В тот день госпожа Юэ издали поманила его ладонью. Вид у нее был озабоченный. Хизаши нехотя отложил тренировку на солнышке и подошел.
– Куматани-кун страдает, – сообщила она без предисловий. Хизаши сразу встрепенулся.
– Что с ним? Он ранен?
– Это не те раны, что заметны глазу, – покачала она головой. – Вижу, вы близки, как братья. Прошу вас, Мацумото-сан, подумайте, что может принести ему облегчение. Иногда это что-то совсем незначительное на первый взгляд. Слово, воспоминание, старое незавершенное дело.
– Я не понимаю, – растерялся Хизаши.
– Почувствуйте, – туманно посоветовала госпожа Юэ, поклонилась и пошла обратно к дому, возле которого Кента вместе с Тоямой вели беседу на террасе. Кента казался обычным, и Хизаши не мог взять в толк, что же женщина имела в виду.
Вечером они укладывались спать на соседних футонах, снаружи поднялся ветер, и тени садовых деревьев метались по тонким стенкам. Внутри было тепло, Хизаши накрылся одеялом по самый подбородок и смотрел, как Кента тянется задуть свечу. Когда стало темно, смелости поприбавилось, и Хизаши спросил:
– Тебя что-то беспокоит?
– О чем ты?
Сказать, что это из-за слов госпожи Юэ, Хизаши не смог, постеснялся. Помялся немного, поворочался на футоне, но так и не принял более удобную позу, нежели на боку, лицом к Кенте. А тот и вовсе не пошевелился, глядя на него в ожидании ответа.
– Просто подумалось. Я перед тобой душу вывернул, ты мог бы не слушать, а… И я подумал, вдруг…
– Пытаешься спросить, не хочу ли я тебе в чем-нибудь признаться?
Хизаши понял, что лучше было просто передать ему разговор с женщиной и не выкручиваться.
– Да, – вздохнул он. – Если тебя что-то тяготит, я выслушаю.
– Ох, Хизаши, – кажется, Кента улыбнулся, это всегда было заметно по его голосу, будто он становился теплее, мягче. – Извини, что заставил тебя беспокоиться. Может, ты и прав, и я думаю о том, чего не могу изменить, хотя недавно сам велел не грустить по прошлым ошибкам.
– И о чем ты думаешь?
– О Черном острове. Нет, не так. Я думаю о тех, кто раньше жил там.
А Хизаши забыл. Стыд, которого он не должен был испытывать, обжег лицо, а Кента меж тем продолжил:
– Бабушка Сачико, ее муж, ее сын… Все погибли, и некому даже вспомнить их добрым словом, пролить по ним слезу. И уж точно некому оказалось спасти их, хотя мы и были тут, ничего не смогли сделать. Особенно я.
– Кента…
– Нет, я больше не виню себя, но знаешь… Может, стало бы чуточку легче, если…
– Мы завтра же возьмем у Тоямы лодку, – перебил Хизаши, и новое важное чувство затопило его. Он может принести в сердце друга немного покоя, а вместе с ним, возможно, и в свое.
– Спасибо, Хизаши.
В тот вечер они рано уснули, чтобы встать засветло. Небо над островом Камо всегда было таким звездным и ярким, что их свет заглядывал в дом даже в самый темный час ночи. Хизаши проснулся, когда Кента с шорохом отодвигал створку сёдзи. Что-то такое было разлито в свежем прохладном воздухе, что заставило и Хизаши подняться и проследовать за другом на террасу. Клены шуршали зелеными листьями, играя тенями на отполированном временем деревянном полу. Кента уже обулся и пошел в сад, Хизаши тоже. Ночь не была тихой – даже отсюда слышался плеск, море волновалось, стремилось к берегу и неминуемо разбивалось о неприступные склоны. Наверное, там, на бесконечных просторах, ветер был куда безжалостнее, но под защитой сада, скрытые за мысом, люди ощущали лишь слабые отголоски.
Кента двигался именно туда, на самый верх. Его движения были плавными, будто он шагал во сне. Хизаши не спешил нагонять его, сопровождал на отдалении, заинтригованный донельзя. Тревоги он почему-то не испытывал. Вот подъем закончился, каменная башенка така-торо возникла на фоне обрыва, сияя живым огнем в своем холодном нутре. Хизаши видел не только его, но и крошечную фигурку Араси-э, ками этого острова. Ее собеседник был Хизаши немного знаком.
Вот тут-то снова и вспыхнула злость. Хизаши перестал прятаться, но чуть раньше, чем он показал себя, чужак повернулся и кивнул.
– Хорошо, что вы пришли оба.
Кента вздрогнул, просыпаясь, и тут же рухнул на колени, увидев божество перед собой. Строго говоря, два божества, но Араси-э и в подметки не годилась тому, кто спустился из самой Такамагахары.
– Встань, Кента, ни к чему бить поклоны, мы друг другу не чужие. Чай вместе пили, делили еду напополам. Или не узнал меня?
Его образ подернулся дымкой, и молодой мужчина на глазах превратился в старика с мутным подслеповатым взглядом.
– Исао-сан?! – Кента не сдержал возгласа. – Как такое возможно?
Хизаши приблизился и встал за его спиной.
– Хорошо замаскировались, но я все равно что-то чуял, – сказал он без всякого почтения.
– Змеи осторожны, – усмехнулся «Исао». – Когда мы забирали тебя в Такамагахару на суд, я не верил, что это твоя вина.
– Но не вмешались.
