– Эта штольня отмечена темной энергией, демонической. Не вход в Ёми, слава всем богам, но и не особо лучше. Что вижу… На этот вопрос не так просто ответить. Достаточно старые ёкаи могут заглядывать за изнанку мира людей, туда, откуда приходят злые духи и куда уходят неуспокоившиеся души, не нашедшие путь к перерождению. Это мир-тень, теневая сторона, где можно увидеть правду, спрятанную от взгляда живых.
– Звучит невероятно! – восхитился Кента, хотя, по идее, должен был испугаться. Ну, по крайней мере, нормальный человек почувствовал бы себя неуютно.
– Ты правда так думаешь?
– Ты можешь видеть то, чего не вижу я. Разве это не замечательно?
– Чаще всего я вижу не самые приятные вещи.
– Отныне разделяй их со мной, – сказал Кента. – Пусть я не увижу сам, но выслушаю тебя.
– Ну что ты за человек такой? – пробормотал Хизаши и отвернулся. Вход в рудник отталкивал, но именно туда им двоим и надо было. Тропа то скрывалась в траве, то появлялась, пока не исчезла в голой сухой земле, усеянной камнями. Отсюда начиналась мертвая полоса, а за ней – наполненная густой вязкой тьмой дыра. Хизаши взволнованно сглотнул, достал веер, а во второй руке зажег огненный талисман, а Кента вытащил из-за пояса ножны и взял поудобнее. Ход в скале прорубили достаточно высокий, чтобы даже Хизаши не приходилось пригибаться, почти идеально ровный, укрепленный толстыми балками. Где-то капала вода, эхо шагов отпрыгивало от стен и провожало незванных гостей глубоким гулом. Когда-то здесь добывали серебряную руду для императорского двора, но нынче от былой важности осталась лишь сырая холодная заброшенность.
Хизаши первым насторожился, ощутив впереди что-то живое. Остатки темной энергии в воздухе, в стенах, в камне под ногами сбивали его восприятие, но довольно скоро он убедился – они здесь не одни.
– Там Морикава-сэнсэй! – Кента узнал ауру учителя и вырвался вперед. Хизаши только и оставалось, что поспешить за ним и защитить, если их ждала очередная хитроумная ловушка. Штольня оборвалась двумя ответвлениями, и Кента безошибочно выбрал верное. Когда он рванул туда, Хизаши схватил его за плечо, погасил офуда и освободившейся ладонью зажал Кенте рот.
– Тссс… – прошипел ему на ухо.
И тут же послышались приближающиеся шаги, показался дрожащий свет фонаря, и грубый голос недовольно рыкнул:
– Долго там стоять будете? Вы бы до осени еще добирались, бестолочи.
– Тоши, не ругай ребят, они ни в чем не виноваты, тем более в том, что ты ненавидишь ждать.
– Я много чего ненавижу, и тебя иногда в том числе.
Тётин[217] наконец выхватил из мрака две фигуры, одна чуть выше и шире в плечах, другая ниже и худощавее. Фонарь был у низкой, тогда как Сакурада Тошинори недовольно скрещивал руки на груди и привычно хмурился. И кто бы сказал Хизаши раньше, что он им обрадуется.
– Мадока с вами? – первым делом спросил Кента, и Хизаши мысленно отвесил себе оплеуху. О нем-то он и забыл опять. Как люди вообще помнят обо всех своих товарищах?
– Увы, – покачал головой Морикава. – Мне жаль, но Мадока-кун с тех пор нигде не появлялся.
– Дуракам везет, – бросил Сакурада. – Уверен, он просто хорошо прячется.
– Ну а вы? – перебил Морикава и опомнился: – Ах, что же это я? Давайте пройдем дальше, там можно вполне неплохо расположиться.
– Там темно, как в заднице у они, – огрызнулся Сакурада, но послушно развернулся. Во мраке раскинулась просторная пещера, освещенная несколькими факелами, но даже с ними света едва хватало, чтобы окинуть ее всю взглядом. Хизаши сразу отметил главное – пещера обитаема, а ее обитатель прячется под ворохом старых одеял.
– Кто тут у вас? – спросил Хизаши.
– Этого человека, очевидно, зовут Шого[218], и удача его имени помогла ему дожить до нынешнего дня, – ответил Морикава. – Но не обращайте на него внимание, он сам выйдет на свет, когда успокоится.
Слова учителя интриговали. Кента пожал плечами и опустился на валун. Хизаши сел рядом и дождался, пока Морикава поставит фонарь на пол.
– Я так рад, что вы двое живы и невредимы! – начал он, глядя то на Кенту, то на Хизаши нездорово поблескивающими глазами. – Наверное, стоит вернуться к тому дню, когда мы были разделены. Тоши?
Сакурада кашлянул и продолжил вместо него:
– Этот подлец Нобута и его шавки едва нас всех не убили. Кто же знал, что вы и к богам подход нашли. Морикава был сильно ранен стрелой, повезло, что наконечник не отравлен, иначе… Одним словом, нас могло спасти чудо, и оно произошло. Мы с Морикавой очутились не так уж далеко от столицы, но там нас точно не стали бы искать. Школа, – тут Сакурада довольно громко скрипнул зубами, – объявила нас отступниками, а вас – пособниками демона. Умыли руки.
Морикава прикоснулся к его локтю.
– Это было ожидаемо, не трать силы на гнев.
– Не все такие добряки, как ты, Дайки, – огрызнулся Сакурада. – Они трусы, предпочли прикрыть свои… свои хвосты.
Хизаши раньше не замечал, но вне горы Тэнсэй и статусов сэнсэев эти двое мало чем отличались от собственных учеников. Еще достаточно молодые, чтобы так же злиться и радоваться, ошибаться, дружить и ненавидеть.
