На душе было тревожно, идти не хотелось, но я пересилил себя. Рано или поздно прошлое догонит тебя. Это как тяжелая болезнь у нерешительного человека. Страшась диагноза, он избегает врача. В результате, болезнь прогрессирует и нередко приводит к печальному финалу.
Нужный дом я отыскал быстро — подсказка в письме помогла. Встал на улице и огляделся. Ни души, окна домов без света — обыватели спят. Здесь рано ложатся. В нужном мне доме окошко светилось — здесь не спали. Свет явно от керосиновой лампы — слишком тусклый. Электричества здесь нет — столбов на улице не наблюдается. В центре Минска они обвешаны проводами по самое не могу — по нескольку перекладин на каждом. Неизвестный мне автор письма выбрал жилье в глухом месте. Специально или так получилось?
Светила луна, и я осмотрел дом. Небогатое жилье. Не изба, конечно, но и не дворец. Рублен из дерева и обшит досками, насколько можно рассмотреть. Ворота деревянные, как и калитка. Я подумал и звякнул щеколдой. Обыватели нередко держат собак, которых выпускают во двор на ночь.
Никто не залаял и не загремел цепью. Пса нет или затаился. Подумав, я достал пистолет и загнал патрон в ствол. Не хватало, чтоб порвали штаны, других у меня нет. Пистолет сунул в карман. Случайного выстрела можно не опасаться. У этой модели предохранитель отключается, когда обхватываешь рукоять ладонью.
Открыв калитку, я прошел к крыльцу дома и постучал в дверь кулаком. Через несколько секунд в доме послышались шаги.
— Кто там? — спросил мужской голос.
— Я получил ваше письмо.
— Валериан?
— Да.
— Ты один?
— Ждете кого-то еще?
Загремел засов, и дверь отворилась. В проеме возник темный силуэт. На пару секунд он застыл, вглядываясь. В лунном свете я разглядел, как в руке незнакомца что-то сверкнуло. Похоже на оружие. Странно меня встречают.
— Проходи! — сказал незнакомец и отступил в сторону.
Я протиснулся мимо него и остановился в сенях. Позади лязгнул засов, и послышалось дыхание. Вперед незнакомец не прошел, контролируя меня со спины.
— Иди в комнату! — сказал негромко.
И я пошел. Из распахнутой двери впереди изливался свет, так что направление вопросов не вызывало. Через несколько шагов я оказался в большой комнате, где встал и осмотрелся. Обстановка внутри оказалась незамысловатой. Стол с двумя стульями, буфет кустарной работы, сундук и железная койка у противоположной стены. Дававшая свет керосиновая лампа разместилась на столешнице. На окнах висели занавески до половины рам, под ногами лежал домотканый половик. Небогатая квартирка.
— Садись! — велел незнакомец.
Я подчинился. Он устроился напротив, и уставился на меня. Я занялся тем же. Впечатления незнакомец не производил. Лет сорока, лицо невыразительное. Редкие волосы зачесаны назад, открывая обширные залысины. По такому лицу скользнешь лицу взглядом и забудешь. Одежда неприметная. Костюм-тройка с жилетом в крупную полоску, из треугольного выреза выглядывает белый воротник-стойка с тонким галстуком. По виду — мелкий служащий или коммивояжер. Впечатление о заурядности разрушали глаза. Глубоко посаженные, светлые до прозрачности, они смотрели на меня с хищным интересом. Их обладатель словно прикидывал: съесть меня сейчас или позже. Мне это не понравилось.
— Ну? — нарушил молчание незнакомец.
— Баранки гну! — не сдержался я. — Зачем звал?
— А ты обнаглел! — покачал он головой. — Думаешь, если получил эти висюльки, — он указал на мои ордена, — так можешь забыть обо мне? С каких пор ты врач?
— С таких! Чего нужно?
— Забыл, значит, — вздохнул он. — Придется напомнить.
Руки он держал под столом. Внезапно одна из них выпорхнула над столешницей, и в ней оказался пистолет. На меня глянул черный зрачок ствола.
— Руки на стол!
Я торопливо положил ладони на столешницу.
— Вот так лучше. А теперь рассказывай!
— Что?
— Все. Почему замолчал и перестать писать старому приятелю. Зачем объявил себя врачом и почему так нагло себя ведешь? Говори!
Я сглотнул. Вам приходилось сидеть под дулом пистолета? Нет? И не пробуйте! Хреновое ощущение.
— Видите ли, Тимофей…
— Зови меня Карл! — ухмыльнулся он. — Как тогда, в Германии. Помнишь, казино на Александерплатц? Хорошие были времена, — вздохнул он. — Продолжай!
— Я не помню прошлого. Утратил память вследствие тяжелой операции. Пережил клиническую смерть.
— Придумай что-нибудь получше! — хмыкнул он.
— Я сейчас кое-что покажу. Только не стреляйте! Мне нужно расстегнуть мундир и приспустить шаровары.
Пару секунд он пронзительно смотрел на меня, затем кивнул.
— Только медленно и без резких движений.
Я осторожно встал. Для начала снял пояс и повесил его на спинку стула. Затем расстегнул китель и замки подтяжек. Пробежался пальцами по пуговицам шаровар. В перчатках было неудобно, но снимать их я не стал. Спустив шаровары на колени вместе с кальсонами (трусов здесь нет), задрал нижнюю рубаху.
— Видите шрам?
Карл встал и перегнулся через стул. Ствол при этом смотрел мне в живот.
— Вижу! — наконец, сказал он и опустился на стул. — Жуткое зрелище.
