– Вот, отличные стимуляторы, дорогие, отцу колем, когда ему становится плохо, – разъяснила Фина, снова поднося к моей шее страшный агрегат и делая укол. – Здесь весь комплект необходимых вам веществ и парочка убойных стимуляторов. Должно немного завести ваши организмы и придать сил. Но, повторюсь, есть вам пока нельзя. У вас же там должна быть какая-то диета или что-то такое, разве нет?
Затем она подошла к Кире, заглянула в её внимательные, осторожные и полные ненависти глаза и на миг растерялась. Потом всё-таки поднесла к её шее шприц.
– Всё нормально, это должно помочь, – будто успокаивая бешеного пса, произнесла Фина, но, сделав укол, быстро отскочила в сторону. – Боже, надеюсь, вы стоите того, – пробормотала она себе под нос.
Вечер уже клонился к ночи. Солнце совсем потерялось за горизонтом, испуская последний багровый румянец на фоне безжизненных песчаных барханов. Температура воздуха начала быстро снижаться, а на почерневшем восточном небе уже виднелись первые яркие звёзды. В Системе бывали яркие и тёплые дни, ночи, полные звёзд и романтической тишины глубокого виртуального космоса, но это было так давно, где-то там, за рубежом иной жизни. В моей памяти совсем истёрлись и истлели воспоминания о тех безмятежных днях, ненаполненных до краёв смрадным сырым воздухом и тяжёлыми от холодной грусти каплями дождя, мне начинало казаться, что я вообще не видел ничего, кроме бесконечного ливня и смерти на каждом шагу. Я стоял, высоко задрав голову, и смотрел на восток, где первые скромные вспышки далёких звёзд начинали пробиваться сквозь закатный туман заходящего солнца. Как же меня манила эта бескрайняя пустота! Мне захотелось оставить все проблемы, эту глупую войну и всех людей, а потом оторваться от земли и взмыть наверх, и лететь, лететь… навстречу бесконечности. Мы живём в Системе и пытаемся играть в реальный мир, при этом молча принимаем её правила и законы, но всё равно каждый день ощущаем искусственность всего, что нас окружает, нереальность нашей жизни и Системы в целом. Мы знаем, что не существует яркого солнца и далёких звёзд на придуманном небе, а за этой вычурной рукотворной красотой не скрывается натуральной глубины и величия настоящего мира. Мы не способны как следует оценить свою и чужие жизни, не сможем понять всю красоту Вселенной, пока она будет восприниматься как плоская картинка из учебника, как нечто неживое, не дышащее, без движения и развития. Застывшая во времени картина давно ушедших художников. Только сейчас, всматриваясь в подмигивающие мне с неба точки, я внезапно осознал, насколько огромен мир за стенами Купола, насколько он прекрасен и бесконечен в своей истинной природной форме. От толчеи подобных мыслей голова начинала кружиться ещё сильнее. Я даже испугался, что на самом деле вот-вот воспарю, отрину все законы притяжения и упаду в эту неприветливую, но прекрасную черноту космоса. Или, может, это из-за действия стимуляторов, которыми меня напичкала незнакомка?
– Ким, глайдер рядом, – внезапно раздался обеспокоенный голос Фины.
После этих слов я действительно услышал знакомый, но всё ещё слабый гул в воздухе от необычных двигателей глайдера. К сожалению, эти машины имели превосходную маскировку, полностью поглощающую любой свет, и поэтому невидимые в ночное время суток. Хотя, судя по звуку, машина была достаточно далеко от нас.
– Не волнуйся, он ещё далеко, – подтвердил мои догадки Ким, разглядывая почерневшее небо.
– Они будут очень недовольны смертью своего командира.
– Само собой, но это же оловянные солдатики корпорации, у них все соображения такие же тупые и прямые, как их извилины. Вряд ли они догадаются искать нас прямо под своим носом, скорее подумают, что мы бежали в город, чем вернулись назад за их спины. Так что, сестрёнка, не волнуйся, я сжёг автомобиль и тела дотла, никаких следов не осталось. Пока они сообразят, что вообще произошло… в общем, не думай об этом. Пойду сообщу отцу, что мы привезли его «купольцев», хех…
Напоследок Ким одарил нас очередным подозрительным взглядом и пропал внутри дома, открыв совершенно не запертую деревянную дверь с иссохшей от времени голубой краской. Оставшись с нами наедине, Фина ещё раз посмотрела на юг, где отчаянно гудела одинокая летающая машина, грустно вздохнула и подошла к нам.
– Вам уже лучше? Язык отпустило? Говорить сможете?
– Уже лучше, – решил я нарушить обет молчания.
– Ну, наконец-то я слышу твой голос. На секунду я даже подумала, что у вас мозги спеклись напрочь. Вы ведь правда из этого бункера, как говорит отец?
– Из Купола, – уточнил я.
– Господи, неужели он оказался прав? Голова идёт кругом… надеюсь, вы оправдаете его и наши ожидания. Не хотелось бы думать, что мы так подставляемся из-за прихоти спятившего старика. Пойдёмте в дом, не будем терять время, там всё расскажете.
Фина поманила нас за собой и пошла к входу в здание. Кира тем временем подошла ко мне, сильно ткнула в бок и неодобрительно покачала головой. Когда мы были уже у двери, незнакомка неожиданно остановилась, повернулась к нам и с некоторой долей смущения, несвойственной людям с такой натурой, как у неё, тихо произнесла:
– Должна предупредить, отцу не сладко пришлось, пока он был в руках корпорации. Он сильно пострадал и временами… как бы так сказать, немного чудит. Понимаете? Из-за повреждения мозга у него бывают провалы в памяти, проблемы со вниманием и способностью выражать мысли. Ким не хочет этого замечать, думает, что это особенность его натуры, но это просто старый больной человек. – Фина замолчала и хотела уже продолжить движение, но тут снова обратилась к нам: – И да, если вы хоть на мгновение позволите в вас сомневаться, в ваших целях, словах или действиях, если вздумаете обманывать отца или нас, то я убью вас без промедления.
