— Давай сюда пакет. — полковник ломает сургучную печать и скользит взглядом вдоль строк. Кивает. Прячет пакет на груди, за пазухой. Оглядывается. К нему тут же подъезжает заместитель начальника штаба полка на своем гнедом жеребце, который фыркает и поводит головой, пытаясь прожевать уздечку.
— Выстрой полк двумя рядами, лицом друг к другу в парадной формации, типа «коридор». После «благословления» от СИБ пойдем в атаку. — сухо говорит он. Замкомполка бледнеет и кивает головой. Полковник понимает его. Он отворачивается и снова смотрит вперед, поднимаясь над седлом, вставая на стременах. Для того, чтобы увидеть хоть что-то там впереди. Что-то, кроме огромной фигуры, изрыгающей багровые молнии. Учитывая расстояние и примерно прикидывая высоту и размеры Демона, полковник совершенно точно мог сказать, что кавалерийская атака силами Лейб-гвардейского Кирасирского Полка может разве что попытаться повредить ему одну ногу. Потому что второй ногой он просто наступит на них и все. Стопятимиллиметровые снаряды ничего не могли поделать с его шкурой, а что смогут кирасиры? Пиками да саблями?
На самом деле он прекрасно понимает, что тут происходит. Генеральный Штаб жертвует ими. Просто бросает их в самоубийственную атаку на Демона, в попытке хоть как-то задержать его продвижение и отстрочить полное поражение. Понятно, что полковой священник только что провел молитву, укрепляя их кожу и плоть, что господин Лазо зачаровал лезвия сабель и острия пик, а прямо перед боем несколько валькирий наложили заклятия на обоймы к кавалерийским карабинам. Но против этого чудовища… он смотрит вдаль, на бушующие багровые молнии и зловещую фигуру, которая возвышалась над всем вокруг.
— Ваше высокоблагородие? — дрогнул голос сзади. Его адъютант, Лешка, совсем еще юный парень, у него даже вместо усов под носом на губе — лишь светленький пушок. Полковник оборачивается. На бледном лице Лешки местами проступают красные пятна, он прикусывает губу.
На какое-то мгновение полковнику хочется рявкнуть на него, одернуть. Ты же гвардеец, сопляк! Выпрямись! Гвардия умирает, но не сдается, эти слова впечатаны в историю, мы не имеем права отступать, играть труса. Сегодня на поле боя вышли многие, здесь и гражданские маги и специальные отряды Императорских Гасителей Обликов, элитные команды по борьбе с нечистью, добровольцы, ученые и маги из Академии Наук. Но только они — профессиональные военные, чья профессия — защитить Родину. Если нужно, то ценой своей жизни. Из всех же армейских, Лейб-Гвардия — лучшие из лучших. У самого Алферова как у потомка благородного рода конечно же были магические способности, но не столь выраженные, чтобы он мог претендовать на место в отряде Гасителей или на карьеру гражданского мага. Магические способности предпервого уровня — этого недостаточно для того, чтобы быть одним из Высших Магов, находящихся на жаловании у государства, обеспеченных славой и деньгами. Но полковник Алферов не собирался жаловаться на судьбу. Он служил в Гвардии уже достаточно давно, чтобы понимать, что у каждого на поле боя — своя часть работы. У саперов — ползти под огнем противника, прокладывая мосты и снимая мины, у артиллеристов — вести беглый огонь, надрывая спины под тяжестью двухпудовых снарядов, пол канонаду, разрывающую барабанные перепонки, у целителей — возвращать людей с того света, тратя годы своей жизни и жизненную энергию, а у тяжелой кавалерии, кавалергардов, кирасиров — умирать во встречном бою, во время атаки конной лавой. Рейтинг выживания во время такой атаки с опущенными пиками навстречу противнику — пятьдесят процентов. Согласно статистике, ты мог побывать только в двух атаках конной лавой. Полковник Алферов побывал в четырех. Согласно всем статистикам и вероятностям, он давно исчерпал свой запас удачи, отделавшись лишь шрамом на правом виске, оставленным тогда, когда пика летучего гусара сорвала с него стальной шлем, отбросив его назад, сбросив с коня на землю. Шрам на правом виске да лопнувший от нагрузки плечевой сустав левой руки — вот и все, что напоминало ему о том бое. Плечо иногда давало о себе знать, в те дни, когда на улице становилось особенно холодно.
Так что полковник Алферов знал все, что сейчас чувствует его адъютант, Лешка. Он и сам когда-то нервно покусывал губы, ерзая в седле и сжимая в руке древко пики, бормоча быструю молитву, а вместо усов на верхней губе едва пробивался легкий пушок. И тогда он видел Смерть, которая неслась навстречу — в бронированной конной лаве знаменитых крылатых гусар, сотни опущенных пик, острие каждой из них было нацелено прямо ему в сердце, и казалось он мог увидеть глаза у противника, и эти глаза были налиты кровью. Но раздалась команда «Пики к бою!» и он также как и все — опустил пики и пришпорил коня.
— Лексей. — тихо сказал он и адъютант поднял глаза: — Не переживай. Никто не погибает в первой атаке. Вторая… третья — это да. Но в первой… никто и никогда.
— Ваше высокоблагородие? Да я что… я ничего… — вырывается у Лешки и его конь невольно перебирает ногами, реагируя на изменение осанки всадника.
