Он сам станет богом.
Странно, что эта мысль лишь сейчас пришла ему в голову, он бы столько сил и времени сберег, если бы думал масштабнее. Книги отца уже не помогали, он превзошел родителя и сам писал их, а после сжигал, потому что не хотел, чтобы однажды эти записи достались кому-то другому. Все в его разуме.
Когда он впервые разорил святилище ками и убил его хозяина, он уже не ощутил былого триумфа и удовольствия, лишь убедился, что это возможно. Ками – все те же ёкаи, по стечению обстоятельств получившие то, чего не заслужили. И их точно так же легко убить, забрать средоточие их сил и поглотить.
Хироюки работал не покладая рук. Не помнил, когда в последний раз они с Ясухиро сидели вместе на террасе и пили чай, любуясь красотой заката. Прошел год и еще один. Недавно Ясухиро исполнилось четырнадцать, он расцвел, но не окреп, так и оставшись худеньким, но теперь эта худоба приобрела черты изящества, далекого от их жалкого существования. Он все еще звал Хироюки вместе разделить пищу, даже если неизменно получал отказ, все так же просил рассказать ему на ночь удивительную историю, хотя уже перестал быть ребенком. Безжалостные годы начали превращать его в юношу, и Хироюки испугался, что не успеет. Ведь он еще мечтал оставить брата таким, каким он всегда и должен быть – его маленьким Ясу.
Шли осенние затяжные дожди, когда Хироюки вернулся с очередной охоты и заглянул к брату, погреться у очага, хотя даже холод уже не так беспокоил его, как мог бы. Ясухиро молодец, держал жилище в чистоте и опрятности, несмотря на то, что богатого убранства в нем так и не прибавилось. Он встретил Хироюки радостной улыбкой, будто дорогого гостя.
Когда Хироюки успел стать в их доме лишь гостем? Он не помнил.
– Хиро-нии-чан! – он всегда так его называл, но Хироюки с неудовольствием заметил, как изменился звонкий детский голос. Или это началось уже давно? – Садись поближе к огню, я сделаю для тебя горячего чаю, а ты пока погрей руки. Ты весь мокрый, не заболел бы.
Хироюки перестал забирать волосы в хвост уже какое-то время назад, они отросли длинными, густыми, и он стряхнул с них влагу у входа и сел возле ирори. В доме пахло травами и теплом, не то что в его мрачном сарае.
Ясухиро опустился рядом на колени и протянул ему чашку.
– Чем ты сейчас занят, брат? Я беспокоюсь за тебя. Ночи стали холодными, может… может, ты вернешься ко мне?
Его пальцы были такими тонкими и бледными, будто проклятая болезнь выпивала из него все соки, забирала все краски. Но он был жив, а это целиком и полностью заслуга Хироюки.
– Не бери в голову, Ясу, ты все равно не поймешь. Главное, что ты должен усвоить, – он протянул руки и накрыл его ладони своими, – что брат готов изменить этот мир ради тебя. Я сделаю его лучше, чтобы мы больше не страдали.
– Но мы не страдаем, – робко возразил Ясухиро. – Мы вместе, брат, разве это не главное? Нас никто не преследует, мы живет свободно.
– Ты еще слишком маленький, чтобы так рассуждать.
– Мне уже четырнадцать, я могу работать, я…
– Ты мой маленький брат, – жестко отрезал Хироюки и отпустил его пальцы. – Я буду заботиться о тебе, даже если для этого придется…
Он вовремя замолчал. Ясухиро смотрел большими удивленными глазами, у него был мягкий влажный взгляд пугливого олененка, и Хироюки успокоился.
Как оказалось, рано.
– В соседней деревне остановились оммёдзи. Они кого-то ищут, – вспомнил Ясухиро. – Может быть, это твой шанс? Или мы оба могли бы попроситься к ним в ученики, я ведь тоже уже так много выучил.
– Оммёдзи? – похолодел Хироюки. Кипяток пролился на руки, но он ничего не почувствовал. – Ты сказал, оммёдзи где-то поблизости?
Его охватил страх. Если в такую глушь забрел оммёдзи, да еще и не один, то они могут искать только его. Сколько следов он оставил? Был ли достаточно осторожен? В последнее время он слишком торопился, и от понимания этого стало не по себе.
– Хиро-нии-чан?
Хироюки вскочил и бросился на улицу, прямо под дождь.
Собрать все, что ему нужно для завершения дела всей его жизни, хватать Ясухиро и бежать отсюда. Бежать сейчас же. Он ворвался в сарай вместе с брызгами дождя и ледяным ветром, ураганом прошелся по полкам и ящикам. Экстракт, что он готовил, должен был настаиваться еще четыре раза по четыре дня, ему требовалась абсолютная темнота, и любая оплошность могла все испортить. Хироюки поместил драгоценный сосуд в корзину с крышкой и вернулся в дом.
– Ясу! Ясу, живо собирайся, мы уходим отсюда.
– Уходим? Но куда? Зачем? Прямо сейчас, на ночь глядя?
– Слишком много вопросов. Просто делай, что я сказал!
Ясухиро попятился и испуганно кивнул. Так-то лучше. Надо слушаться старшего брата. Хироюки схватил его за руку и грубо поволок за собой. Проклятый дождь заливал лицо, цеплялся каплями за ресницы, словно желал ослепить, сбить с пути. Нюх Хироюки обострился, он, как пес, взял след их будущего убежища, которое заготовил заранее на случай, если придется переночевать далеко от дома. Месяц каннадзуки выдался холодным и ветреным, даже он был против Хироюки.
