Вера Степановна вернулась из поездки мрачная. Нет, с оформлением торговой марки и технологии проблем не возникло. Хотя бюрократическая машина, как всегда, работает медленно, даже если её смазывают взятками. То есть в этом плане всё было нормально. С племянником Вера Степановна тоже хорошо пообщалась, продемонстрировала своих подопечных, сообщила, какая готовится «диверсия». Будет у парней патент, мировая слава и, кто знает, возможно, Нобелевская премия (под старость лет). Но на обратном пути, когда проезжали мимо Воронежа, уже явно были видны следы засухи.
Мы со своей стороны будем помогать по мере возможности. Зерно продавать кому-либо я хуторским категорически запретил. Его надо сэкономить и снова засеять. А отдать – считай, что выкинуть. Но остаться в стороне от массового голода нам совесть не позволяла. Поэтому «гуманитарную помощь» мы решили оказывать в виде муки.
Кроме того, зимой в тех регионах вспыхнут эпидемии. Тот же тиф, например. Вдруг наш аспирин пригодится?
– Я ещё оформила привилегию на технологию получения стрептоцида, красного и обычного, – сообщила Вера Степановна. – Тоже совместное изобретение с близнецами. Правда, они об этом ещё не знают.
– Не поторопились вы со стрептоцидом? – усомнился я.
– Поехать снова в Петербург получится не скоро. Месяца через три железные дороги войдут в авральный режим. Сергей велел предупредить, что год, а то и больше, не увидимся. Он воспользуется тем, что в города ринутся голодающие и появится много рабочей силы. Сколько сможет набрать – неизвестно.
Зерно Серёге в Петербург из собранных озимых уже грузилось. В качестве сопровождения я отправлял тройку особых охранников. Даже ружьё дал на всякий случай. Сергею же чем-то кормить тех рабочих надо будет. А цены через три-четыре месяца скакнут вверх.
Плохо, что цензура уже запретила любые упоминания о возможном голоде и неурожае. Все эти так называемые паникёрские настроения пресекали и будут дальше пресекать. Александр III увидит масштаб всего бедствия только в октябре. Сейчас ещё трудно судить, поскольку урожай не собран. Следующую зиму крестьяне ещё как-то переживут. Но падёт скотина, съедят все запасы, кто-то даже сэкономит на посев и потом бросит зерно в «мёртвую» землю. А в 1892 году от голода и болезней погибнут тысячи.
Мы со своим знанием из будущего предполагали как можно уменьшить людские потери. Если бы не те же цензура и запреты на распространение «паникёрских настроений», то можно было бы предупредить людей, собрать больше благотворительности, организовать доставку продовольствия в отдалённые районы.
Но голод ещё впереди. Пока же меня радостно обнимали близнецы, пытаясь рассказать сразу обо всём: о Петербурге, о поезде, об электричестве и так далее. Отпустил их к Ваське. Теперь уже могут болтать о чём угодно. Недолго. Я там и место приготовил, и работников нанял. Строители будут поднимать кирпичные стены вокруг деревянного помещения. Так что место для работы имеется.
Близнецам пришло время взрослеть.
Глава 25
Я смотрел на Ваську, Егора с Андреем и представлял, что, наверное, такими и были комсомольцы 1920-х годов. Молодые, азартные, «с пламенем в груди». Мои бывшие ученики желали вылечить весь мир, построить фабрику по выпуску лекарств и так далее. Им не нужна была всемирная слава. Они ещё не подозревают, что такое возможно. Не те цели и задачи.
Конечно, не последнюю роль сыграло моё воспитание и, так сказать, «наглядная агитация». А я всего лишь сводил близнецов в богадельню-больницу. Главного врача мой вопрос по поводу тифозных очень удивил. Заверил, что таких, слава богу, у них нет. Но нашлись больные с признаками лихорадки.
Давать разрешение на использование сомнительного препарата врач не хотел. Я предложил добровольцам дать лекарство бесплатно. Согласился один дед. Думаю, именно по той причине, что платить не нужно. Пребывание в больнице стоило шестьдесят шесть копеек в сутки и не всем беднякам по карману. Люди более обеспеченные могли себе позволить посещение врача на дому. Но медикаментов в это время практически не было. Не считать же опиум лекарственным препаратом?
В одном из первых журналов «Наука и жизнь» я написал статью об опиуме и всех остальных наркотиках. Только учёных мужей статьи какого-то купца-выскочки не заинтересовали. Мало кто вообще читал журнал. Тираж не тот. Сергей закупил оборудование в Петербурге. Даже штат нанял. Казимирова-младшего поставил управляющим. Но книги ещё не начали печатать. Только опробовали копировать «Науку и жизнь». Опять же, всё упиралось в сроки и цензуру. Даже пять тысяч экземпляров слишком мало для столицы, не говоря о стране в целом.
Переубеждать врачей долгое и неблагодарное дело. Проще самим внедрить препарат или, ещё лучше, не болеть. Зарян как-то рассказывал о медпомощи среди казаков. Для этого времени очень неплохо. Заряну когда-то давно удаляли пулю из ноги. Делать это начали на закате (так мух меньше). Дали выпить стакан водки, но могли сунуть и маковый отвар, просто не сезон был. Инструмент тщательно обработали. Вначале прокипятили в солёной воде. Затем подержали над пламенем. Тот, кто делал операцию, долго мыл руки, следом ещё водкой сполоснул. Ногу обложили льдом, чтобы уменьшить чувствительность и кровообращение. Продезинфицированными крючками рану расширили и, выкатив пулю, обработали её отварами трав, потом, вложив конский волос, зашили, а ногу зафиксировали в лубках.
