лись, к башне уже стянулись основные силы Стражей. Но первым на место прибыл Гром, друг и соратник Сола, даже не подозревавший до последнего момента, что именно привело к таким изменениям в личности его напарника. Сол велел Унису уходить из Системы, воспользоваться устройством выброса, чтобы найти другие пути, закончить начатое, пока он сам попробует задержать Стражей, чтобы они не помешали разуму Униса добраться обратно в своё тело и освободиться из петли внутри ядра.
К тому времени, когда Гром ворвался в комнату выброса, Униса уже не было, а его встретил только его напарник, стоящий в одиночестве посреди просторного помещения. Гром был шокирован увиденным, до него уже донеслись ужасные вести о том, как его друг, кем он бесконечно дорожил, на пару с самым опасным Отступником в Системе совершил все эти многочисленные убийства. Он возмущался, задавал вопросы, спрашивал о том, что наделал его напарник, но Сол прекрасно понимал, что ему не поверят, чтобы он ни говорил. Он знал службу Стражей изнутри, знал Грома и о том, как они мыслят, он понимал, что приговор ему уже вынесен, а топор уже взвился в воздух для последнего удара. Это был конец. Сол просто стоял посреди комнаты и с вселенской грустью в глазах улыбался, глядя на своего бывшего напарника. «Они не понимают и не смогут понять, они не видят и никогда не смогут увидеть», – бесконечно повторял себе Сол. Но он не хотел себе такой судьбы и не желал мучить Грома, он знал, какое будущее его ждёт, и не мог больше выносить презрительных взглядов коллег и своего напарника. Как однажды сказал ему Унис: «Так или иначе всё должно закончиться там, в комнате выброса из Системы, и обратного пути уже нет». С этими мыслями Сол вытащил нож, спрятанный за пазухой, и с тяжело хранимой улыбкой бросился на Грома. Нет, он не хотел его убивать и никогда бы не стал причинять ему боль, кроме той, что нанёс его сердцу. Сол хотел только одного – спасти его репутацию от жестокой кары службы Стражей. Его последний подарок этому миру. В тот момент человек по имени Сол умер.
– Человек? Подожди, ты сказал человек? Но ты же не считаешь себя таковым?
– Я – нет. Сол был человеком, настоящий чистый разум, один из немногих во всей службе Стражей.
– Тогда кто же ты?
– Я фантом, Стил, один из многих, я тень того, кого звали Солом, его размытый образ.
– Получается, я тоже…
– Прежде, чем ты испугаешься дальнейшего или начнёшь отрицать, я должен тебе сказать, что наша с тобой природа далеко не так очевидна и проста, как сущность обычного фантома. Наши образы имеет иную природу бытия. Как минимум я единственный из фантомов, кто помнит и осознаёт свою смерть, и скажу тебе, что далось мне это нелегко.
Когда огонёк жизни, ярко горящий в сердце Сола, окончательно угас в холодных руках Грома, погибающий разум взорвался яркой вспышкой, разгоняя вокруг себя плотную пелену «Белого шума», а затем разлетелся в разные стороны. Частички того, что было Солом, размыло потоком бурной информационной реки. Его мысли, чувства и желания – всё слилось воедино с «Белым шумом», и то, что было Стражем, перестало существовать. Но его разум был слишком силён в своём страстном желании достичь цели, частички его личности упрямо держались в быстрых водах «Белого шума». Он оставил глубокий след в памяти других людей, и пусть это был отпечаток животного страха, но та буря эмоций, что он породил, не давала ему сгинуть окончательно. Он был нужен Системе, она это чувствовала, она это знала, но его время ещё не пришло. Остаткам разума Сола предстоял ещё долгий путь по волнам безмолвия, пока Система не позовёт его.
– А что случилось с Унисом? Как я понимаю, он так и не смог достичь своей цели?
– Безусловно, его самовольное проникновение в Систему быстро заметили, но не стали вмешиваться. Совет директоров, узнавший о происшествии в Куполе, закрыл на всё глаза, предоставив местному управлению самому разбираться с инцидентом. В то время ситуация в мире быстро менялась, осложнялась, и «НейроТек» всё меньше уделяла внимания своим исследованиям и разработкам, и тем более их мало волновали бунты рядовых рабочих, которые случались на предприятиях, принадлежавших корпорации, с пугающим постоянством. Местные же учёные, наоборот, были заинтересованы узнать, чем закончится этот маленький крестовый поход своенравного коллеги, и внимательно следили за его похождениями. Когда Унис отключил себя от Системы, его неминуемо ждал арест, внутреннее расследование и, возможно, суровая кара, но, к счастью для него и к великой трагедии для нас, случилось непоправимое, приведшее нас к текущей катастрофе.
– Боюсь даже представить, что могло произойти.