– Хизаши, – шикнул на него снизу Кента.
– А ты перестань унижаться, – сердито бросил ему Хизаши.
«Исао» снова весело хмыкнул, вернул себе молодой облик странника в дорожной одежде, с собранными в хвост густыми темными волосами и щетиной на мужественном лице.
– Думаешь, если бы мы не вмешались, ты бы отделался таким наказанием? Но прости меня, времени мало, и я хотел поговорить с этим мальчиком.
Хизаши ощутил, как божественная сила окутала его и Кенту, а Хизаши остался снаружи, не видя и не слыша их больше. Араси-э тоже скрылась, не желая встревать в их дела. Да Хизаши просто выставили вон, как кого-то лишнего!
Он принялся ходить туда-сюда вдоль непроницаемой пелены, пытался прислушиваться, без толку, конечно, однако не успел заскучать, как услышал голос Кенты.
– Хизаши? Прости. Мне, – он запнулся и беспомощным взглядом застыл на лице Хизаши, – не верится, что все это на самом деле.
– Что сказал тебе этот наглец?
– А? – Кента на миг совсем растерялся, а потом вдруг широко улыбнулся, как раньше. – Ох, Хизаши, ты просто невероятен. Этот наглец – ками нашего святилища, Лунный медведь, хотя теперь я знаю, что это лишь одно из его имен.
– Да ты шутишь? – вырвалось у Хизаши. – Меня на суд тащили якобы мой покровитель и твой ками? Почему это даже звучит как издевательство?
– Они не желали тебе зла. Идем обратно.
– Но ты же расскажешь?
– Потом. Пожалуйста, все потом.
Наутро лодка ждала их, покачиваясь на спокойной воде. Кента выглядел задумчивым, и Хизаши не решался задавать вопросов – даже о том, кто из них будет на веслах. Вообще-то он понятия не имел, как надо грести.
Но повезло, Кента сам взялся доставить их на Черный остров, а Хизаши по мере сил старался своей ки облегчить ему работу, помочь воде нести их вперед и оберегать от изменяющегося ветра, хотя погода благоприятствовала путешествию, и даже поднявшееся из-за горизонта солнце не слепило глаза, а приятно грело, купая в волнах томно-желтые лучи.
Хизаши казалось в прошлый раз, они плыли посреди пустой холодной бесконечности и вокруг была только пучина, бескрайняя, сулящая погибель, синева, но на деле выяснилось, что Камо-дзима не так уж далеко от Черного острова, просто последний постоянно скрывали порожденные колдовством туманы и непогода. Оттого и не видать с него было ничего, будто мира не осталось. И сейчас, несколько лет спустя, голая скала торчала из воды все такая же темная, угрюмая и неприветливая, волны вокруг нее поднимались выше, будто сам океан желал смыть ее, уничтожить. Кента проявил чудеса для новичка-морехода и смог приблизиться к единственному пологому участку. И только коснувшись ногами суши, Хизаши расслабился.
– Навевает воспоминания, – протянул он, – да?
– Верно. Вон могила несчастного с «Хитоми». – Кента указал рукой направление, и впрямь, там возвышалась гора камней, не потревоженная временем. – Надо прочитать молитву.
Хизаши не стал спорить. Они затащили лодку на берег, подальше от воды, и подошли к кургану. Кента перебирал четки на запястье, шепча молитву, Хизаши просто стоял рядом, погруженный в глубины памяти. Вспоминал он не только их кораблекрушение, встречу с семьей контрабандистов и схватку с «умибозу». Нет, его уводило все дальше, в те дни, когда он не знал Кенты, не понимал ни его, ни других людей так, как сейчас. Размышлял о том, какими эгоистичными и глупыми были его поступки и желания.
И вместе с тем – и впрямь удивительно человеческими. Странно, что он начал осознавать это только сейчас.
– Теперь давай поднимемся к дому Сачико-сан, – попросил Кента, и вновь Хизаши молча согласился. Для Куматани было важно закрыть эту дверь, сквозь которую дул слишком холодный ветер. У каждого, наверное, такая есть, а у Хизаши, кажется, это целые замковые ворота…
Подъем дался им непросто, оба еще не до конца вошли в силу. На самом верху ветер сдувал с ног и был не таким вольным и гордым, как на острове Камо, а злым, будто обиженным. Он кидался сразу со всех сторон, подобно мстящему духу, дождавшемуся, наконец, своих обидчиков. И лачуге в тени скалы он уже успел отомстить. Крыша, что и прежде нависала над покосившимися стенами, обрушилась, и ничего не уцелело. Камни, сорвавшиеся от бесконечных ураганов, завалили колодец, и спуститься в бывший разбойничий схрон стало невозможно.
– Могу я побыть один? – вдруг попросил Кента. Взгляд его устремился на крутой обрыв, откуда сбросилась старая Сачико, и Хизаши впервые за сегодня попытался возразить.
– Я мешаю? Обещаю не издавать ни звука.
– Ты не мешаешь, – смягчился Кента, но остался непреклонен. – Это… личный разговор.
«Разговор с кем?» – подумал Хизаши, но Кента уже будто забыл о его существовании, сейчас он был где-то, куда мог отправиться только он один. Хизаши подчинился, пусть и нехотя, отошел подальше и встал так, чтобы видеть Кенту и оказаться рядом, прежде чем случится непоправимое.
С кем бы ни разговаривал Куматани, на это ему потребовалось много времени, за которое он так и не сдвинулся с места. Ветер боролс