– Хорошо, клянусь думать, думать и еще раз думать. Говори.
Русь зажата в тисках – с одной стороны монголы, с другой Ливонский орден. Он разбит, но это ненадолго, слишком много желающих поживиться богатством русских земель. Стали поднимать головы литовцы, чуют, что Новгороду не до них, то и дело разоряют приграничные земли. Шведы тоже вспомнят, что не всегда их предводители получали копьем в глаз… И биться на два, а то и три фронта даже князь Александр не сможет. В этот раз то ли что-то не стыковалось, то ли вообще не договорились, но рыцари опоздали, потому что напади они в 1238 году, когда Батый почти дошел до Новгорода, князь Александр почти ничего не смог бы противопоставить ни шведам, ни тем более Ливонскому ордену.
Это я прекрасно понимала и без Вятича.
Но у них не заладилось, и это спасло северную Русь. Пока спасло, а что дальше? Батый вернулся из Европы на нижнюю Волгу в район Астрахани и будет там. Ливонцы пока тоже притихли, но всем ясно, что это ненадолго, как только очухаются, так и полезут снова.
Куда бедному русскому податься? Подаваться, конечно, никуда не надо, но надо решить, как либо перессорить между собой Восток и Запад, либо с кем-то подружиться против кого-то. Выбор страшный, но делать его князю Александру, да и не только ему, придется. Мы-то с Вятичем уже знали, какой выбор сделает Невский, за этот самый выбор его столько раз обольют грязью потомки! Конечно, князь далеко не ангелё он бывает до глупого жесток и легко «заводится» там, где можно бы и перетерпеть, но лично я была готова простить ему очень многое за полководческую гениальность.
Но ратные подвиги князя позади, насколько я помнила, теперь предстояли только дипломатические. И неизвестно, что труднее.
В Орде противостояние, с одной стороны Гуюк, выбранный Великим ханом, пусть и при противодействии Батыя, но все же законно. С другой – сам Батый. Если бы один не трогал другого, то они могли бы существовать каждый сам по себе, но они смертельные враги, оскорбившие один другого, а потому будут драться, как скорпионы в банке, до конца, до полного истребления.
Хуже всего, что я этой же банке оказалась и Русь. Один смертельный укус мы уже имели – в Каракоруме погиб князь Ярослав Всеволодович.
Ни открыть эту банку, ни выбраться из нее мы не можем. Остается либо ждать, когда укусят, и погибнуть, либо… Второй выход был прост, как логика идиота: нужно помочь одному из скорпионов.
– А если тот, которому поможем, нас и укусит?
– Тоже возможно, но может и не укусить. Так хоть какая-то надежда есть…
Оставалось выбрать того самого скорпиона, которому следовало помогать.
Ну, этот выбор я для себя сделала несколько лет назад: кому угодно, только против Батыя! Я готова лично покусать его, чтобы сдох!
Вопрос Вятича меня ошарашил:
– Почему?
– Как это почему? За Рязань, за Козельск, за все-все!
– Настя, я не прошу тебя прощать Батыя, ему нет прощения. Я прошу подумать и взвесить реальность на данный момент. Что мы имеем?
– Холодный пол и насморк.
Вятич рассмеялся:
– Понял, пойдем к себе.
Да уж, лучше у себя, там печка натоплена и на полу большая медвежья шкура… Но я не собиралась почивать ни на каких перинах, требовалось продолжение, причем пока не объятий, а рассуждений. Что объятья будут потом, я не сомневалась.
– Продолжай меня убеждать.
– Настя, а на сей раз ты меня слышишь?
– Я всегда слышу.
Это была ложь, все это он много раз мне уже говорил, и про скорпионов, и про банку, только я пропускала мимо ушей. Пришлось вздохнуть:
– Сейчас слышу.
– Надеюсь… Я тебе сейчас еще раз расскажу о положении дел, а ты решишь, какого скорпиона выбирать.
Гуюк там, в Каракоруме, там и будет. Он Великий хан, к этому стремился, для него Русь где-то далеко и не слишком важна. Если и нужна, то только против Батыя.
Батый здесь, в Сарае, то есть недалеко, для него Русь очень важна, потому что иметь противника под боком, притом что нужно воевать с Великим ханом, а они обязательно будут воевать, опасно.
А на западе рыцари, которые хоть и просили вечный мир, но соблюдать его не будут, как только позволит ситуация. И Гуюка они не испугаются не потому, что он слаб, а потому, что между ними и Гуюком стоит Батый. А вот Батыя боятся.
Теперь подумай, кого больше бояться нам самим. Помочь Гуюку – значит вступить в конфликт с Батыем, который, напоминаю, рядом. И второй раз его в лесные чащи мордвы не заманишь и тавро не выжжешь. И если он решит наказать Русь, то на западе сразу воспрянут духом, забыв уроки Невы и Чудского озера. И Батыю это будет на руку.
А если помочь Батыю?
Ты хорошо знаешь: Орда берет дань с тела, но не трогает душу, им наплевать, какой ты веры и веришь ли вообще. А вот орден подчиняет все, все, понимаешь, делает полными рабами, им русские не нужны. Ты меня знаешь, я не хожу в церковь и не молюсь, как все, но я не хочу, чтобы закованные в железо уроды диктовали мне веру. Им тоже все равно, в кого мы верим, им нужно, чтобы мы платили налоги их епископам и папе римскому.