Последние слова прозвучали из её уст очень угрожающе. Ни на одну секунду мы не сомневались в способностях этих людей убивать без раздумий и сожалений. Поэтому я молча переглянулся с Кирой, но она без тени испуга наигранно закатила глаза, а затем мы дружно последовали за Финой внутрь старого дома.
Интерьер этого здания произвёл не менее удручающее впечатление, как и вся ферма в целом. Всё тот же налёт отстранённости, ненужности этому миру, эхо из прошлого, которое отчаянно хваталось за жизнь, задыхаясь под слоем пыли и душного смрада уходящей эпохи. Тёплый и нежный свет струился из люстры на высоком потолке. Он плотной воздушной вуалью окутывал каменные стены и старую деревянную мебель грубой отделки. Здесь царило прошлое, целый мир, застывший во времени. Он не желал меняться, он сопротивлялся, боролся и погибал, но держался до последнего за те воспоминания давно минувших лет, когда это место цвело жизнью, комнаты наполнял детский смех и отзвук размеренной жизни фермерской семьи. Это место могло рассказать о многом, оно могло поведать целую историю семьи, жившей здесь до того, как пришли эти люди. Хорошую историю, но грустную. Они любили этот дом. Вот здесь, справа от входа, была общая кухня, где заботливая жена и опора трудолюбивому фермеру готовила ужин для всей семьи. Огромный дубовый стол вмещал всех многочисленных жителей большого дома, которые собирались по утрам на завтрак, чтобы потом дружно отправиться на добычу воды из ближайших скважин. Их не заботили трудности и не волновал песчаный пейзаж за окном, это был осколок настоящей человеческой жизни на теле умирающей планеты, той самой жизни, за которой мы и пошли под защиту Купола. Слева от входа виднелась гостиная с большим и широким диваном, журнальный столик и ещё пара мягких и глубоких кресел. Здесь они отдыхали по вечерам, общались и играли, а затем разбредались по спальням, находившимся, скорее всего, на втором этаже, вверх по крутой лестнице, прямо напротив нас. Они любили это место и стремились до последнего сохранить его в первозданном виде, в каком оно приносило им счастье и вызывало подлинные чувства и эмоции. Куда ушли эти люди и что с ними случилось, остаётся только догадываться. Теперь это обитель скорби, юдоль печали для озлобленных и чёрствых людей, хранящих в своих сердцах лишь ненависть ко всему живому и к этому миру. При этом они не тронули обстановку прошлых хозяев. Возможно, чьё-то чужое счастье давало им надежду, внушало уверенность, а может, они просто питались остатками чужих жизней и их историей. Они как вампиры впитывали в себя заряд энергии, оставленный другими людьми, чем была пропитана каждая вещь в этом доме, но теперь она почти исчерпана. Вещи остались на своих местах, потускнели, а краски чужой жизни выветрились, иссякли и растворились, оставив нам лишь удручающую композицию, которая теперь венчает этот умирающий мир.
Озираясь по сторонам, мы осторожно вошли вслед за Финой и остановились в центре небольшого зала. Несмотря на то, что снаружи ещё угасали последние угольки жары, внутри дома оказалось прохладно и комфортно. Почти сразу, как мы вошли, со второго этажа послышались судорожные, частые шаги и негромкое бормотание. На лестнице показались чьи-то ноги, а затем мы увидели рослую мужскую фигуру, которая быстро спускалась, не сводя с нас пристального взгляда. На миг я перестал дышать и приготовился к любым неожиданностям, даже к встрече с самим Кукольником в его реальном обличии. Но это оказался неизвестный нам мужчина в тёмно-коричневом строгом костюме, выцветшем на солнце и впитавшем в себя не один слой пыли. Человек спешил и быстро перебирал ногами по ступенькам, на ходу застёгивая пуговицы на неряшливом пиджаке.
Фина заметила своего отца, улыбнулась и спросила с шутливым удивлением на лице:
– Папа, ты чего разоделся, как на парад?
Но мужчина не ответил. Он остановился почти в самом низу лестницы, внимательно всматриваясь в наши лица, и его взгляд озарился лучом надежды.
– Это вы? Неужели это и правда вы? – усталым и мягким голосом спросил мужчина в пиджаке. – Боже мой, я ждал вас так долго…
Он полностью спустился к нам и подошёл чуть ближе, но ступал так неуверенно, словно сдерживаясь от того, чтобы не сорваться и не броситься нас обнимать. Природа явно не пощадила его, выставляя напоказ все ужасы, выпавшие на его долю. Он с грустью смотрел на нас измученным взглядом на высушенном лице, испещрённом глубокими морщинами, и источал столько эмоций, что воздух вокруг будто всколыхнулся от потока человеческих чувств, некогда покинувших этот дом. Его волосы оказались обширно подёрнуты сединой, да и весь образ говорил о том, что перед нами человек весьма почтенного возраста. Он через многое прошёл и пережил, но я был уверен, что где-то под слоем боли, склонившего его к земле, прятался ещё молодой мужчина, которому не стукнуло даже полвека, но почему-то так рано постаревший. Он стоял в нерешительности, всё время удерживая перед собой руки, неловко согнутые в локтях, и перебирал пальцами в воздухе, будто нёс перед собой невидимый поднос с угощениями. Следом за отцом с верхнего этажа спустился Ким и расположился неподалёку от нас.