– Всё! Пошли! – скомандовал Вергилий и одним рывком поднял меня с земли.
Мы обогнули раскуроченный автомобиль сзади и ринулись на левую сторону улицы, пока внимание пулемётчика привлекла кричащая толпа в конце колонны.
– Скорее, туда, в проём! – продолжал командовать Вергилий, указывая одной рукой вперёд, а другой продолжая тянуть меня за шкирку.
Узкий проход между домами казался нам тогда единственным спасительным островком во всём творящемся океане безумия. Отчаянным рывком мы запрыгнули в него всего за миг до того, как за нашими спинами вновь ударила очередь из пулемёта. Она рвала и метала, билась об угол дома, где мы спрятались, злилась от того, что упустила такую лакомую цель. Наше убежище оказалось всего несколько метров в ширину, невероятно грязное, с огромной кучей мусора и с ужасным запахом омертвелой сырости. Но самое плохое, что этот закоулок упирался в глухую стену другого дома и отсюда невозможно было сбежать. Спасительный остров внезапно обзавёлся каменными стенами с трёх сторон, превращаясь в клетку, которая грозилась стать для нас могилой. Единственный выход – только обратно через улицу, где нас поджидали акулы со свинцовыми зубами, маленькие гадёныши, жаждущие всё новой и новой плоти и стерегущие всю дорогу.
Вергилий перевёл дух и осмотрелся. Вместе с нами здесь уже находилось несколько испуганных и покрытых брызгами крови Стражей. Совсем юный Наблюдатель с невинным и пронзительно кричащим взглядом стоял неподалёку и почти не моргал, уставившись в одну точку на стене. В дрожащих руках он держал выданный ему пистолет, вцепился в него изо всех сил и теперь считал его единственным верным другом и шансом на спасение. Как много страха и непонимания отражалось в его глазах, как много мыслей кусало его со всех сторон, заставляя отдельные мускулы нервно подёргиваться. Уже не осталось того бравурного утреннего настроения, желания поиграть в войну с негодяями, доказать себе, что как Страж он способен на многое. Пропали улыбка с лица, уверенность в себе и в своём будущем, исчезли остатки последней человечности под натиском всеобъемлющего ужаса. Глупые наивные мальчишки, что рвутся на поле боя и видят в войне исключительно романтику больших приключений, ярких побед и всевозможных наград. Как же быстро они теряют геройское наваждение, оказавшись по пояс в крови, под градом вражеского огня, когда вокруг погибают твои бывшие друзья. А ведь когда-то они были такими же, как он, – молодыми, спесивыми, точно так же грезили победами и были уверены в своих силах, но так бесславно сгинули под первыми ударами судьбы. На глазах у этого паренька погибли его коллеги и друзья, с кем он радостно делил свою жизнь, шутил, веселился и с кем так восторженно записался в добровольцы на эту безумную авантюру. Теперь исчезли последние улыбки, они растаяли в гримасах боли на истерзанных трупах его друзей, по которым он бежал сюда, в сырую и грязную подворотню, в поисках спасения.
Неподалёку от него стоял более взрослый мужчина примерно моего возраста и с таким же вниманием и сочувствием смотрел на этого паренька, думая о чём-то своём. Я встречал его пару раз в отделе Ищеек, когда работал вместе с Дмитрием, вскоре погибшим от «Белого шума». Также по непонятным причинам здесь оказался один из Техников, что должны были ехать позади всей колонны. Щуплый молодой парень в почерневшем от грязи халате под накинутым поверх дождевике действительно выглядел белой вороной посреди всего этого хаоса. Он подошёл к Вергилию и испуганно осмотрел нас, заботливо прижимая к груди маленький чемоданчик с различными инструментами.
– Проклятье! – бесконечно повторял Вергилий, рассерженно наворачивая круги вокруг одной точки, затем осмотрел всех присутствующих и задал вопрос куда-то в пустоту. – Что вообще происходит?!
Потом он открыл Консоль и задействовал голосовую связь.
– «Харон», доложитесь! – скомандовал Хранитель.
– «Харон» на связи, – отозвался голос Рона. – Мы целы, укрылись на какой-то… помойке за домом чуть ниже по улице. Многих потеряли, пока пытались выбраться из-под груды машин и добежать до домов. Господин Хранитель, мы… в ловушке, не знаю, как отсюда выбраться. Этот чёртов пулемётчик следит за каждым нашим шагом. Стоит только высунуться из-за укрытия, как он открывает шквальный огонь. Мы не можем отсюда уйти и не можем подобраться к огневой точке, мы даже не можем примкнуть к вам. Это какое-то сумасшествие, как они…
– «Харон», что с остальными Палачами?
– Кира с нами, с ней всё в порядке, небольшие ссадины от удара, но ничего серьёзного. С нами несколько Техников, они помогут всем раненым. А вот про Зета ничего неизвестно, мы не видели его с начала атаки. Он ехал в другом автомобиле позади нас.
– Хорошо, пока оставайтесь на месте и не высовывайтесь.
– Но что нам делать, господин Хранитель?
– Я же сказал, оставайтесь на месте, я что-нибудь придумаю!
