злых духов: онрё[187], горё[188], гаки[189], сирё[190]. Люди бестолково носились, не видя ничего вокруг, и их ловили и рвали на части, на трупах пировали окровавленные дзикининки[191].
– Светлые ками… – пораженно выдохнул Кента.
Но ками здесь как раз и не пахло. Зато разило смертью, ужасом и отравой Ёми. Вот из тумана выбежала женщина с перекошенным от страха лицом, а на спине ее сидела уродливая рогатая кидзё[192] и, хохоча, рвала на ней волосы, а после так широко раскрыла рот, что откусила несчастной всю голову целиком. Еще больше крови впитывалось в истоптанную, оскверненную землю, еще сильнее становилась аура зла над проклятой долиной.
Хизаши больше не останавливал Кенту, они помчались вперед и, задержав дыхание, ворвались в туман. По эту его сторону все казалось зыбким, мутным, ненастоящим. Хизаши тут же споткнулся и едва не упал на разорванное пополам тело оммёдзи в одежде школы Дзисин. Рядом с ним валялся меч, Хизаши не стал его подбирать, но не побрезговал остатками талисманов, выпавшими из рукава.
– Так-то лучше, – пробормотал он, быстро проверяя набор. Похоже, ему попался ученик, не готовый к серьезному сражению в таком охраняемом людьми и богами месте. И Хизаши бы позлорадствовать над неудачей последних, да только не осталось в этом никакого смысла. Он выпрямился и всмотрелся в клубы ядовитого тумана. Из-за него мнилось, он один-одинешенек здесь, и крики и звон оружия раздавались откуда-то издалека, из другого, невидимого мира. Этот мир проглотил Кенту, но не представлял себе, с кем столкнулся. Хизаши выбрал офуда из тех, что подготовил сам, и зажал между пальцев. Несколько древних слов – и бумага рассыпалась искрами, а туман развеялся, открывая вид на арену, усеянную мертвецами, среди них люди в ч