Близость оммёдзи он ощутил всем своим существом. Сперва испуганно застыл, сжимая тонкое запястье брата. Потом опомнился, сбросил оцепенение – когда это он начал бояться оммёдзи? – и побежал сквозь стену деревьев, смыкавшуюся за спиной. Лес на его стороне. Ясухиро что-то спрашивал, даже кричал, пробовал вырваться. Хироюки держал крепко. Он придумает, что сказать, потом, когда они будут в безопасности. Ветер свистел в ушах, волосы повисли мокрыми сосульками. Хироюки мчался вперед, острым зрением проникая сквозь ненастную мглу. Он стал лучше, совершеннее простых людей, даже совершеннее оммёдзи. Им ни за что их не догнать.
А потом услышал звон медного колокольчика – и тело окаменело. Хироюки едва не упал, и Ясухиро, вырвавшись из захвата, обнял его за пояс, помогая устоять.
– Брат! Брат, что с тобой?
– Ты разве не слышишь этот мерзкий звон? – Хироюки зажал уши ладонями, но не помогло.
– Я не слышу ничего, кроме воя ветра и шума дождя. Брат, давай вернемся домой? Почему мы снова убегаем?
– Заткнись! – огрызнулся Хироюки и оттолкнул его от себя. – Они пришли убить нас! Ты что, правда не понимаешь?
Ясухиро покачал головой, но в этом жесте Хироюки почудилась неуверенность.
Из-за деревьев показались фигуры в белых сокутай, такие важные, такие переполненные чувством своего превосходства – они даже приближались нарочито медленно, будто считали, что жертве некуда деться. Почему-то взгляд сразу упал на того, кто был облачен в дорожное каригину латунного цвета. Дайкэн. Тот, кто первым бросил в Хироюки камень.
– Так и знал, что ты, юноша, плохо кончишь, – сказал Дайкэн скучающим тоном, но даже непогода не смогла заглушить его слов.
– Катись в Ёми! – рыкнул Хироюки и тише добавил, всовывая в руки брата корзину: – Ясу, отойди назад и беги, как только я их отвлеку. Понял?
Ответа дожидаться не стал. Шагнул вперед и раскинул руки:
– Ну и чего же господам оммёдзи надо от нищего вроде меня?
– Не будь столь дерзок, – осадил его мужчина с тяжелым взглядом и лицом вояки, а не колдуна. – Мы отыскали тебя по следу твоей ки. Она смердит, как протухшее мясо.
– Вы лишь кучка зазнавшихся стариков! Не вам меня судить!
– Меня зовут Инаба Идзуру, и ты, щенок, запомнишь это имя, если выживешь, – процедил оммёдзи. – Тому, кто взялся попирать основы мира, нет прощения.
– Основы мира? – Хироюки рассмеялся. Дождь продолжал стегать его по лицу, попадая в широко раскрытый рот. – Тогда мне не нравится этот мир! Я создам новый так, как мне захочется! Я лучше вас, я сильнее вас! Правда на моей стороне!
– Да ты даже уже не совсем человек.
Хироюки перестал смеяться.
– Разве? Тогда чем он отличается от меня? – ткнул пальцем в Дайкэна. – Он же делал то же самое! Почему вы не накажете его?
– Хватит слушать, – вмиг ощетинился Дайкэн. – Покончим с этим скорее!
И троица оммёдзи перешла от слов к делу. Но если тогда, едва выстояв в битве с дикими оками, Хироюки пришел в восторг от умений первого в своей жизни оммёдзи, то теперь он видел в них не образец для подражания, а помеху.
Третий отошел в сторону и начал читать заклинание, опустив голову. Дайкэн выхватил талисманы, Инаба – катану. Изогнутое лезвие блеснуло под дождем, и его объяло холодное сияние ки. Заклинание падало на Хироюки как слои мокрой ткани, сковывая движения, мешая, но он горел изнутри, и этот огонь вырвался на волю и превратил воду в пар. Затрещали стволы деревьев. Хироюки снова расхохотался, не в силах справиться с наслаждением, что дарило ему ощущение своей мощи. А когда она вдруг исчезла, даже не успел ничего понять.
Заклинание! Оно отобрало у него его силу!
Хироюки зарычал, но тут сверху полетели бумажные талисманы, собрались в круг и создали цепь, которую не разорвать. Инаба с мечом стремительно приближался, но все застыло, точно черно-белая гравюра. А потом озарилось призрачным голубым светом, исходящим прямо из земли. Хироюки опустил голову и увидел, что почва под ним проваливается в бездну, откуда сочился едкий дым. Страх сковал сердце, и Хироюки едва не заскулил.
– Вот и свиделись снова, – услышал он за спиной, и девичьи руки обвили его, волосы защекотали шею. – Я знала, что ты особенный смертный. Так очернил свою душу, что сама Ёми открыла перед тобой двери. Хочешь, бери ее дары, но помни, что за все придется платить. Готов?
Хироюки не стал даже думать.
– Готов!
И будь оно все проклято. Он устал от такой жизни, и даже сейчас, когда он видит свет в конце долгих страданий, кто-то становится на пути – просто потому что считает себя выше.
– Если для того, чтобы стать богом своей судьбы, сначала надо протянуть руку демонам, я готов, – уже спокойнее повторил он, и туман окутал его полностью, впитался в кожу, жгучим ядом проник в глаза и уши, заполнил рот горечью. Хироюки умер и воскрес, прошел через невыносимые страдания, но они пронеслись за миг и схлынули, смытые вернувшимся дождем.