Так вот, если орден будет знать, что мы помогаем Батыю, то едва ли сунется на наши земли хотя бы пока.
Вот и думай, прав ли князь Александр и кого из скорпионов надо уничтожать.
Моя реакция была мгновенной:
– Обоих!
Сначала было тихо, потом Вятич просто расхохотался:
– Ты неисправима. Ладно, подумаешь, потом скажешь.
Я уселась на постели.
– Нет, ну правда, почему бы не убить их обоих? Отравлю к чертовой матери!
Вятич со смехом потянул меня к себе:
– Иди сюда, отравительница несчастная!
Конечно, мне было уже не до всяких там Гуюков с Батыями, пусть поживут до завтра, у меня нашлось до утра другое занятие…
– Вятич, мне нужно ехать с князем Александром.
– Зачем?
Все он прекрасно понимал, но не спросить не мог.
– Пора напомнить Батыю о себе.
– Настя, ты думаешь, что говоришь? Погубишь и себя, и князя.
– Прежде чем принять Невского, Батый должен узнать, что погубить меня ему не удалось, то есть он должен поверить в мое бессмертие.
– А если он решит проверить еще раз?
– Не думаю…
– Собираешься еще раз попытаться расцарапать ему лицо или поставить новое тавро?
– Ни то ни другое. Кто меня столько времени убеждал, что Батыя лучше иметь в подсобниках?
– Неужели прониклась?! И в какие же подсобники ты собираешься брать Батыя? Кирпичи класть или оружие себе носить, как кнехта?
– На фиг он мне сдался. Я его рожу как вспомню, руки чешутся вцепиться, но сознаю жестокую необходимость договариваться даже с этим гадом, только бы против рыцарей.
– Теперь против рыцарей. Ты уж определись, с кем ты и против кого.
– Я против всех, кто воюет с Русью, и за тебя!
– И на том спасибо. Ладно, теперь серьезно. Ехать тебе к Батыю очень опасно, и напоминание о себе передавать тоже. Тут надо хорошенько подумать, чтобы не наломать дров, не навредить князю Александру тоже.
– Чего думать? Надо отправить ему с дарами стрелу с куском голубой ткани, как сделали когда-то, и все!
– Настя, кто обещал сначала думать?
– А что?
– Это действительно будет «все»! Причем не только тебе, а сначала князю Александру.
– Почему?
– Подарить хану стрелу – означает, дорогая, вызвать его на бой. Думаешь, он станет вспоминать, кто ты такая? Нет, может, и вспомнит, но сначала перережут горло Невскому, потом спустят полосами твою драгоценную шкуру, и только потом Батый поахает, что сначала надо было тебя предварительно помучить.
От столь «радужной» перспективы мне стало откровенно не по себе. Нет, я вовсе не боялась быть наструганной кусочками, но вдруг поняла, что и правда могу навлечь беду на князя и на Русь вместе с ним. Вятич почувствовал мои сомнения:
– Осознала хоть чуть?
– Да.
– Настя, ты не злись, Восток действительно дело тонкое, вон за убийства послов расплачиваются целые города и страны, за угрозу хану тоже может дорого заплатить Русь. Поэтому я твержу, что сначала надо десять раз подумать и взвесить, только потом что-то делать.
Я вскочила, почти забегала по горнице:
– Правильно, все правильно! Вот скажи мне, почему ты все видишь заранее и все понимаешь, а я, как дура, сначала делаю, а потом соображаю?
– Какая самокритичность!
– Нет, правда, Вятич, ну почему ты такой весь разумный и правильный, а я такая балда?
Он чуть смутился, пробурчал:
– Я не разумный, еще какой неразумный. Если бы не ты, меня давно бы на свете не было. Просто мне нечем заняться, кроме как думать, вот и думаю…
Я не успела удивиться этим словам, как муж огорошил меня следующими:
– А вообще, ты вовсе не обязана брать все на себя и действовать.
– Как это? Сказали же…
– Здесь только твоя воля. Можешь отказаться, никто тебя не тронет. Откажешься, будешь просто жить, как живут все остальные люди. Здесь ли, в Москве ли, неважно. Настя, ты можешь просто ни во что не вмешиваться, ни во что не влезать, это твое право. Даже сейчас твое право.
Я задумалась. И правда, чего я во все лезу? Забрала бы в Москву Вятича с Федькой, подлечила супруга, увезла куда-нибудь в провинцию в хорошенький домик на берегу симпатичной реки, но обязательно со всеми удобствами, научила сына играть в компьютерные игры и забыла про этого Батыя и всех остальных дураков напрочь.
После бурной деятельности против монгольского хана я уже возвращалась домой, что заставило меня так рваться обратно? Я могла честно ответить: Вятич. А если бы он остался в Москве? Нет, ни он, ни я не остались бы, потому что сидеть там, зная, что творится здесь… Но здесь еще много столетий будет твориться черт-те что, как же быть? Наверное, если бы я близко не соприкоснулась тогда с судьбой Рязани и Козельска, просто судьба Руси меня едва ли так задела. Ну, иго… ну, татарское… или монгольское? Или просто ордынское? Какая разница?
Но когда своими глазами увидишь сожженный город, который совсем недавно был живым, когда на твоих глазах погибает невинный маленький человечек, которого ты уже пригрела и спасла и который поверил в спасение, когда остаешься единственной выжившей… не мстить нельзя. И как‑то мало думается о том, кто из князей виноват в такой беде.