е возможности. Тебе надлежит перебраться в Минск и устроиться поближе к штабу фронта, возможно, Ставки. Нас по-прежнему интересуют сведения о российской армии. Дислокация частей, их перемещение, вооружение, планы командования. Сведения, как и прежде, будешь пересылать почтой.
— Попадусь. Письмо вскроют и прочтут.
— Не пользуйся военной почтой. Гражданские письма не вскрывает, тем более, заказные. Отправлять будешь на адрес и имя, который я продиктую — до востребования.
— Можно записать? Боюсь, не запомню. Или перепутаю.
— Хорошо, — сказал он, подумав. — Напишу. Но, запомнив, ты уничтожишь бумагу. Письмо сжег?
Я кивнул.
— С адресом поступишь также.
— А деньги?
— Узнаю Довнар-Подляского! — хмыкнул он. — Ничего не сделал, а денег требует. Ладно.
Он полез в саквояж и вытащил пачку денег.
— Здесь тысяча рублей, — пачка шлепнулась на стол. — Это аванс. По получению писем дам столько же. Если добытые сведения окажутся ценными, — он вновь поднял палец.
Я жадно схватил пачку и спрятал ее в нагрудный карман. Следовало играть роль. Карл покачал головой и полез в саквояж. Достав листок бумаги, положил его перед собой. Затем извлек карандаш.
Занятый этим, он не следил за мной, потому и не заметил, как в моей руке оказался пистолет.
— Не двигаться!
Он замер, лицо его вытянулось.
— Что за шутки, Валериан?
— Я не шучу. Пистолет заряжен и снят с предохранителя. Стрелять я умею. Теперь аккуратно, двумя пальцами, достань свой пистолет и отдай мне.
Бергхард поколебался, но подчинился. Пистолет он толкнул по столу в мою сторону. Я взял его левой рукой и, скосив взгляд, рассмотрел. Дерринджер, компактный, но смертоносный. Конструкция, которая переживет века. Как оружие последнего шанса был в ходу и в моем мире. Большим пальцем левой руки я взвел курок и направил дерринджер на немца.
— Что теперь? — спросил он.
— Напишем диктант. Бери карандаш!
Он починился.
— Что писать?
— Сим сообщаю, что я… Пиши имя и фамилию, указанные в российском паспорте, на самом деле являюсь майором Германского генерального штаба Карлом Бергхардом и занимаюсь шпионажем в России. Там много денег? — я указал пистолетом на саквояж.
— Совсем нет. Последнюю тысячу отдал тебе. Зря ты это затеял, Валериан!
— Посмотрим. Ты пиши.
— Зачем?
— Я заберу эту бумагу, и вы от меня отстанете. Ты, ведь, хочешь жить? Шпионов в России вешают.
— Думаешь сорваться с крючка? Не получится. Твое обязательство о сотрудничестве с германской разведкой хранится в генеральном штабе в Берлине.
Ну, до Берлина далеко…
— Пиши! Не отвлекайся!
Он послушно заскользил по бумаге карандашом. Я встал со стула и, не опуская пистолетов, подошел и остановился сбоку, как будто контролируя написанное. Он покосился, но промолчал.
— Что теперь? — спросил, закончив.
— Добавь: «в содеянном раскаиваюсь».
Он хмыкнул и склонился над листком. Быстро написал фразу, но точку поставить не успел. Ствол дерринджера ткнулся ему в висок. Карл дернулся, но опоздал. Хлопнуло, будто пробка из шампанского вылетела. Из раны вылетела струя крови, но я ждал этого, поэтому заранее отступил в сторону. На ладонь, державшую дерринджер, кровь все же угодила, испачкав перчатку. Не страшно, выброшу.
Бергхард ткнулся лицом в стол. Кровь из раны залила столешницу, запачкав исписанный листок. Не беда, кому нужно прочтут. Я взял руку Бергхарда и вложил в нее дерринджер, оставляя на нем отпечатки пальцев, затем отпустил. Пистолет стукнул о пол. Вот и все. В фильмах, которые я смотрел, так имитировали самоубийство. Надеюсь, прокатит. Сунув «браунинг» в карман, я стащил перчатку и проверил пульс немца. Мертв. Можно заняться собой. Я застегнул мундир и надел пояс. Проверил, не забыл ли чего? Все оказалось на месте. Дальше действовал, как автомат. Надев перчатку, достал папку из саквояжа и нашел в ней свою расписку. Скомкав, сунул в карман. Проверил, нет ли еще. Не оказалось. Зато нашлись расписки других агентов, и их оказалось немало. Я пробежал глазами листки. Ни фига себе! Начальник оперативного отдела штаба корпуса, высокопоставленный интендант, крупный промышленник, секретарь губернатора Минска… Шпионская сеть у Бергхарда оказалась обширной. Я-то думал, что он чванливый дурак. Не походил фриц на успешного резидента в моем представлении. Меня даже не обыскал. Хотя, что я знаю резидентах? Видел их в кино — и только. Времена здесь патриархальные, нравы незамысловатые, шпионские донесения шлют по почте. А как иначе? Телефонов мало, и они под присмотром, телеграф — тоже. Раций нет, портативных фотокамер не придумали. Мрак…
Насчет денег Бергхард не соврал — в саквояже их не оказалось. Ну, и ладно, не грабить пришел. Зато обнаружился пистолет. Маленький, никелированный, с накладками из слоновой кости на рукояти. Красивая игрушка. На накладке по диагонали выгравировано «Bayard». И с чего покойника тянуло к малышам? Мог бы и чего солиднее прикупить. Пистолет стоит недорого. Мой «браунинг» — 22 рубля, сотня патронов к нему — семь. Причем, патроны бельгийские, а не российского производства. Продавец в оружейном магазине на это особо упирал, дескать, российские ненадежны. Врал, конечно. На фронте российские патроны стреляют без проблем. С таких вот мелочей и начинается презрение к Родине.
