Я лежал на спине, потирая свою шею, горящую от боли, и смотрел на воронку, что кружила вокруг всего центра города. Она была уже очень близко, чёрный провал бездны без всякой надежды, взирающий на нас с небес. Мне было страшно и начинало казаться, что тело становится невесомым, что оно отрывается от земли и уже несётся туда, в пучину небытия, откуда не будет выхода. Жуткая воронка из пенящихся облаков сверкала яркими молниями, гремела воздухом вокруг меня, шипела чуть слышным сладостным стоном и шептала, шептала… Всего мгновение – и я уже не вижу ничего, кроме этой всепоглощающей тьмы, и не слышу ничего, кроме её манящего шёпота. Мне кажется, я слышу, как она назвала моё имя и хочет, чтобы я остановился, она хочет только жить. Должен ли я…
– Что, любуешься красотами? – раздался голос Сола над моей головой.
Его внезапный вопрос вырвал меня из спирали ужаса, по которой я начал скатываться всё ниже и быстрее с каждым витком.
Сол встал надо мной и тоже посмотрел наверх, а потом снова на меня.
– Понимаю. В этой силе есть что-то величественное, первобытное, неудержимое. Некоторых людей манит такое, они не могут устоять перед огромной силой, которую не понимают.
– Что это? – почему-то спросил я.
– Ты про дыру в небе? – уточнил Сол, указывая пальцем наверх. – Познакомься, это небытие, куда теперь утекает всё, что мы когда-либо создали. Оно поглощает остатки нашего разума, и скоро мы все окажемся там, если не поспешим. Хотя мы всё равно попадём туда рано или поздно, но лучше уж поздно и не так… буквально. Давай руку!
Сол помог мне подняться и ободряюще похлопал по плечу. После чего я потянулся, разминая болящую от удара спину, потёр ушибленное горло и ноющий затылок и в конце посмотрел на труп мужчины, ещё минуту назад пожиравшего меня потоком «Белого шума» из опустевших глаз.
– Знаешь, я не могу винить людей за то, что они прячутся по домам, – иронично произнёс я, оглядывая поле боя.
Сол проследил за моим взглядом и с усталым вздохом усмехнулся в ответ:
– Да, понимаю. Иногда даже я боюсь всего, что происходит вокруг.
– Даже ты? – издевательски переспросил я.
– Я же не монстр какой. Мы с тобой не так уж сильно отличаемся, только я вот давно принял свою сущность, а в тебе ещё борется глупое упрямство.
– Я бы назвал это разумными сомнениями.
– А я бы назвал это ребячеством и боязнью признаться в своей неправоте. Эх… – Сол с огорчением махнул рукой, а затем подошёл к трупу мужчины рядом со мной, быстро осмотрел его и с досадой пнул его в живот. – Вот они, настоящие призраки Системы, а не те, за кем вы гоняетесь. Надеюсь, мы больше не встретим подобных сюрпризов. Ну что, Стил, мы почти пришли, давай поторопимся.
Сол непринуждённо положил руку на мою спину и повелительно пригласил присоединиться к его променаду в это морозное утро… Утро?
– Сол, а «Белый шум», про который ты всё время говоришь, разве не твоих рук дело? Ты же заставил Макса разработать для тебя подобное оружие.
– Нет, Стил, его работа носила несколько иной характер. Ты же понимаешь, что я не смог бы тягаться со всеми Стражами в одиночку?
– Недавно в башне Стражей у тебя неплохо получалось.
– Это всего лишь представление, разыгранное для единственного зрителя, для тебя одного, не более. Тогда мне повезло застать их врасплох и сбежать. К счастью, со времени моей службы ничего не изменилось, вы всё такие же наивные и впечатлительные дети, пугающиеся любого события, выходящего за грань понимания ваших доктрин. Всё это время я искал способ повторить то, что мы сделали с Унисом много лет назад, но в этот раз основательно подготовившись, ведь второго шанса у нас уже не будет. Для этого мне нужен был союзник среди Палачей, у кого хватит сил и решимости проложить себе дорогу до комнаты выброса и, если понадобится, то выстлать её трупами своих бывших товарищей, ставших на службу «Белому шуму». Но я никогда не питал иллюзий на этот счёт и вполне допускал, что мой план может развалиться на полпути. На этот случай у меня всегда оставалось несколько запасных. Один из них включал в себя разработку программного комплекса, способного приоткрыть человеческому разуму дверь в изнанку Системы, показать ему поток, позволить к нему прикоснуться и затем использовать эти силы, чтобы создать армию, способную сравниться с мощью Стражей. Но, как ты уже знаешь, нам так и не удалось достичь хороших результатов. Мозг человека оказался просто неспособен выдержать такую нагрузку в одиночку. А вот твой разум смог поглотить в себя код программы Макса, ассимилировать его и использовать мощь потока, чтобы по собственной воле входить в состояние одержимости.
– Одержимости?
– Да, одержимости, – подтвердил Сол, оборачиваясь на поле боя, оставшееся позади, и кивая в сторону трупов. – Один из таких чуть не сломал тебе шею.
– Да, мне знакомо это состояние, но я не был похож ни на одного и них.
– Ты лишь приоткрыл заветную дверь, прикоснулся к потоку, увидел тончайшие нити, связывающие всех людей. Ты использовал эту силу сознательно, повинуясь только собственному разуму.