Вергилий отключил связь и в растерянности вцепился в свои локоны. В тот момент я впервые увидел ужас в его глазах, и это было пугающе странно. Хранители всегда служили символом бесстрашия, на кого равнялись, о ком вспоминали в минуты слабости, и это возлагало на них большую ответственность. Когда миллионы глаз с восхищением и надеждой смотрят на почитаемые иконы, это создаёт величественный образ покровителя, красивый миф, которому приходится следовать, чтобы не разбить иллюзию и веру людей во всемогущество Стражей. От того ещё больней видеть растерянность Вергилия, его метущийся взгляд. Он всё время пытался сохранять хладнокровие, но даже у всемогущих Хранителей есть свой предел, ведь они такие же люди.
– Зет, доклад! – снова обратился в Консоль Вергилий, но ответа не последовало. – Зет, чёрт тебя побери, ответь!
– Да жив я, жив, успокойся, – послышался спокойный бас Зета из Консоли. – Я на другой стороне улицы между домами. Меня немного задело, но ничего страшного, жить буду. Докладывать нечего, мы все уже трупы. Не сейчас, так чуть позже, это уже неважно, Стражей больше нет. Отбой…
Стражей больше нет… Я собрал вместе ещё разрозненные мысли и подошёл к выходу из подворотни, чтобы взглянуть на улицу, на то место, где сегодня разбились все мечты. Передо мной предстал весь ужас разверзнувшегося поля боя или скорее бессмысленной бойни. Некогда грозная железная змея, что так гордо ползла через весь город и сияла своим превосходством, представляла теперь лишь слабую тень своего былого величия. Машины разбиты, раскурочены огнём из пулемёта, вся колонна остановилась, образовав одну огромную кучу, железную ловушку, где теперь заперты десятки Наблюдателей. Их личная сверкающая могила, где похоронено их же собственное самомнение. Машины Стражей были превращены просто в груду дырявого железа. Крупнокалиберные снаряды неизвестного мне оружия не останавливались ни перед чем, стекло, железо, плоть – всё для них оказалось незначительной помехой на пути. Они неслись как разящий рок, пронзая чужие жизни и несбывшиеся мечты. Я никогда не боялся крови и видел её достаточно, чтобы она стала для меня обыденностью, неприятным, но привычным спутником жизни, но здесь её было слишком много. Кровь заполняла всё вокруг: брызги на корпусах машин, стёклах внутри салонов, на асфальте и стенах домов. Убойная сила снарядов оказалась настолько велика, что они не просто пробивали людей, но будто разрывали их изнутри. Дорога оказалась усыпана десятками растерзанных тел юных Наблюдателей, совсем ещё мальчишек, что подались на эту операцию, гонимые лишь своими мечтами и желанием светлого будущего. Чем они заслужили такую судьбу? Тела в машинах и около них, на дороге, тротуарах, множество пустых, непонимающих взглядов и потерянных судеб. Слишком поздно они поняли, куда приводят мечты. Многие в панике бежали по улице, метались между домами, безуспешно пытались открыть заколоченные двери заброшенных домов, прятались за разбитыми машинами, но всё было тщетно. Огонь из мощного орудия пробивал любую преграду насквозь и настигал жертву, где бы она ни находилась. Огневая точка занимала очень выгодное положение на уровне третьего этажа, где вся наша процессия была как на ладони. Крики, стоны, мольбы о пощаде не переставали звучать до сих пор. Некоторые Стражи были ещё живы, они лежали на дороге, выплёвывая собственные внутренности, смотрели на нас, искали помощи и избавления. Болезненные слёзы непонимания стекали из их глаз, пока очередной залп пулемётного огня не настигал их позиции и не прекращал их мучения. Какая злая ирония! После всех громких и вычурных слов, после долгих речей и призывов Вергилия грозные и великие Стражи попались в совершенно глупую ловушку. Последний предсмертный подарок от Макса для всех Стражей, кого он всегда ненавидел. Даже умирая, он послал нас на смерть. Наша служба за несколько оглушительных и страшных минут понесла такие тяжёлые потери, от которых может больше не оправиться. Уничтожены, разбиты, деморализованы и загнаны как крысы по щелям всего одной пулемётной точкой, но установленной в нужное время и в нужном месте. Вскоре дождь, как всегда, смоет все грехи, все слёзы с лиц погибших в это утро людей, всю кровь и обиды, но сейчас растерзанные тела Стражей омываются потоками ливня, наполняя улицу целой рекой из крови, чьи волны грозятся омыть и наши берега.
Тут я увидел то, что окончательно привело меня в чувство, вывело из пучины небытия и наполнило мою кровь гневом. Чуть ниже по улице лежало растерзанное тело знакомого мне Наблюдателя, кому я хотел помочь, чью жизнь пытался изменить и в чьих порывах увидел самого себя. Он должен был стать Ищейкой, добиться всего в жизни. Из объекта для насмешек он в одночасье стал для меня символом чистых устремлений человека, его непоколебимой воли. Но сейчас он лежал в луже собственной крови, с пробитой грудью и пустым остекленевшим взглядом смотрел в нашу сторону, прямо на меня, и его немой укор стал для меня больнее всего на свете. Как и многие другие, он метался в панике между машинами, хотел добежать до укрытия вслед за нами, но не успел.
Я стоял и смотрел в глаза своим сомнениям, видел в них только боль и безысходность. Я видел в них смерть.