– Прости, я не видел, как ты умер, не был с тобой рядом, – покаялся Хироюки. – В какой же момент я ошибся, Ясу-чан?
– Я не Ясухиро, – поправил Хизаши.
– Но…
– Ясухиро давно уже нет. Я родился хэби по имени Хизаши, потом стал человеком, назвавшимся Мацумото. Много воды утекло, тебе ли не знать.
Небо наливалось теплыми красками, и несмелый ласковый свет уже почти касался их лиц. Хизаши не смотрел на брата, но знал, что тот смотрит на него. Предчувствие скорого конца забрало обиду и затушило ярость. Хизаши видел все так четко, как никогда прежде. Он был спокоен.
– Они украли тебя у меня и заставили поверить в то, что ты меня предал, – тихо сказал Хироюки. В нем тоже не осталось злобы, она не проникла сюда, в уютный мирок их общего прошлого.
– Это ты решил, что я тебя предал, – поправил Хизаши. – Ты сошел с ума, Хироюки, прими это.
– В Ёми было так плохо. 44 года я пробыл там, лелея ненависть, и она давала мне силы. Я создал из своей плоти меч с частицей моей души, и он остался в руках оммёдзи, а я ждал момента, когда он позовет меня. Он был слабой ниточкой, что берегла во мне надежду на возмездие. – Хироюки говорил так, будто все это уже не касалось их двоих, было еще одной странной легендой Ямато. – Потом в преддверье Ёми забрел гадатель, и я встретил его, защитил от смерти взамен на обещание служить мне там, в мире людей. Он был первым, и за полвека я стал тем, кто носил имя самоназванного бога Конран-но ками, я повелевал умами тех, кто мог управлять жизнями людей через предсказания. Но я все еще был там, в темных глубинах, куда меня низвергли оммёдзи во главе с Инабой Идзуру. Куматани там тоже был, и я навечно запомнил его имя. Куматани, который считал себя выше меня, который отвернулся в момент, когда еще что-то могло измениться к лучшему. Когда я еще мог остановиться. Ясу-чан, мне не жаль ничего, кроме того дня, когда…
– Когда ты перестал видеть во мне брата, а увидел лишь удобный сосуд?
Хироюки промолчал, но все было ясно и так.
– Я уже не обижаюсь.
– Но ты вправе.
Хизаши нечего было добавить, ведь Хироюки говорил верно. У него было право обижаться, но…
– Я не помню своей смерти, – сказал он. – И я не знаю, что ты сотворил со мной, раз в итоге я стал ёкаем. Ты же не к этому стремился.
Несмотря на абсолютную безмятежность, Хизаши все еще улавливал в себе отголоски любопытства. Люди не становятся ёкаями, как, впрочем, невозможно и стать богом, творя подобное на земле. Все подчинено правилам, и чем сложнее восхождение, тем проще противоположный путь.
– Этого не должно было случиться, – заверил Хироюки. Он пристально смотрел на Хизаши, а тот любовался полоской света, захватывающей все больше и больше небесной глади. Чувствовал – их время тут на исходе. Рассвет принесет с собой новый день. Но не для них.
– Уже неважно. Ты не станешь богом, Хироюки, но хочешь ли ты оставаться демоном?
Хизаши на миг опустил ресницы, а потом повернулся к брату и увидел его таким, каким бы ни за что не желал запомнить. В этом была ирония безжалостной судьбы: брат, который хотел стать ками, но стал человеком, и брат, который хотел стать богом, но стал демоном. Почему они просто не могли оставаться самими собой?
Хизаши знал ответ – потому что глубоко внутри они всегда были теми брошенными в одиночестве детьми, покинутыми, несчастными, обиженными – жаждущими мести. Так люди создали нынешнего Хироюки, а боги создали Хизаши.
– Ничего уже не исправить, – проскрежетал Хироюки, цепляя клыками кроваво-красные губы. – Ни мне, ни тебе.
– И это все, что ты скажешь на прощание?
Хироюки застыл. В его глазах жил тот же Хиро-нии-чан, заботливый старший брат. Он никуда не исчезал, но безумие оказалось сильнее. Оно захватило его так же, как он сам совсем недавно захватил тело Кенты. Он тоже был одержим и нуждался в спасении.
Хизаши обнял его холодное лицо ладонями и улыбнулся.
– Успокойся, брат. Больше ничего делать не нужно. Я сам.
Он повернул голову и увидел возле леса человека, машущего ему рукой. Он стоял в тени, но и без света сердце тотчас узнало его. Хизаши пора было уходить.
– Не уходи, – попросил Хироюки. – Останься со мной хотя бы сейчас! Теперь ты можешь выбирать!
– Верно, – кивнул Хизаши и опустил руки. – Я уже выбрал.
Он поднялся и сделал шаг к ждущему где-то там, за пределами этого мирка, Кенте, но обернулся и сказал:
– Ты спрашивал, когда мы снова увидимся, кем я тебя назову? У меня появился правильный ответ. Я назову тебя…
– Брат! – воскликнул Хизаши, хватаясь за грудь. Он чувствовал, как рвутся меридианы, по которым текла его ки, и она уходит в землю, а силы покидают никчемное тело, сумевшее хотя бы один раз послужить как надо.