— У меня был гнойный аппендицит. Отросток лопнул, его содержимое излилось в брюшину. Случился перитонит, и я умер. Меня отнесли в мертвецкую и накрыли простыней. Но я каким-то непостижимым образом очнулся. Это заметили и стали лечить. Я выжил, но утратил память. Доктор сказал, что это следствие кислородного голодания мозга. Не помню ничего: ни родителей, ни детства, ни обучения в Германии. О том, что я Довнар-Подляский, сказали в лазарете. Из бумаг узнал, что я вольноопределяющийся Могилевского полка седьмой пехотной дивизии. Возвращаться в траншеи не хотелось, потому выдал себя за недоучившегося врача. Мол, с началом войны сбежал в Швейцарию, откуда перебрался в Россию. Этому поверили — аристократы не врут. Поскольку медиков не хватает, меня оставили в лазарете. Вот и все.
— Хм! — сказал он. — Похоже, не врешь. Ложь я чувствую. Хотя чего-то не договариваешь. Выдать себя за врача сложно. Для этого нужно много знать.
— Пока лечился, читал медицинские книги. Они там были. Многое мне подсказали. Думаю, у меня талант.
Я потупил глаза. Карл расхохотался.
— Талант у тебя карты передергивать. Вот это ты делал с мастерством. И где только научился? Аристократ… На этом и попался.
Так вот откуда у донора ловкость пальцев… Меня это удивляло.
— Можно мне застегнуться?
— Давай! — кивнул он и положил пистолет на стол. Сработало. Человек со спущенными штанами не производит впечатления опасности. Я подтянул шаровары и заправил в них нижнюю рубаху. Китель оставил расстегнутым, пояс — на спинке стула. Закрепив подтяжки, занялся ширинкой. Карл наблюдал за этим с ухмылкой. Я застегнул подтяжки, сел и сделал вид, что поправляю одежду. Стол укрывал меня до середины груди, поэтому пистолет незаметно для Карла перекочевал за пояс под полой кителя. Теперь можно выхватить и стрелять, но спешить я не стал. Во-первых, Карл мог оказаться быстрее. Во-вторых, следует выяснить, кто этот тип, и что ему от меня нужно. Я вернул руки на стол.
— Поскольку ничего не помню, не расскажете, как мы познакомились? И какие отношения нас связывают?
— Отчего ж не рассказать? — кивнул он. — Для начала представлюсь. Майор генерального штаба Германской империи Карл Бергхард. Тимофей — мой оперативный псевдоним. В паспорте другое имя, но знать его тебе не нужно. Познакомились мы в Берлине, в казино на Александерплатц. Перед войной мы активно вербовали агентов среди подданных России. Обратили внимание на русского студента из аристократов, который жил на широкую ногу. Вино, женщины, игра в карты… Меня это заинтересовало. На первый взгляд, ты не представлял ценности. Не офицер, не богатый промышленник, и, тем более, не чиновник. Но мне понравились твоя наглость и обаяние. Ты легко сходился с людьми, имел массу приятелей. Я решил, что такой человек перспективен. Оставалось завербовать. Это оказалось несложно. Я обратил внимание на твою удачливость в картах и подсел за игровой стол. Дальше просто. Тебя поймали на шулерстве. Скандал, угроза суда… Тут я и сделал предложение. Работа на Германский штаб или тюрьма и позорная депортация в Россию. Будущее тебя ожидало незавидное. Ты оказался умным человеком и согласился.
Его губы тронула улыбка. М-да… Сволочью был мой донор, да еще какой!
— Перед войной мы переправили тебя в России. Задание было простым. Поступить в армию и пробиться в офицеры, при этом желательно попасть в штаб. С первым ты справился, о чем сообщил в письме, но потом замолчал. Я даже подумал, что тебя убили. Война, — развел он руками. — И вдруг читаю: жив, здоров, да еще ордена получил! Удивил ты меня, Валериан. Эдакий зигзаг, — он изобразил движение рукой. — Ты ведь учился философии, а не медицине. И не в Мюнхене, как писали в газетах, а в Берлине.
Очередной косяк. Сколько их я уже упорол! Но кто ж знал?
— Господин Берхгард!..
— Лучше Карл, — перебил он. — Мы, ведь, друзья.
Он ухмыльнулся.
— Чем вы можете подтвердить ваши слова?
— Умный мальчик! — хмыкнул он. — Сейчас. Сиди тихо и не дергайся.
Он сунул пистолет в жилетный карман и прошел к буфету. Открыв створку, вытащил саквояж и принес его к столу. Поставив на пол, достал картонную папку. Развязав тесемки, зашелестел бумагами. Наконец, найдя нужную, поднес ее к моему лицу на вытянутой руке.
— Узнаешь почерк?
«Я, Валериан Витольдович Довнар-Подляский, настоящим подтверждаю, что получил от Германского генерального штаба 2000 (две тысячи рублей) в качестве платы за оказанные ему услуги. Мая, пятого дня, 1914 года от Рождества Христова. Подпись…»
Почерк каллиграфический. Красиво писал, сволочь!
— Убедился? — Карл-Тимофей сунул расписку в папку и завязал тесемки. После чего сел и сложил руки на груди. — А теперь поговорим. То, что ты пробился в врачи и спас командующего фронтом меняет ситуацию. Плохо, конечно, что стрелял в немецких солдат, но я могу это понять. Война… Драгуны не стали бы разбираться. Однако смерть их следует искупить. Твои ордена и нынешнее положение открывают новы