Из первого «Руссо-балта» выбрался Гучков с подполковником. Последний устремился к нам.
— Зачем здесь эти люди? — указал я на репортеров.
— Вы нанесли Александру Ивановичу оскорбление публично. Пусть таковым будет и извинение. Репортеры об этом сообщат.
Я ощутил, как изнутри поднимается гнев, но загнал его внутрь усилием воли. Хрен с ними!
— Прошу за мной! — пригласил подполковник.
Мы вышли к поляне, где встали друг против друга: я — рядом с Мишей, Гучков — с подполковником.
— Явившись сюда, господа, вы подтвердили свою готовность драться, — торжественно объявил Керножицкий. — По дуэльным правилам до начала схватки предлагаю решить дело миром. Что скажете, господа?
— Не против, — кивнул я. — Надеюсь, Александра Ивановича устроят мои извинения.
— Испугались, князь? — рисуясь, ухмыльнулся Гучков.
Ах, ТЫ, СВОЛОЧЬ!
— Я фронтовой врач, господин Гучков. И крови видел больше, чем вы чернил.
Стоящие в стороне репортеры зааплодировали. Лицо Гучкова перекосила гримаса.
— Никаких извинений! Будем стреляться!
Репортеры оживляются. Одно дело стать свидетелями извинений, другое — дуэли.
— Выбор сделан, господа! — объявляет подполковник. — Прошу предъявить оружие!
Достаю из кармана шаровар «браунинг». Все та же карманная модель образца 1910 года.
Маленькая, но смертоносная игрушка, если уметь ею пользоваться, конечно. Из такого я стрелял в бандитов в Минске, а после подарил Мише. Себе купил другой, но калибра .380, то есть 9 мм. Патронов в магазине на один меньше, зато останавливающее действие сильнее.
Гучков предъявляет к осмотру «маузер», знаменитую модель К-96. На мой «браунинг» смотрит с пренебрежением. Ну, да, большим мальчикам — большие игрушки. Ты бы еще «Кольт анаконда» со стволом в восемь дюймов притащил…
Миша недоволен: пистолет у Гучкова мощнее, и обойма больше — десять патронов против шести. Упреждающе жму ему локоть — пусть. Не успеет мой противник расстрелять обойму… Секунданты начинают готовить поединок: устанавливают барьер из воткнутой в землю шашки (подполковник притащил две, похоже, ему очень нравится этой действо) и начинают отсчитывать шаги. Наблюдаю. Меня охватывает ледяное спокойствие. Все эмоции ушли, осталась сосредоточенность. Секунданты втыкают в землю вторую шашку.
— Противники — к барьерам! — объявляет подполковник.
Иду. По пути пересекаюсь с Мишей. Он бледен и смотрит на меня с тревогой.
— Все будет пучком! — подмигиваю ему.
Вот и шашка. Встаю, и смотрю, как у барьера напротив занимает место Гучков. Наши приготовленные к бою пистолеты смотрят стволами в землю. Время становится вязким и тягучим.
— Вни-и-имание! — как сквозь вату доносится крик подполковника. — На-ча-ли!
«Маузер» Гучкова ползет вверх, но медленно, медленно. Даже не пытаюсь вскинуть «браунинг», просто поворачиваю его стволом к противнику.
Банг! Банг!
Гучков роняет «маузер» — пуля угодила ему в плечо — куда и целил. Достаточно с него? Нет!
Гучков быстро наклоняется и хватает пистолет левой рукой. А вот это зря. Я хотел обойтись ранением соперника, но теперь — извините! У меня — любимая, и я не хочу ее огорчать.
Хватит с меня осколка в лоб…
Банг!
Вокруг головы соперника возникает кровавое облачко. Гучков втыкается лицом землю.
— Прекратить стрельбу! — истошно орет подполковник.
Ставлю «браунинг» на предохранитель и сую его в карман шаровар. Отхожу в сторону.
Секунданты бегут к Гучкову, склоняются и ворочают тяжелое тело. Затем выпрямляются и идут к репортерам. Лица серьезны, у Керножицкого дрожат губы.
— Александр Иванович мертв! — объявляет подполковник.
— Пуля угодила прямо в темя, — дополняет Миша. — Он умер сразу.
Репортеры устремляются ко мне.
— Ваше сиятельство! Несколько слов. Что вы чувствуете?
— Горечь, — говорю, делая сокрушенный вид. — Два достойных человека вместо того чтобы трудиться на благо Отечество в тяжелый для него час, выясняют отношения на дуэли. Вы сами свидетели, господа, я сделал все, чтобы кончить дело миром. Не моя вина, что соперник не принял извинения.
— Ему вообще не стоило вас вызывать! — замечает высокий репортер с лошадиным лицом.
— Как только посмел! Спасителя государыни…
— Где вы научились так стрелять, князь? — подскакивает другой, маленький и круглый. — Вы ведь даже не целились.
— Я, знаете ли, воевал. Извините, господа! Трудно говорить…
Иду к автомобилю. Следом в салон забирается Миша. Называю шоферу адрес. Дорогой молчим. «Руссо-балт» подкатывает к моему дому. Выбираемся из салона.
— Зайдешь? — спрашиваю Мишу. — Выпьем, поговорим.
Мнется.
— Извини. Меня пригласили на обед. Я уже опаздываю.
Вот так и теряют друзей. Киваю и вхожу в открытую Ахметом калитку. Оп-па! Это что за явление? На ступеньках крыльца маячит гвардейский поручик.
