– Ничего себе! – воскликнул он, вскидывая вверх руки. – Вы только посмотрите, один в один! И тут, и тут…
Техник открыл окно своей Консоли и бегал с ней от одной стены к другой, что-то замеряя или сверяя, а затем продолжил восторженно лепетать себе под нос.
– Полная копия! – возвестил он. – Нет, вы представляете? Полная! Это не воссозданная школа Стражей, это её полный отпечаток. Великолепно, никогда такого не видел!
– Что это всё значит? – спросил Вергилий и одновременно с этим указал пальцем на боковые двери, приказывая другим Стражам проверить помещения.
Техник Саша проводил взглядом отряды Палачей, которые врывались в закрытые комнаты, и с интересом заглядывал в них, привставая на цыпочках.
– Великий контур! – странно выругался Техник. – Тут даже помещения и предметы скопированы.
– Техник? – сурово окрикнул его Вергилий.
– Ой, простите, это так необычно. Похоже, что это полная копия подземной части школы Стражей, вплоть до самых мелочей. Не знаю, откуда Призраки взяли всё это. Но это… великолепно. Думаю, они как-то завладели всем кодом и структурой школы Стражей и воссоздали её здесь, на границе Системы, использовав это место как оперативную базу и укрытие. Это сложно описать словами, Хранитель, но кто-то выкрал огромную часть кода из центрального ядра Системы, и, похоже, уже очень давно. Может быть, во время Инцидента Ноль, не знаю. Но украсть – это одно, а внедрить код в другом месте, да ещё и незаметно… Я в полном восхищении! Не представляю, как и кто мог совершить нечто подобное. Это ведь не столик передвинуть, а изменить огромную часть местного района. На такое способен только настоящий безумец или истинный гений. Хотел бы я познакомиться с ним.
– Ты немного опоздал со своим желанием, – грубо отозвался я. – Тот, кто создал всё это, уже мёртв.
– Мёртв? Почему? – немного озадаченно спросил взлохмаченный парень.
– Нет времени больше задерживаться, – проигнорировал я вопрос Техника и обратился к Вергилию: – Нужно двигаться дальше, есть подозрение, что выходов из убежища несколько. Мы можем их упустить!
Хранитель молча согласился со мной и обратился ко всем:
– Стражи, выдвигаемся дальше, действуем быстро и чётко. Не забывайте, вы на территории врага, будьте предельно осторожны и внимательны. Мы потеряли уже достаточно людей за сегодня, теперь настал их черёд. Убивайте каждого, кого встретите на пути, не щадите никого, слышите? Это возмездие, и оно должно быть беспощадным! Вперёд, за нами, уничтожим эту скверну!
Хранитель призывно поднял руку с пистолетом вверх и затем быстро двинулся к широким двухстворчатым дверям. Все Палачи, включая меня, не раздумывая бросились за ним, держа наготове своё оружие, а потом пришла в движение и остальная куча людей, воодушевлённая напором Вергилия. Каждый из них был зол и напуган, но сильнее всех чувств в них пылала жажда мести за своих друзей и знакомых, за всех, с кем связала их судьба и кто успел стать родным. Война – это бесконечные жернова, пожирающие сами себя в таком же бесконечном цикле. Мы боремся со злом, чем нарекаем своих врагов, оголяем зубы, грозясь напасть и разорвать их глотки, а в ответ получаем встречный удар таких же напуганных и растерянных людей. Они видят в нас такое же зло, жестоких убийц, пришедших к ним домой и желающих отобрать их жизни, и мы получаем в ответ то, что заслужили. А затем всё повторяется вновь и вновь. Ослеплённые яростью и болью, видом своих поверженных товарищей мы ещё больше жаждем крови, с новой силой вцепляемся в глотки наших врагов и получаем в ответ новые порции ненависти. В этот момент уже нет людей, которые просто жили и любили, мечтали и покоряли новые высоты, стремились и созидали, теперь остались только голодные до крови и злые от боли животные, что будут убивать и рвать тела всех, кого увидят через кровавую пелену на своих глазах. И это будет продолжаться до тех пор, пока не останется никого: ни победителей, ни побеждённых.
Свирепый поток Стражей ворвался в закрытые двери и хлынул в открывшийся проход. За коридором появился новый, за комнатой другие комнаты, за каждой очередной смертью следовали новые. Самая воинственная часть из нас знала каждые изгибы школы Стражей, каждый коридор и тень, где могли укрыться враги. Их убежище стало для них ловушкой и злой шуткой коварной судьбы. Это война была не по их правилам, больше нет. Теперь Стражи как обезумевшие животные врывались в тесные кабинеты и широкие залы, переворачивали всё вверх дном и убивали каждого, кто встречался на их пути. Выстрелы продолжали поступать со всех сторон, где-то даже шло ожесточённое сопротивление, но Призраков было слишком мало, а ненависть Стражей слишком велика.