— Да я знаю, что уж ты труса не спразнуешь. — усмехается полковник: — это я так. Напоминаю. Никто не гибнет в первой атаке конной лавой. Не знаю, почему так, может это архангел легкой кавалерии положил, но так уж повелось.
— А… как же Трифонов и Губанский? — осторожно спрашивает Лешка: — они же…
— Так это у них считай вторая атака такая была же. — отвечает полковник: — в первую они под Осиновкой сходили, просто в составе гусарского полка. Черные Гусары, они же оттуда перевелись.
— Ах… да. — на лице у Лешки играет неуверенная улыбка: — точно. А я и забыл совсем.
— Вот для того у тебя старшие по званию и есть, чтобы не забывал. — ворчит полковник: — ступай в строй. Скоро «благословение» от СИБ будет.
— Слушаюсь, Ваше Высокоблагородие! — адъютант направляет своего коня к строю, а полковник Алферов смотрит ему вслед и думает. О многом — пока еще есть время. Пока еще не прибыли выкручиватели мозгов от СИБ. И…
— Полковник Алферов? Николай Павлович! — неподалеку останавливается автомобиль, из него выскакивает фигурка в черно-красном мундире СИБ и бежит к нему. Девушка, лицо могло быть даже симпатичным, если бы не черная повязка через глаз. Словно пиратка из детской книжки с раскрасками, думает он, машинально поднимая руку к виску.
— Ирина Васильевна Берн! Старший оперативник СИБ! У нас мало времени! — она оглядывается на конный строй и кивает головой: — вижу вы готовы.
— Мы готовы, — кивает в ответ полковник: — пожалуйста приступайте, Ирина Васильевна.
— Отлично. — и она бежит к конному строю, из-под ее сапожек вырываются комья снега пополам с землей. Полковник трогает бока своего коня сапогами и направляет за ней.
— Господа кирасиры! — девушка из СИБ останавливается и ее голос звучит словно звонкий колокол: — прошу внимания!
Полковник смотрит на нее. Он никогда не любил эту часть, всегда искренне полагал, что лейб-гвардия, а особенно — кирасиры, в состоянии сражаться без промывания мозгов и искусственного энтузиазма, думал, что такое вот состояние часто приводит к переоценке своих собственных способностей, к излишнему риску, к авантюрам в бою. Может рядовому кавалеристу это и нужно, но вот командиру нужен холодный разум и голова на плечах. Но сейчас… сейчас он сам с готовностью снял с головы стальной шлем и наклонил голову, слушая мозголомку из СИБ.
Потому что в отличие от Лешки-адъютанта он знал, что во время первой атаки конной лавой — погибают. Больше половины. А те, кто остаются в живых — никогда уже не могут забыть это чувство, когда Смерть прошла стороной, разминувшись с тобой на пару сантиментов. Но это ерунда, тяжелая кавалерия всегда знала на что она идет, слава и почет кавалергардам давались не просто так. Когда есть шанс, пусть даже один на тысячу — каждый из них с готовностью пришпорит коня и опустит пику, пускаясь в атаку. Но сейчас…
Он метнул быстрый взгляд через плечо, туда, где возвышалась гигантская фигура, затянутая багровыми молниями. Атака на это силами полка кирасиров… это не пятьдесят на пятьдесят, даже не один шанс из тысячи. Никто не вернется из такой атаки. Это будет последняя атака конной лавой Лейб-гвардейского Его Императорского Величества Кирасирского Полка. Он стискивает зубы. В такой ситуации даже он — был рад благословлению от мозголомов СИБ.
— Слушайте меня! — звенит голос девушки-мозголомки: — смотрите на меня! — она поднимает черную повязку с глаза и как-то внезапно полковник понимает, что смотрит ей прямо в зрачок, наполненный черно-красной, клубящейся тьмой.
— Смерти нет! — кричит она и каждое ее слово отзывается в сердце, трогая какие-то неведомые струны, словно бы слова отца почтительному сыну, слова любимой девушки влюбленному рыцарю, слова отца-командира своим верным воинам.
— Смерти нет! Потому что вы — уже мертвы! Все! Каждый из вас уже умер! Ваши жизни окончены! Надежды нет! Сейчас вы пойдете в атаку, после которой уже никто не вернется! Каждый из вас останется на поле битвы, сжимая холодеющими руками свое оружие! Посмотрите туда! — она указывает вдаль на возвышающуюся над ними колоссальную фигуру, окутанную багровыми молниями: — Видите! Спасения нет! ВЫ! ВСЕ! УЖЕ! МЕРТВЫ!
Полковник опускает взгляд вниз и видит, что он уже умер. Что его плоть уже тронута тлением, а из раны на груди — выползают черви. Сперва его охватывает ужас, но сразу же вслед за тем он вдруг чувствует спокойствие. Последнее Благословление, думает он, такое выдают только если надежды нет совсем. Но… ведь ее и нету. Он уже умер, это правда. Чего боятся мертвецы?
— Ничего… — бормочет он себе под нос и поднимает взгляд. Стоящая перед ними девушка в красно-черном мундире поднимает руки, словно птица, собирающаяся взлететь.
— Я смотрю на вас и вижу людей, которые уже умерли! — кричит она и стал звенит в ее голосе: — которые уже никогда не вернутся домой! Никогда не обнимут любимых, никогда не встретят новый рассвет! Единственное чего я не вижу — это того, как именно вы умерли! Будет ли это славная смерть⁈