— Ваше превосходительство? — он прикладывает ладонь к фуражке. — Я к вам по поручению ее императорского величества. Вам надлежит немедля явиться в Кремль.
Приплыли. Ничего хорошего от этого вызова ждать не стоит. Ладно, прорвемся. Дальше фронта не пошлют…
Конец второй книги. Спасибо всем, кто читал, комментировал, спорил, указывал автору на ошибки и помогал ему материально. Когда будет третья книга? Работа над ней только началась, поэтому не быстро. Скорее всего, уже в новом году. Время пролетит незаметно.
Анатолий ДроздовКнязь Мещерский
Глава 1
Приходилось видеть разъяренного тигра? Он смотрит на вас желтыми глазами и угрожающе рычит. Из оскаленной пасти капает слюна, а хвост яростно молотит по бокам. От такой картины кровь леденеет в жилах, как любили писать классики, и хочется нестись прочь, сломя голову. Только бесполезно – даже устать не успеешь…
У императрицы, сидевшей передо мной в кресле, хвоста, оскаленной пасти и капающей слюны не наблюдалось, но вид ее в полной мере соответствовал разъяренному тигру, вернее, тигрицы. Что, впрочем, не меняло ситуации. Не все ли равно, кто свернет вам шею – тигр-самец или его подруга? Мне захотелось стать маленьким и тонким, чтобы забиться в щель – вон под тот диван, скажем, и замереть там у стены, пока тигр будет ходить кругом и пытаться достать меня лапой. Она у него толстая, под диван не пролезет… Мечты, мечты. Я принял виноватый вид и опустил очи долу. Может, повезет, и меня не будут терзать?
– Что вы позволяете себе, князь?! Я разрешила вам встречаться с дочерью не для того, чтобы она ночевала в вашем доме!
Интересно, чем плох мой дом? Там уютно и клопов нет. А вот за Кремль не поручусь…
– Мало того, что вы подвергли опасности наследницу престола, оставив ее без охраны, так еще в постель затащили. Отчего молчите? Отвечайте! Не медля!
– Вам вредно волноваться, государыня. Вы перенесли тяжелую операцию. Это я вам как врач говорю.
– Что-о?!
Ну, вот – хотел как лучше…
– Позвольте мне рассказать, как было дело?
– Сделайте одолжение!
Яда в голосе тещеньки столько, что можно во флаконы разливать, а потом натирать спину против радикулита. Хотя не стоит, пожалуй, – кожа слезет…
– Вчера вечером мы с Мишей… бароном Зассом отправились в дом ювелира Натана Соломоновича Полякова дабы поздравить его племянницу Елизавету Давидовну с высокой милостью, которую вы ей оказали, возведя в потомственное дворянство и наградив орденом Святой Софии.
– Я вас на это не уполномочивала!
– Мы решили сами. Во-первых, хотели поздравить замечательную девушку и хирургическую сестру, во-вторых, барон Засс испытывает к ней сердечное влечение. Поскольку он мой друг, я не мог отказать ему в просьбе сопроводить к Елизавете Давидовне. Сам он стеснялся.
– Мне нет дела до его чувств!
– Понимаю, государыня, но именно с этого началось. Мы прибыли в дом Полякова, вручили Елизавете Давыдовне цветы, а ее дядя пригласил нас за стол – они как раз собирались отобедать.
– И вы, конечно, согласились.
– Отказать было неудобно. После той новости, что мы принесли…
– Не врите!
– У Полякова замечательный повар – во Франции учился.
– Вот теперь похоже на правду. Рановато я даровала вам титул, князь! Бегать по домам евреев ради угощения… Вы б еще в трактир зашли![234]
– Позвольте я продолжу?
– Сделайте милость.
– Не успели мы сесть за стол, как прибыла ее императорское высочество Ольга Александровна с фрейлиной.
– Для чего?
– Вручить Елизавете Давидовне жалованную грамоту вашего императорского величества. Понимаю так, что по вашему поручению.
Молчание. Ага, угадал.
– Я продолжу. Застав меня с Ми… бароном у Поляковых, Ольга Александровна очень рассердилась.
– Отчего?
– До недавнего времени она считала Полякову своей соперницей. Когда я лежал в госпитале с дыркой в голове, эти две красавицы устроили скандал прямо у моей койки – да так, что мне пришлось разнимать. Ольга Александровна тогда пообещала Поляковой сослать ее в Сибирь.
– Возможно, стоило.
– Тогда кто бы помогал оперировать вас, государыня?
– Не пытайтесь разжалобить меня, князь! За оказанные услуги вы и ваши знакомые вознаграждены весьма щедро. Отвечайте по существу! Что сделала Ольга?
– Вручила Елизавете Давыдовне жалованную грамоту, после чего отвела меня в другую комнату, где нанесла легкие телесные повреждения, не приведшие, впрочем, к длительному расстройству здоровья.
– Что-о?!
– Схватила за ухо и стала его крутить. Было очень больно.
– Это еще не больно.
Звучит многообещающе…
– Ольга Александровна посчитала, что я приехал к Поляковым, чтобы повидаться с Лизой. Я сказал ей, что она заблуждается, и предложил убедиться лично. После чего Ольга Александровна приняла предложение Полякова разделить с ними трапезу.
– Боже! Моя дочь с евреем-ювелиром!
– У него замечательный повар. Графиня Адлерберг была в восторге. А Ольга Александровна сумела убедиться, что Полякова с благосклонностью принимает знаки внимания от барона Засса.