Запасной магазин к «баярду» нашелся кармашке саквояжа. Я осмотрел патрон. Похож на мой от «браунинга». Позже разберусь. Я сунул «баярд» и магазин в карман. Опасаться нечего. Оружие здесь не регистрируют и не ставят на учет. Картотеки номеров нет, разве что на похищенные. Сомневаюсь, что этот «баярд» украли. Подарю кому-нибудь, например, Мише. Я его разочаровал, отказавшись жениться на Поляковой, будет компенсация. Кстати, о них. Завтра у меня визит, нужно подготовиться. Окинув прощальным взглядом комнату, я покинул дом, оставив все, как есть. Покойник обмолвился о прислуге. Завтра она придет и наткнется на труп. Побежит в полицию. Та явится и обнаружит папку с расписками. Как я понимаю здешние расклады, их передадут жандармам. Контрразведкой в Российской империи занимаются они. Кому-то здорово поплохеет. А вот нехрен торговать Родиной!
Угрызения совести меня не мучили. С чего? Бергхард завербовал донора, а не меня — это раз. Во-вторых, я убил врага России. Его все равно ждала виселица. Лучше, конечно, сдать жандармам, но сомневаюсь, чтобы я бы смог довести по адресу. Покойный был мужиком резким. Сиганул бы в переулок — и ищи его! Предположим, получилось бы, ну, и что дальше? Карл обо мне рассказал. Писать явку с повинной? Наказать, может, и не наказали бы, но клеймо шпиона повесили. Конец планам. А у меня они обширные. Собираюсь по мере возможности усовершенствовать врачебную практику в России. Если получится, спасу тысячи жизней. Причем, приличных людей, а не этой сволочи.
Улица встретила меня тишиной — выстрел внимания не привлек. Возможно, не слышали — стены у дома толстые. Вот и ладно. Быстрым шагом я дошел до перекрестка и свернул к набережной. Там порвал в мелкие клочки и спустил в реку расписку. Затем стащил и зашвырнул подальше в воду окровавленные перчатки. Запасные у меня есть. Вспомнив, похлопал себя по карману. Пачка Бергхарда оказалась на месте. «Все-таки ограбил!» — кольнула мысль. Я прогнал ее. Это не добыча, а трофей, взятый с риском для жизни. Ведь Карл мог меня застрелить. Повезло, что он не ждал подлости от легкомысленного юнца. И признание, которое он написал, успокоило. Карл не мог знать, что в этом теле — разум взрослого мужчины, да еще из другого мира. Заподозри он — и мне пришел бы конец, пистолет покойник выхватывал мастерски. Думаю, что и рукопашным боем владел, в отличие от меня.
Я передернул плечами. Не буду больше об этом думать. Вернусь в гостиницу и напьюсь. Закажу в номер бутылку коньяка. Заслужил…
Подполковник обвел взглядом стоявших перед ним офицеров.
— Напоминаю, господа: действовать быстро и решительно. Никто из подлежащих задержанию лиц, не должен уничтожить компрометирующие его бумаги, а также, не приведи Господь, покончить с собой. Подобное буду рассматривать, как серьезное упущение, которое повлечет суровые последствия. Обыск вести со всем тщанием — как на службе, так и по месту проживания задержанного. Нам нужны доказательства. С фигурантами, а также с их родственниками или сослуживцами вести себя решительно, но вежливо. Попытки вмешаться, пресекать. Вам ясно?
— Так точно, ваше высокоблагородие! — рявкнули подчиненные.
— Исполнять!
Офицеры сделали поворот кругом и один за другим вышли из кабинета.
— Задержитесь, Аркадий Матвеевич! — окликнул подполковник устремившегося следом штаб-ротмистра. — Ваша команда подождет. Не сбежит ваш интендант.
Офицер встал и повернулся к начальнику.
— Слушаю, ваше высокоблагородие!
— Без чинов! — сморщился подполковник. — У меня к вам приватный разговор. Присядьте!
Штаб-ротмистр подчинился. Подполковник заложил руки за спину и прошелся по кабинету.
— Вас ничего не удивило в истории с германским резидентом? — спросил, встав перед подчиненным.
— Удивило. Очень странное самоубийство.
— Вот! — поднял палец подполковник. — Резиденты — люди особые. Совестливых среди них нет, тем более, у германских офицеров. А он вдруг раздает деньги агентам, после чего пишет покаянную записку и пускает пулю себе в голову.
— Предполагаете?..
— Уверен. Бергхарда застрелили, выдав это за самоубийство.
— Кто?
— Один из тех, кого он завербовал.
— Почему не сообщник?
— Что ему делать в Минске? Бергхард справлялся один. Вон сколько народу завербовал! Это был агент, Аркадий Матвеевич, причем, из числа давних. Другого Бергхард не допустил бы к себе ночью. Покойный был осторожен — мы ничего не знали о нем. Мог шпионить долгое время, и не факт, что удалось бы разоблачить.
— Почему агент застрелил резидента?
— Догадайтесь? — улыбнулся подполковник.