Несмотря на это, Отступники встречались очень редко, в основном нас ждало привычное запустение. В комнатах валялось много вещей, оставленных в поспешном бегстве, а в некоторых помещениях, раньше служивших лекционными залами или местами всевозможных тренировок, мы находили множество пустых кроватей, тумбочек, заставленных предметами обихода. Похоже, это были общие спальни, которые покинули совсем недавно. Если на миг закрыть глаза и прочувствовать воздух вокруг, то ещё можно ощутить остатки человеческого тепла и заботы, чем были пропитаны местные комнаты, но приятные нотки быстро таяли с появлением нового Стража, что врывался сюда и переворачивал всё вверх дном в поисках новой цели. Много Призраков успело скрыться из убежища, покинуть его до того, как мы прорвались внутрь через их заградительный огонь. Хотя мы встречали некоторое сопротивление, но скорее это были добровольцы, оставшиеся прикрывать отход остальных, или вовсе те, кто не захотел покидать это место, для многих уже ставшее домом. Я не мог их винить, ведь прекрасно знал это чувство, когда готов на любые жертвы, лишь бы не изменить своим идеалам. Но как же это безрассудно! Они сражались, отчаянно бились из последних сил, но быстро затихали, поверженные молниеносными Стражами. Это были не солдаты и не бойцы, а обычные люди: юноши, мужчины, даже воинственные женщины и старики, для кого смерть оказалась более привлекательным выбором, чем позорное бегство. Они не умели сражаться, а многие, как и Наблюдатели, впервые в жизни сегодня взяли в руки оружие и с яростью в глазах защищали свой дом или скорее тех, кто сделал это место домом.
Я видел глаза Рона и Харви, когда мы вместе с ними врывались в открытые двери, я видел сосредоточенное лицо Зета и напряжённый взгляд Киры, и ко мне пришли неожиданные мысли… вопросы… идеи. Кто эти люди для меня? Друзья, враги, случайные попутчики? Правильно ли мы воспринимаем тех, кто нас окружает? Злой Харви, язвительный Рон, гордая Кира и смурной Зет – всего лишь образы, пустые фантики, в которые я сам обернул этих людей. Я придумал их по первым впечатлениям и продолжил следовать своим заблуждениям всю жизнь. Мы сами выносим поверхностные оценки людям, облекаем их в простые образы и формы и начинаем строить по ним своё отношение. Ведь так гораздо проще, нужно лишь окружить себя миром простых и понятных форм, жить в своём иллюзорном игрушечном мире и двигать эти фигурки, исходя только из личных предпочтений. Пытался ли я понять их, заглянуть чуть дальше за ширму людских миражей? Задавался ли я вопросами о правильности своего восприятия других людей? Ведь человек очень сложная и многогранная личность, его нельзя судить по отдельным делам и поступкам, по случайно брошенным словам или по такому же глупому и шаблонному отношению к другим. Люди – слишком сложные, непостоянные, подверженные влиянию множества обстоятельств, но все привыкли жить в окружении ходячих шаблонов, которые с готовностью раздают направо и налево. Я смотрел на Рона и Харви и видел в них свои детские поступки, глупые образы, которыми их наделил. Я воспринимал их как ходячие карикатуры на самих себя и относился точно так же. Но ведь они такие же люди, они любят, страдают и мечтают, пьют кофе по утрам и о чём-то грустят. Каждый из них не пустое изваяние и поверхностный образ, а настоящая Вселенная, которую нам тяжело понять в её многогранных формах, и тогда мы в бессилии опускаемся до излишне простых карикатур.
Рон – язвительный парень, простой, весёлый, чем-то похож на меня самого, но временами молчаливый и несчастный. В те редкие времена, когда не пускает колкости в мою сторону, он печально смотрит в одну точку и о чём-то усердно думает, с тяжестью в сердце, вырываясь из глубин своих собственных кошмаров. Возможно, в жестокости, издевательствах и злости он прячется от своих мыслей, находит выход для внутреннего горя. Харви наоборот – сильный, высокий и, на первый взгляд, немного глуповатый из-за своего низкого голоса и медленной манеры говорить. Именно таким я его представил и таким детским образом наделил, старательно не замечая, с какой грустью и обидой он смотрит на остальной мир. Он не был глупым, ведь таких не берут в Стражи. Каждый Палач должен в полной мере отвечать за свои поступки, так как на нас лежит огромная ответственность. Однажды я случайно узнал, что Харви любит читать книги, пока никто не видит или когда остаётся один. В его шкафчике в раздевалке я заметил целую стопку старых и потёртых сборников дешёвых романов, которые он зачем-то хранил на работе около душевых, где царит влажный воздух, такой разрушительный для бумаги. Да и кто в наше время читает бумажные книги? Я думал, что они остались только в музее как напоминание о диком прошлом, но Харви предпочитал именно такие. Разве я видел эту сторону их жизней, пытался понять и принять их как людей сложных и многогранных? Нет, ведь это сложно сделать, поскольку они сами не стремятся разбивать закостенелые шаблоны, что сложились вокруг них, и каждый прячет свою человеческую натуру глубоко под маской примитивного образа, и сам играет в этой постановке, страдая от навязанной ему роли.
А вот о Зете сложно сказать что-то иное, он всё так же остаётся для меня неизвестным и скрытным человеком, со своей собственной внутренней трагедией. Мы редко виделись и почти никогда не общались, а своё знакомство с ним я начал по тем историям, что сложили о нём простодушные Стражи. Мифы преследовали Зета со всех сторон, облепили его образ, превращая его сущность в уродливое изваяние, скрывающее от всех свою истинную натуру. Тяжёлая жизнь, смерть семьи, а затем и потеря брата, что был для него единственной и последней связью с этим миром, сделали из него того, кем он стал, – молчаливую и послушную машину для убийства Отступников, ненавидящую всех и вся. Даже Отречение не смогло унять его боль и подавить все воспоминания. Хотя, может быть, это снова мои глупые догадки, но его сердитые глаза и вечно нахмуренный вид, скрывающийся под густой бородой, не внушали особого оптимизма.