– Морикава-сэнсэй, как ваша рана? Вы хорошо себя чувствуете? – поинтересовался Куматани.
– Ах, не надо больше называть меня сэнсэем, теперь я просто Морикава, – отмахнулся тот и смущенно потер щеку. – Когда я пришел в себя, рана почти затянулась, а я даже не знаю, кому возносить за это молитвы.
– Они просто сделали то, что должны были, не за что их молитвами благодарить, – сказал Хизаши ворчливо.
– Иного от тебя и не ждешь услышать, Мацумото-кун.
– Все тот же языкастый гад, – добавил Сакурада.
– А вы еще больше одичали, Сакурада-сэн… Ой, теперь уже просто Сакурада, – не остался в долгу Хизаши. Гора одеял зашевелилась, но снова затихла неподвижно. Кто же под ними прячется? Хизаши не узнавал его ауру, да и она была какой-то странной, будто рваной.
– Прошу вас, хватит, – попросил Кента. – Хизаши, помни, пожалуйста, о том, что учи… Сакурада-сан и Морикава-сан вывели нас из подземелья под горой Тэнсэй. Если бы не их помощь, богам стало бы просто некого спасать.
– Так, значит, Куматани продолжает делать из тебя человека? – едко хмыкнул Сакурада и получил тычок от Морикавы. – Да что опять не так? Разве теперь мы обязаны делать вид, что не знаем?
– А вас это крепко задело, Сакурада-сан, – издевательски вежливо протянул Хизаши. – Или вы еще не простили меня за скуку на ваших уроках?
– Да чтоб тебя…
– Ну-ну, хватит, – Морикава похлопал его по плечу. – Мы все не в себе, и тем более надо проявлять терпение хотя бы друг к другу. – И продекламировал: – С другом и в горе, и в радости жить не страшно. Все мне по силам.
– У вас на каждый случай есть стихотворение? – спросил Хизаши.
– А у тебя на каждый добрый поступок припасена дубина? – снова взвился Сакурада.
– Все! Хватит! – Кента первым вскочил и взмахнул руками. – Мало того, что Дзисин объявили нас преступниками, так мы и сами друг другу готовы глотки перегрызть? Хизаши, – он повернулся к нему, – немедленно прекрати, а лучше извинись перед учителями.
Хизаши аж рот открыл от удивления. За что бы ему извиняться? Разве извиняются не когда в чем-то виноваты? Он за собой вины не чувствовал.
– Хизаши, – надавил Кента. В его тоне угадывалось напряжение, и Хизаши неуверенно моргнул.
– Извиниться?
– Ты меня понял.
Морикава хотел что-то сказать, но Сакурада положил ладонь ему на плечо, призывая к молчанию. Хизаши хмурился и никак не мог заставить себя решиться. Все ждали, но больше всех Кента, и Хизаши глубоко вдохнул и сказал:
– Прошу прощения за… некоторую грубость моих речей.
– Некоторую? – хмыкнул Сакурада, но тоже через силу произнес: – Возможно, и я погорячился.
– Вот и славно! – Морикава хлопнул его по колену и кивнул Хизаши. – Это прекрасно, что у вас двоих столько нерастраченных сил на склоки, но мы могли напугать нашего хозяина.
Одеяла снова зашевелились, и из-под них, наконец, показалась рука, тонкая, сухая и бледная, похожая на жухлую веточку. Эта рука откинула край одеял, и наружу высунулась голова, покрытая седыми клоками, давно немытыми и нечесаными. Не мылся и сам человек, о чем несложно было догадаться по исходящему от него запаху.
– Не бойся, Шого-кун, здесь все друзья, – мягко успокоил Морикава, и странный человек полностью покинул свое ненадежное укрытие. Это был старик, такой худой, что изношенное кимоно на нем трепыхалось, как войсковое знамя. На вид ему дашь лет шестьдесят, но, может, на самом деле ему куда меньше. По рваной ауре Хизаши догадался, что человек болен не только телом.
– Он безумен, – подтвердил Сакурада. – Едва ли понимает, кто мы и о чем говорим.
– Кто он? – спросил Кента, так и оставшись стоять. Шого смотрел на него настороженно, часто моргая и клонясь на один бок.
– Он много лет живет в заброшенном руднике, приглядитесь к стенам. Эти рисунки вам ничего не напоминают?
Когда Хизаши поднялся, старый безумец отшатнулся и с неожиданным проворством спрятался под одеялами. Кента взял фонарь и поднес к одной из неровных каменных стен. То, что издалека казалось сетью трещин, было выцарапанными чем-то кривыми изображениями. Хизаши обладал более острым взглядом и первым сложил линии в цельные картинки.
– Демоны Ёми! – воскликнул он.
– Не стоит их поминать, – упрекнул Морикава, появляясь за спиной.
– Но это же…
– Именно то, о чем ты подумал. Шого видел своими глазами, как в синем демоническом пламени сгорал его младший брат, перед этим уничтожив всю деревню на вершине Акиямы вот уже больше тридцати лет назад. И он был не единственным ребенком, пострадавшим от рук последователей Конран-но ками… Точнее Хироюки. Так будет правильнее.
А потом Морикава рассказал, что долгие годы Ниихара-сэнсэй занимался поиском доказательств того, что Хироюки собирается восстать из Ёми, и однажды, еще в молодости, обнаружил нечто ужасное: в разных частях страны, в разное время – но точно друг за другом – рождались больные дети, которым помогали выжить «добрые» предсказатели. Такие дети никому не приносили бед до определенного срока. А после неизбежно случалась трагедия, сопровождающая грудами сгоревших тел и синим огнем.