«Необычным выдался суаре[287] баронессы Ротшильд в ее загородном дворце прошлым вечером. Хорошо известная в нашей стране покровительница искусств пригласила знаменитого пианиста Жака Боне, который старательно услаждал слух публики своей вдохновенной игрой. Гости баронессы внимали ему и награждали горячими аплодисментами. А потом случился сюрприз. На суаре к баронессе прибыл лейб-хирург русской императрицы и жених ее дочери князь Мещерский. Как уже сообщала наша газета, князь приехал в Париж, чтобы ознакомить французских врачей с новыми методами лечения, разработанными в России. Есть люди, которые называют их революционными, хотя знакомые вашему корреспонденту доктора относятся к подобным высказываниям скептически. Как бы то ни было, но Французское медицинское общество пригласило князя приехать, и он не отказал. Однако никто не ожидал, что в первый же день своего пребывания в Париже князь посетит салон мадам Ротшильд. Это говорит о том, что весть о ее суаре достигла заснеженных пространств России.
Сюрпризом стал не только приход князя. Поговорив с баронессой наедине, князь внезапно вызвался спеть для ее гостей. Как удалось узнать вашему корреспонденту, это стало следствием пари, заключенным русским с хозяйкой салона. Князь обязался приятно удивить ее гостей, а баронесса взамен пообещала выполнить в кратчайшие сроки заказ по производству противогазов для русской армии. Наша газета сообщала о коварстве бошей, которые применили на Восточном фронте отравляющие газы, вследствие чего русские войска понесли значительные потери. Избежать этих жертв возможно, снабдив солдат специальными защитными масками, которые спасают от воздействия газа. Изготовить их в нужном количестве Россия не в состоянии и попросила помощи у дружественной Франции.
Князю Мещерскому удалось удивить публику. Он пел на французском языке, хотя, как удалось выяснить вашему корреспонденту, сам его не знает и говорит только по-английски и по-немецки. Голос у князя оказался не сильным, но приятным. Он сам аккомпанировал себе на рояле. Но более всего изумили гостей песни. Мелодичные, непривычные по звучанию, с душевными словами они покорили публику, которая каждое исполнение встречала криками „Браво!“. Особенно понравились присутствующим песни „Tombe la neige“ и „Et si tu n'existais pas“. Такие мог написать только француз, что князь и подтвердил публике. Он даже назвал имена сочинителей: это некие Адамо и Дассен. Однако никто из присутствующих никогда и нигде не слышал о них, хотя в салоне баронессы собрались сливки культуры нашей столицы. „Теперь будете знать“, – улыбнулся князь в ответ на недоуменные вопросы.
К сожалению, расспросить его вашему корреспонденту не удалось: князь спешил на важное свидание. Интересно, с кем? Трудно предположить, что кто-то назначает важные деловые переговоры на столь позднее время. Скорее всего, князя ждала женщина. Почему он не взял ее с собой на суаре к баронессе? Догадаться не трудно: у князя есть невеста, и лишняя огласка ему не нужна. Кто же эта счастливая парижанка? Кому повезло поймать в свои сети русского князя, который так молод и хорош собой? Да еще так быстро? Кем бы она ни была, ей остается позавидовать – русские князья славятся своей щедростью. А что до невесты, то холодная принцесса из далекой, заснеженной страны не идет ни в какое сравнение с горячей француженкой. Возможно, скоро мы узнаем имя счастливицы. Наша газета будет освещать приключения русского князя в Париже.
Жан Дюран».
Посол отложил «Фигаро» в сторону и позвонил в колокольчик.
– Пригласите Барятинского! – велел заглянувшему в кабинет секретарю. Спустя несколько минут в дверь вошел молодой атташе.
– Проходите, князь, присаживайтесь! – сказал ему посол и, дождавшись, пока тот займет место за столом, придвинул газету: – Читали?
– Не успел, – повинился князь.
– Читайте! – велел посол, и пока посетитель знакомился публикацией, смотрел на него с улыбкой. – Как вам? – спросил, когда князь отложил газету.
– Не знал, что Мещерский поет, – ответил Барятинский.
– Разве дело в этом? – возмутился посол. – Я начинаю думать, Сергей Павлович, что вы не понимаете важности того, что произошло между вами и женихом наследницы в отеле. Или вы настроились отправиться на фронт?
– Что вы, ваше превосходительство! – побледнел Барятинский. – Никак нет.
– Тогда внимательно отнеситесь к заключительной части статьи. Поняли, о чем она?
– Мещерский не теряет времени зря, – сообщил князь. – Когда, интересно, успел? Найти подружку в первый же вечер в Париже!
– Нет никакой подружки! – хмыкнул посол. – Я заплатил этому Дюрану, чтобы он намекнул в статье о существовании французской любовницы у князя. Понимаете, зачем?
– Нет, ваше превосходительство! – сообщил подчиненный.
– Эх, Сергей Павлович! – вздохнул посол. – Молоды вы… Объясню. У Мещерского есть невеста – наследница русского престола. Как отнесутся царевна и ее мать к амурным похождениям жениха и будущего зятя в Париже? Нам нужно максимально скомпрометировать князя в их глазах, тогда его доклад о вашем проступке воспримут с недоверием. Теперь ясно?
– Точно так, ваше превосходительство!
