Суть изобретения Шухова в том, что в резервуаре ступенчатая толщина стенок. Чем выше, тем меньше слоев стали, поскольку и нагрузка на них уменьшается. Днище резервуара довольно тонкое, но опирается на песчаную подушку. Постройка такого резервуара дело небыстрое, поскольку все стальные листы соединяются клёпками. А теперь вспомним, что Артём притащил сварочный аппарат, который он изначально хотел завязать с ветряком.
Основная ценность нашего сварочного аппарата – трансформатор. Сварка металлов уже запатентована. И на данный момент изобретатели испытывают большую проблему в поддержании силы тока. В трансформаторах, используемых для сварочных работ, стандартное напряжение электрической сети искусственно снижается почти в десять раз, чтобы повысить силу тока. Ток силой в несколько сотен ампер образует электрическую дугу между электродом и соединяемыми деталями. Тепла как раз хватает, чтобы расплавить металл.
У нас изначально планировалось использование генератора от ветряка, который уже даёт постоянный ток. Артём скомпоновал оборудование так, чтобы им можно было воспользоваться в XIX веке. Но, чёрт побери! Здесь всё же тот самый XIX век! Как легализовать эти устройства?
– Сейчас на месте будущего завода четыре мазанки. Как только возведут приличную кирпичную постройку, то перевезём всё это добро как английское или американское, – предложил Артём.
– Ты, пока там скважину бурили, прокачался до уровня уверенного пользователя сварочным аппаратом? – съязвил я.
– Я подобрал толкового парня, которого начну натаскивать в этой области, заодно и сам буду учиться, – ответил Артём. – В любом случае выбора нет.
– Только не говорите, что мне придётся ещё что-то патентовать, – напомнил о себе Серёга. – Каждый комплект документов, между прочим, обходится в четыреста рублей.
– Привилегии на электросварку уже существуют. Как вариант можно запатентовать применение переменного тока и дугу, возбуждаемую трёхфазным током. Но это вторично, мы же будем работать только для себя. По-тихому сварим и разберём оборудование, – успокоил Серёгу Артём.
– А ветряк, а всё остальное? – продолжал волноваться я. – Может, стоит воспользоваться существующими паровыми машинами, которые вырабатывают ток? Это более понятно для местного населения.
– Покупай динамо-машину, – не стал дальше настаивать на ветряке Артём. – Время ещё есть. Нам там целый отряд охраны нужен. Забор только наполовину возведён. Стальные листы ещё не заказали.
– А их ещё где-то хранить надо, – напомнила Вера Степановна. – Пока будет готов склад, успеете подвезти и оборудование, и листы.
– И на мою долю стальные листы заказывайте. Сваришь потом в школе водонапорную башню, – попросил я Артёма.
– У тебя ничего толком нет, зачем тебе сейчас башня? – поинтересовался друг.
– Как это нет?! – возмутился я. – Школа закончена. Печники кладут печи. Правда, сохнуть они будут долго, холодно уже. Дома преподавательского состава на следующий год поставим. Пока они и в городе поживут.
– Неправильный из тебя попаданец получается, – усмехался Артём. – Ты книжки читал? Там обычно приходит такой умник, трах-бах! – и у него уже всё построено и работает за пару месяцев.
– Идиоты у тебя попаданцы, – начал я злиться. – Сидят в тепле на диване, реалий не понимают. Тут пять дней дождь шёл, дороги размокли. Кирпич не было возможности подвезти. Всё, стройка встала.
– Серьёзно не работали? – уточнила Вера Степановна. – Я бы их…
– У меня для этого Епишка имеется. Он сразу перебросил артели на рытьё и штукатурку стен.
– А не дашь ли ты мне этого толкового прораба в Кривой Рог? – перебил Серёга.
– Дам, конечно, – тяжело вздохнул я. – Здесь на стройке процесс уже отлажен.
– А про «слишком умных» попаданцев ты прав, – продолжил Серёга. – Как вспомню распашку земли, так смеяться хочется над авторами, которые рассуждали на эту тему. Одна борозда плугом по целине занимает где-то тридцать минут. Туда и обратно – час. Надо весь день корячиться, чтобы обработать пятьдесят метров в ширину и полкилометра в длинну.
– И это нашим трактором, – напомнил Артём. – Лошадьми ещё дольше. Архип обещал пахать всю осень. Но у него в помощниках только малолетние сыновья. Хотя он сам по себе мужик упёртый. Что осилит, то сделает. Зря мы не стали озимые сажать.
– Артём, не зря! – возмутился я. – Сам себе противоречишь. У нас там один Архип из работников. И ты в курсе, какая это проблема – кого-то нанять. Это же не рабочие в городе. В любом случае всю голодную Россию мы не накормим.
По поводу найма тех, кто сможет распахать землю, мы ещё в сентябре поинтересовались. Станичники сразу отказались. У них своей работы хватает. Нет на Кубани столько свободных крестьян, уходящих на заработки. За работниками нужно ехать в среднюю полосу России. А у нас не было времени на это. В марте Сергей привезёт людей, тогда и начнутся на хуторе более масштабные работы.