– О, Стил, случилось самое неожиданное, но в то же время самое банальное для человеческого мира – война…
Мир, построенный на лжи и обмане, где во главу угла поставлена прибыль, а человек низведён до положения экономического придатка, знает только один путь решения всех своих проблем, увеличения доходов и уничтожения конкурентов. Война как проявление всего бесчеловечного и животного – это эгоистичная и кровожадная суть любой экономики и главное средство завоевания конкурентного господства. Мир давно поделён между собой крупными корпорациями и неизменно, раз за разом приходит к столкновению интересов разных собственников. Он трещит по швам, искрится при каждом соприкосновении, постоянно угрожая разгореться новым пламенем, что может перерасти в очередной мировой пожар. Времена фальшивого затишья всякий раз сменяются годами противостояний и кровопролитий, где за интересы корпораций кладут жизни миллионы обычных людей. Такова суть мира вне наших снов, откуда человек всей душой пытается сбежать, но возрождает его вновь и вновь, покуда не знает иного пути.
Вскоре после того, как Унис покинул Систему, в мире разразился новый виток мировой войны, ставшей самой кровопролитной и тяжёлой за последние полвека. Канонада пушек не смолкала годами, а человеческие жернова работали на полную силу, потребляя всё больше людских и финансовых ресурсов. В условиях тяжёлой и затяжной войны государство потеряло всякий интерес к Куполу и исследованиям, что там проводили, и вскоре финансирование было окончательно прекращено. «НейроТек», также вовлечённая в мировой конфликт, пыталась наловить в этой мутной воде как можно больше рыбы для последующих за войной лет условного перемирия. Поэтому она уже не могла в одиночку тащить за собой такой крупный проект, и тогда там приняли самое бесчеловечное и судьбоносное решение в жизни Системы. Ирония войны заключается в том, что их затевают корпорации, кровно заинтересованные в переделе имущества и расширении рынков, но ведутся они руками простых людей, которым до этих интересов нет никакого дела, но одурманенные ложью истории, они зачастую уверены в обратном. Эта же ложь держит их в подчинении, принуждает идти и умирать во имя укрепления власти корпораций, во имя их обогащения, поэтому сохранение этой иллюзии и лояльности пушечного мяса являются ключевыми во время особо жаркого военного противостояния. В «НейроТек» прекрасно понимали, что если граждане страны узнают о её бесчеловечных опытах на людях, спонсируемых в том числе государством, и о том, на какие муки преждевременного старения они обрекли выживших, то преданность тех, кто должен держать в руках оружие, может пошатнуться, а дула пушек повернуться в обратном направлении. Когда господин доверяет своему рабу оружие, он должен быть точно уверен, что раб не посадит на вилы его самого.
– Господи, Сол, что ты хочешь сказать?
– Они нас бросили, Стил, похоронили заживо всех испытуемых, обрекая их на долгую и мучительную смерть.
– Но как это возможно?
– Очень просто. Для них человеческие жизни ничего не стоят, мы лишь расходный материал. «НейроТек» нужно было в буквальном смысле похоронить свой проект, предать его забвению. Они не могли допустить, чтобы люди, оставшиеся в капсулах, разбрелись по стране и служили живым доказательством их бесчеловечной сущности. Тогда они просто отозвали персонал, принудили их молчать, запугали, а особо ретивых и глупых заставили замолкнуть навсегда. Потом они закрыли и запечатали комплекс, оставив реактор медленно тлеть, прожигая остатки топлива.
– Но… но это немыслимо!
– К сожалению, в этом нет ничего необычного. Нет преступления, на которое они не пошли бы ради прибыли. Ты ведь был там, Стил, что ты видел в Куполе?
– Ничего. Мрак и запустение. А ещё предупреждение, что реактор истощён…
– Вот именно! Ты всё видел сам и должен понимать, что у нас почти не осталось времени. Остывающему реактору ещё хватает сил поддерживать жизнеспособность тел внутри капсул, но все остальные системы уже отключены, включая центральное ядро.
– Похоже на правду… Постой, ты сказал, что ядро Системы отключено? Но мы же здесь?
– Ты даже не представляешь, на что способен человеческий мозг, какая великая сила скрывается в его глубинах. Как я уже говорил, Система – это не что-то внешнее для нас, это мы сами…
Когда проект четыре-С был закрыт, а Купол опустел, то ресурсы реактора некому стало возобновлять и он начал постепенно терять свою мощность. Запасы энергии иссекали, а вместе с ней начали отключаться вспомогательные системы, одна за другой. Жителям Системы повезло, что такой реактор, запущенный однажды, нельзя остановить в один момент, можно только дождаться, когда реакции в его ядре сами постепенно ослабеют и он затухнет вместе с жизнями, что хранил всё это время. Сначала в Куполе отключились все вспомогательные системы: освещение, электронные замки и сторонние терминалы для статистики и замеров, а затем пришла очередь главного ядра. Автоматика старалась сохранить жизни испытуемых как можно дольше, продлевая их агонию и перенаправляя всю энергию на поддержание работоспособности капсул, отключив при этом даже питание связующего ядра, составляющего основу Системы. Но к тому времени мысли всех людей настолько плотно связались друг с другом, образуя своеобразный симбиоз, единство, что даже после отключения ядра Система выдержала. Она пошатнулась, застонала, сгущая над городом тучи и выливая нескончаемые потоки дождя, но выстояла.