Хизаши чувствовал себя очень лёгким, невесомым. Он будто бы превращался в свет, и это было даже красиво. Неужели такова смерть? За свою долгую жизнь Хизаши видел множество несчастных, трагичных, жестоких и страшных смертей и не мог поверить, что его собственная – обманщика, предателя и эгоиста – будет такой… прекрасной. Кента тянул к нему руки, звал, кричал, а Хизаши исчезал и не мог ничего ответить. Не мог сказать о том, о чем так давно болит сердце, о том, как дороги ему стали люди, по-настоящему, а не ради удовлетворения своих мелочных мечтаний, как дорог стал ему Кента – его самый лучший, самый преданный друг.
Он прочтет это в сердце Хизаши, он может, а оно точно потухнет последним. Хизаши постарается.
Но что это? Почему они все опускаются на колени? Сначала Кента, за ним Мадока, Учида, Сасаки, Морикава, Сакурада… Хизаши ощущал тепло, и оно обволакивало, утешало, приносило облегчение от страданий. Он узнавал его, и все внутри трепетно замирало. Он понимал – но не верил. Ощущал – но не мог принять. Это тепло… Это…
Поклонение.
Черное облако покинуло тело, и Хизаши потянулся к нему, в последний момент не желая отпускать. Однако собственный свет – божественный – не давал прикоснуться к его противоположности, к душевной грязи, которой Хироюки был переполнен столько лет.
Молитвы текли к нему золотистой лентой, но в их потоке легко угадывался один голос, самый твердый, искренний, горячий. Хизаши улыбнулся и продолжал улыбаться, даже когда искрящийся свет заполнил собой все, и легкость стала абсолютной. Исчезли боль, страх и сожаления. Исчезло ненавистное прежде тело, из оков в один момент ставшее крепостью, и Хизаши открыл глаза у ворот Такамагахары. Он все-таки умер.
И неужели он… вознесся?!
Хизаши обнаружил себя у подножия высокой горы, на первой ступени каменной лестницы. От нахлынувших воспоминаний закружилась голова и заранее заболели ноги. Чистейший ароматный воздух Такамагахары пьянил ничуть не меньше, и без унизительного ошейника и цепи дышалось так легко и свободно, что Хизаши не смог отказать себе в удовольствии с наслаждением вдохнуть. Потом сделал шаг – и разом перемахнул через треть ступеней, оказавшись почти на середине подъема. Шагнул снова – и до верха стало рукой подать. Последним шагом он перенесся к алым ториям, которые обвивала огромная белая змея с золотыми глазами. Завидев Хизаши, она выпустила раздвоенный язык и, довольно зашипев, обратилась женщиной в белых одеждах и с накидкой на волосах.
– Давно не виделись, Увабами, – поприветствовал ее Хизаши.
– Время здесь течет незаметно, – тонко улыбнулась она и сделала приглашающий жест. – Проходи, Мацумото Хизаши, все уже ожидают тебя.
Прежде Хизаши бы очень удивился или испытал торжество, но он лишь вежливо кивнул и прошел под дугой симэнавы и очутился на землях, где обитали боги. Священная белая змея Увабами степенно двинулась вперед по дорожке, петляющей меж цветущих кустов и вечно плодоносящих деревьев, будто скользя.
– Ты ничего не хочешь у меня спросить? – поинтересовалась она, не поворачивая головы.
Хизаши призадумался. На самом деле было кое-что, о чем он не вспоминал, но что всплыло, едва он услышал вопрос.
– Скажи мне вот что, – начал он. – Когда мы встретились на горе Акияма, ты обмолвилась, будто это не первая наша встреча, но и на суде мы увиделись не впервые. Но я совершенно не помню тебя. Это было в моей человеческой жизни?
Увабами покачала головой.
– И да, и нет. Но ведь люди не становятся хэби… если им не помочь.
Хизаши будто молнией ударило. Он запнулся, а Увабами ни на миг не сбавила шаг.
– Ты сделала из меня ёкая! Но зачем? Что за прихоть такая?
– Этот вопрос стоит задавать вовсе не мне.
Она остановилась и, повернувшись к нему, произнесла:
– Мацумото Хизаши, сегодня ты услышишь много того, что было тебе неизвестно. Возможно, после ты подумаешь, что предпочел бы ничего не знать, но эта история длится уже слишком долго. Слишком.
Закончив говорить, она медленно растворилась в воздухе, и перед Хизаши остался величественный павильон с сотней ступеней, отливающих чистым золотом. По бокам выстроились стражи-комаину[228], они провожали Хизаши глазами, пока он не вошел в высокие двойные двери и не оказался в том отрезке своего прошлого, которое так ненавидел. И оно не вызвало в нем никаких чувств.
– Мацумото Хизаши, получивший при рождении имя Ясухиро, – раздался голос под сводами зала, – мы рады приветствовать тебя в обители богов!
Хизаши оглядел галереи, заполненные разнообразными божествами, потом повернулся к тронам, где восседали древнейшие из богов Такамагахары, и у него появилось первое яркое чувство – разочарование.
– Что я здесь делаю? – прямо спросил он.
Ему ответила ослепительно прекрасная женщина, даже смотреть на нее едва получалось – так начинали слезиться глаза. Сиятельная Аматэрасу почтила своим присутствием скромного бывшего хэби, наказанного на этом самом месте человеческим существованием.
– Ты одолел великое зло и получил поклонение десятков людей, достойных уважения. Теперь двери Такамагахары открыты для тебя. Поздравляю, ты стал божеством