– А они?
– А они рабы. То, что даёт им силу, взамен забирает их разум. Они полностью подчинены Системе, «Белому шуму» и их коллективному сознательному. Наш неудачный эксперимент обернулся благом для тебя, Стил, и для всех нас. Я не хотел, чтобы тот куб попал к тебе, и когда впервые увидел твои молочные глаза, то даже расстроился, но потом, когда ты попросил помощи, я понял, что не всё потеряно. Ты тот, кто нам нужен, всем нам.
Центральный универмаг Системы находился не так далеко от местных высоток и самой башни Стражей. Он стоял посреди площади Тюльпанов и на перекрёстке денежных потоков, в самой гуще экономической жизни крупных компаний, что взирали на него сверху вниз, с вершин своих исполинских зданий. Универмаг купался в тени небоскрёбов, но его устраивало такое удачное соседство, ведь здесь проходил бурный поток потенциальных и очень богатых покупателей, а на горизонте каждый день маячили баснословные прибыли. Площадь Тюльпанов не слишком хорошее название для места, ставшее убежищем алчности и корысти, прогнившее насквозь страстями и тягой к наживе. Некогда широкая и просторная площадь, опоясанная со всех сторон крупными дорогами, служила в качестве небольшого парка в самой гуще человеческой жизни. Густая растительность и узенькие дорожки, увенчанные клумбами с прекрасными тюльпанами, напоминали людям, что в мире есть нечто более важное, чем их быстрые и скоротечные жизни, их вечный бег в бетонном лабиринте и прожигание сил на вещи, которые они не в силах осознать. Всюду вдоль уютных тропинок стояли скамейки, где обитатели небоскрёбов могли немного отдохнуть от тяжёлой ноши офисной жизни, расслабиться, стянуть с себя поводки тугих галстуков и просто насладиться парой минут безмятежности под сладкий запах разноцветных цветов. Но люди, облечённые властью и деньгами, никогда не остановятся перед малейшей возможностью расширить своё состояние и влияние, они пожрут всё и вся на своём пути, используют любой клочок земли в личной выгоде, не страшась и не жалея ни о чём. Так некогда цветущий райский уголок под боком у жестоких господ был закатан в асфальт, а на его месте вырос огромный магазин, ставший пристанищем торговли и обмана. Я никогда не видел тот парк собственными глазами, а только слышал горестную историю от одного из Ищеек, когда мы однажды проезжали мимо. Не знаю, насколько в его словах тлеет правда, а насколько простая человеческая скорбь по милым его сердцу вещам облачает прошлое в красивые мифы и печальные истории. Я так и не поинтересовался реальной историей этого места, но ничуть не удивился такому положению дел.
Сам центральный универмаг выглядел тягостным и угнетающим и вовсе не производил впечатления места, куда бы вы с радостью направились и с улыбкой на лице совершали покупки. Огромный трёхэтажный бетонный монстр из тёмно-серых плит восседал с одного края площади, расстелив перед собой широкий ковёр стоянки для автомобилей, что словно асфальтовое море раскинулось перед его центральным входом. Общий серый фасад универмага разбавляли всевозможные барельефы, небольшие статуи на входе и целый ряд мраморных колонн. Всё это производило эффект старинного здания с вычурным гротескным стилем, оставшимся нам в наследство от далёких предков. Несмотря на грузный и серьёзный вид, в универмаге имелись большие витражные окна из затемнённого стекла, будто капелька современности на истлевшем от времени полотне. Но весь его образ в целом скорее намекал на то, что это дом скорби и зависти, где каждый останется чуточку несчастнее, чем он был до посещения магазина: кто-то из-за траты кучи денег, а кто-то из-за жизни, которой у него никогда не будет. Вообще, подобные заведения представляли собой жуткую химеру, порождённую огромным расслоением общества. Вычурное парадное крыльцо, служащее центральным входом, вело в современное убранство, сверкающее изнутри ярким светом, рекламой, кричащими витринами и всевозможными видами дорогих бутиков. Каждый находил для себя нечто особенное в чреве ненасытного монстра коммерции. Здесь можно было встретить богатых и не обременённых тяжёлой жизнью дамочек, что с важным видом надутого сноба появлялись из салонов дорогих автомобилей и плыли в своих шикарных нарядах среди зазывающих лиц продавцов модных салонов и отделов с кричащей одеждой. Также среди яркого пиршества красивой жизни встречались магазины попроще, служащие только для того, чтобы заполнить собой пустующее пространство и напомнить остальным об их месте на ступенях жизни. Рядом с ними сновали обычные семьи и одинокие люди, чьих доходов хватало только на прогулку по просторным залам магазина, как по музею, где в качестве экспонатов выставлены образы той жизни, о которой они тайно мечтают, но которой у них никогда не будет. Театр абсурда с молчаливыми актёрами.
В обычные дни здесь было очень многолюдно. Огромные пробки на всех дорогах, окружающих площадь, стоянка перед универмагом, забитая сотней машин, чьи цены варьируются друг от друга в десятки, а иногда и в сотни раз, и толпы людей, вальяжно расхаживающие сквозь железный строй автомобильного войска. В обычные дни… но не сейчас. Когда мы вышли на площадь, то она оказалась такой же безлюдной и мрачной, как