– В таком случае передаю это дело вам. Сведите знакомство Дюраном. Вы найдете его в кафе напротив редакции – он там постоянно отирается. Не скупитесь. Дюран любит деньги, платите щедро – пусть не стесняет себя в фантазиях. Аккуратно соберите газеты с его статьями, затем принесите их мне. Отправим дипломатической почтой на имя императрицы – пусть озаботится похождениями будущего зятя. Возможно, что после этого место жениха цесаревны окажется вакантным. Помолвка не венчание, расторгнуть можно. Трудитесь, князь! И не забудьте сообщить батюшке о моих усилиях по спасению вас от отправки на фронт.
– Непременно! – воскликнул Барятинский, вскочив.
– Забирайте! – посол придвинул к нему «Фигаро». – Пусть станет первой в вашей коллекции.
Барятинский взял газету, поклонился и вышел. А посол удовлетворенно улыбнулся и откинулся на спинку кресла. «Вот так! – подумал довольно. – Одним выстрелом – двух зайцев. Во-первых, старый Барятинский оценит мои усилия по спасению его непутевого отпрыска от фронта. Во-вторых, окоротим этого выскочку Мещерского, который позволяет себе унижать природного князя на публике. А то он как-то резко задружился с Игнатьевым. Привез ему генеральские погоны и орден, помогает заключать контракты. Если так далее пойдет, граф обгонит меня в чинах и наградах. Нет, уж! – посол сжал пальцы в кулак и грохнул им по столу. – Жаловаться на меня вздумал? Письма военному министру слать? Не выйдет!»
Французы поменяли программу: попросили начать с операций, а лекции перенести на последующие дни. Об этом мне сообщил Шарль, прибывший в отель ни свет, ни заря. Я даже позавтракать не успел. Вот за утренним кофе с круассаном он и вывалил новость.
– Не обижайся, Валериан, – развел руками француз, – но коллеги хотят видеть тебя в деле. Многие не верят тому, что ты автор новых методик. Их смущает твой возраст, княжеский титул и положение жениха принцессы, – он обмакнул круассан в кофе и откусил пропитанную напитком часть. – Считают, что слава дутая, а статьи в медицинских журналах под твоим именем писали другие.
– Ладно, – кивнул я. – Хотят убедиться – пусть смотрят. С чего начнем?
– С простаты! – оживился он. – Она интересует более всего – уж больно революционный метод. Тебе представят на выбор несколько больных, а дальше сам решай, кого из них оперировать.
– Мне будут ассистировать Бухвостов и Никитина.
– А я? – обиделся Шарль.
– Ты тоже. Но у них есть опыт таких операций, а у тебя нет. Поэтому будешь смотреть и запоминать.
А то еще влезешь не туда… Перед французами опозориться нельзя. Семен Акимович и Клавдия Николаевна к изменению планов отнеслись философски – люди опытные, не такое видали. Плакаты о переливании крови отложили в сторону, из кофров извлекли нужное оборудование, погрузились в такси и поехали в госпиталь Парижского университета, он же Сорбонна. Там нас ждали: в небольшой аудитории собралось с десяток местных врачей. Все немолодые, важные, полные достоинства и собственной значимости. Я ловил на себе их снисходительные взгляды. Ладно, цыплят по осени считают…
– Не будем зря тратить время, месье! – сказал я после взаимных приветствий. – Хочу видеть пациентов.
Для меня подготовили троих. Немолодых – от сорока восьми до шестидесяти лет, что не удивительно – аденома дает себя знать на склоне лет. Все трое – рабочие из предместья Парижа. Выбор ясен: нашли тех, кого не жалко. Я обследовал и опросил пациентов. В этом мне помогал Бухвостов – по-французски Семен Акимович говорил отлично.
– Итак, месье, – сказал я, после того, как обследование завершилось, и последний пациент вышел из аудитории. – Первым кандидатом на операцию я выбираю Антуана Тома.
– Почему именно его? – спросил важный дяденька с бакенбардами, назвавшийся доктором Леру. – А, скажем, не Мореля?
– Его оперировать бесполезно: рак в терминальной стадии.
– Вы уверены?
– Об этом свидетельствуют данные анамнеза. При ректальном обследовании у пациента обнаружены многочисленные узлы в простате. Его мучат боли в крестце и в правом подреберье. Он сильно исхудал. Все это говорит о том, что опухоль в простате дала метастазы в позвоночник и печень – это типично для этого вида рака.
Французы удивленно закрутили головами и стали переглядываться.
– В клинике есть рентген? – спросил я.
– Да, мсье! – подтвердил высокий, худощавый француз в белом халате.
– Главный врач клиники, доктор Бернар, – напомнил мне Шарль шепотом.
– Обследуйте Мореля на рентгенологической установке, мсье Бернар, – предложил я. – На такой стадии метастазы должны быть видны.
– Я ненадолго оставлю вас, господа, – сказал Бернар и вышел. Я же воспользовался предоставленной паузой для рассказа о предстоящей операции. Бухвостов, умница, привез не только необходимое оборудование, но и несколько плакатов с рисунками. Вывешивая их поочередно на кафедре, я подробно рассказал о методике. Слушали внимательно. По лицам врачей было видно, что для них это откровение. Я заканчивал лекцию, когда в аудиторию вошел Бернар. Все дружно посмотрели на него.