Для чего нужен был волос, я не понял, и Вера Степановна просветила, что это своего рода дренаж раны. Сопровождали операцию молитвы и удары бубна, которые продолжались до утра, таким образом не давая пациенту уснуть. Медицинских показаний по поводу бубна, с моей точки зрения, не было. Скорее и в большей степени это традиция казаков.
В целом, могу сказать, самолечение казаков выглядело лучше, чем помощь страдающим в больнице, которую мы посетили. Ходили мы с близнецами в холщовых масках, закрывающих рот и нос (позже я заставил их тщательно вымыть руки с мылом). Результаты у больного дедка стали заметны уже через полчаса. Температура упала. И врач милостиво согласился принять упаковку расфасованного порошка под названием «Аспирин», хотя выражение его лица явно демонстрировало, что он этому всему не доверяет.
Я же в тот вечер толкал проникновенную речь перед близнецами:
– Представьте себе, сколько жизней спасёт ваш аспирин! Это судьбы и жизни миллионов людей…
Прошёлся по «больной теме» умерших родителей. Братьям повезло, что они остались с бабкой, когда отец и мать поехали торговать на ярмарку. Сыпной тиф свалил родителей на обратной дороге. Безусловно, аспирин не панацея, но он снижает температуру. Чем опасно повышение температуры тела, я братьям подробно рассказал.
Что-то фанатичное появилось во взгляде парней сразу после моих слов. Думаю, они начнут втюхивать всем аспирин, не дожидаясь документов из Петербурга. Сергей обещал прорекламировать то, что привезла с собой Вера Степановна. Но, опять же, на всё нужно время в этом медлительном XIX веке.
Перебивать настрой близнецов своими сомнениями я не хотел. Одобрил их желание поехать к Вере Степановне на обучение. Сам же решил проведать хутор. Васька – пацан ответственный, но ещё молодой. Мне стоило самому посмотреть, как там и что.
Тут как раз вернулись охранники, сопровождавшие зерно в Петербург. Вот с ними я и поехал на хутор. По пути завернули в Пашковскую. Душевно пообщались с Фёдором. Тот меня уже как родного привечал. Ещё бы! Я столько семян станичникам надарил! И всё это росло, зрело и радовало глаз. Оставил атаману аспирин с инструкциями, довёл информацию, что в Поволжье и на северо-востоке России грядёт голод. И это не слухи, а реальный факт, поскольку засуха уже пришла. Атаман мне поверил сразу и безоговорочно.
– Фёдор, зерно перекупщикам не продавай. Цены возрастут к весне в два, а то и в три раза, – посоветовал я напоследок.
Выехали на следующий день на рассвете. Я управлял бричкой, а охрана сопровождала меня верхом. Добрались быстро, часа за четыре. Ещё издали я оценил посадки и будущий урожай. Только сами обитатели хутора выглядели не слишком счастливо.
– Бяда, Николай Иванович! – кинулся ко мне Архип, как только я сошёл с брички. – Бяда!
Я не сразу въехал, что случилось. Оказалось, жена одного из крестьян, приехавших весной, начала «кликать».
– Упадёт, глаза белёсые закатит, а сама завывает, – перечислял Архип. – В церкву её возил, не помогло.
По всему получалось, что женщина больна эпилепсией или чем-то ещё, раз вызывало такие приступы. А я не медик. Кроме аспирина с собой ничего не привёз.
Архип продолжал описывать события, а я стал успокаиваться. Выяснилось, что приступы «кликушества» у этой бабы начались, когда стало жарко и нужно было полоть, окучивать картошку и так далее. Мало того, наша Степанида (разродившаяся очередной дочкой) тоже стала «кликать», падать на землю и истерить, вещая какие-то события.
– Знаю эту болезнь, – успокоил я Архипа. – Сейчас пообедаем и начнём её лечить. Только мне розги нужны. Пошли кого-нибудь из сыновей к реке нарезать прутьев с кустов.
Бабы к моему заявлению, что я умею лечить кликушество, отнеслись с недоверием. Мол, чего он понимает в таком «тонком» деле? А мне Серёга как-то рассказывал, как станичный атаман быстро «кликух» плетьми обрабатывает. На Кубани это не так распространено, а по России народ вообще этим истеричкам ещё и денежки кидает. Особенно если «кликать» начинает возле церкви. Жалеют убогую. Примерно как паломников, инвалидов и прочих «погорельцев».
Своим сопровождающим я во время обеда тихо рассказал, что и как. Парни хмыкнули и сообщили, что с радостью помогут в «лечении». Сразу как откушали, Степаниду и ту вторую бабу схватили, подолы им задрали выше головы, да и завязали узлом. Муж бабёнки, что «кликала», попытался возмутиться, но я вовремя кивнул Архипу, чтобы его придержал. Баб в таком виде с голыми задницами поставили возле брички, зафиксировав тела. Тут мне и розги принесли.