Через год в России случится голод. Повлиять на климат мы не могли, предупредить об аномальной погоде я мог в своём журнале только намёками. Накормить своим зерном не успеем. Да и нужно ли? Когда Артём первый раз сказал, что, спасая народ от голодной смерти, мы можем повлиять на историческое развитие страны в целом, я возмутился. Он привёл аргументы. Спасем, к примеру, тысячу человек. Они дадут потомство и прирост населения. А затем случится засуха 1901 года, дальше недород 1905-го и так далее. А народа-то прибавилось. И всё это будет нарастать снежным комом.
– Значит, внедряем новые сорта и постепенно распространяем их, – решил я тогда.
Действительно, глупо тягаться с огромной государственной машиной, которая не в состоянии обеспечить продовольствием население страны. Тридцать миллионов голодающих – это очень много!
В оставшиеся до Рождества дни я писал статью по сварке металлов. Двенадцатый номер журнала был обзорным по многим темам и в два раза толще по объёму. Подводя итоги года, я поздравил Софью Ковалевскую с избранием её членом Российской академии наук, а Менделеева – с наградой от Лондонского химического общества. Напомнил читателям, что с 23 сентября 1889 года Генеральная конференция по мерам и весам признала более удобными для использования метр, килограмм и секунду.
В этом же номере журнала известил, что теперь выходить он будет один раз в квартал. Не то чтобы у меня закончились идеи для статей. Подошли к концу запасы бумаги и «обложек». Нужно переходить на местное сырьё. А его ещё необходимо подобрать, закупить и привезти.
К двенадцатому номеру журнала прилагался небольшой вкладыш рекламы, где я приглашал учителей. Сто экземпляров – это не так много. Но люди, купившие журнал, могли рассказать о моём предложении своим знакомым. Мне-то и требовалось всего шесть – восемь толковых учителей. М-да… где взять таких? По идее, все, кто достаточно успешен, имеют работу. Остальные неудачники.
На объявление откликнулось сорок три человека. Как я и предполагал, две трети совершенно мне не подходили. Один пьяница, другой дурак по жизни, третий пенсионного возраста. Да ещё начал сразу меня воспитывать и рассказывать, как, по его мнению, правильно организовывать учебный процесс и что розги совершенно необходимый атрибут для школы.
После долгих выматывающих собеседований я оставил двенадцать человек. Не факт, что их столько будет в дальнейшем. Но в этом времени я беру людские ресурсы, как уже говорил, «с запасом». Что вскоре и оправдалось: ещё с половиной мы «не сошлись характерами».
– Вы, Николай Иванович, серьёзно собираетесь учить химии это быдло? – вопрошал меня один из предполагаемых учителей. – А вы сами знаете, что…
– Знаю, – прервал я «умника». – И мы с вами расстаёмся.
Последние шесть человек, если и не соглашались с моим мнением, что будущие начальники цехов и руководители производства должны быть не просто грамотными людьми, но и разбираться во многих других областях, то благоразумно помалкивали. Им я пообещал удвоить жалованье, когда начнутся непосредственные занятия с учениками. Кстати, которых ещё тоже нужно найти.
Неожиданно в этом мне помогла Вера Степановна. Она приехала в сопровождении группы рабочих, чтобы увести в Крымскую какое-то оборудование из того, что было припрятано на складе. Поскольку Вера Степановна у нас женщина замужняя, то по соображениям приличий остановиться она могла только в доме мужа на Гимназической улице. А работяг я разместил у себя в доходном доме.
Вера Степановна дом Артёма не особо любила. Но куда деваться? Больше всего ей не нравилось то, что тротуары на подступах к дому вечно были завалены строительным мусором. Его, конечно, убирали, но он снова накапливался.
– Баба какая-то на углу свой дом перестраивает, – возмущалась Вера Степановна. – Надстройку второго этажа делает. Якобы будет отель.
– Баба? – не поверил я.
– Говорят, вдова. Там ещё бакалейная лавка. Муж её содержал. Помер он не так давно, – уточнила для меня Серёгина тётя.
В эту бакалейную лавку у нас наведывался только Клим, и я с трудом представлял, о чём речь. Разговор по поводу хозяйки того дома я почти сразу выкинул из головы. А наша неугомонная Вера Степановна не только столкнулась с мадам Губкиной, но и поскандалила по поводу грязи, устраиваемой строителями.
Я примерно знал, чем могли закончиться «женские разборки». И очень удивился, когда застал эту самую мадам Губкину в гостях у Веры Степановны. Дамы распивали чаи и были вполне довольны друг другом. За всё время, что Вера Степановна прожила в этом веке, я не мог припомнить ни одного случая, чтобы она столь близко общалась с представительницами слабого пола как с ровней или приглашала на чай.
– Екатерина Михайловна Губкина, – представила Серёгина тётя женщину. – Николай, представляешь, эта добросердечная женщина открыла на собственные деньги ясли для детей-сирот.
При слове «дети» я сделал стойку, как охотничья собака, взявшая след. Ясли – это, конечно, хорошо. А куда она потом отправляет подросших детей? Оказалось, тоже поддерживает, пристраивает помощниками приказчиков, прислугой в домах и так далее.