д я разглядел наполненные ужасом глаза Киры. Она смотрела на меня с подозрением, осторожно вглядываясь в моё лицо и освещая его лучом фонарика.
– Т-ты как? – тихо спросила она дрожащим голосом. – Живой?
Я настолько потерялся в чехарде необъяснимых событий, что совсем забыл о фонарике, любезно подаренном Кирой.
– Живой. – Это всё, что я смог из себя выдавить, но при этом всеми силами пытался собраться с мыслями и выглядеть невозмутимым.
В такой ситуации, кто-нибудь должен сохранять рассудок. Хотя бы попытаться…
– Убери свет, – отмахнулся я рукой, а затем сам включил фонарик.
Я начал судорожно осматриваться по сторонам, луч света прыгал по стенам, пытаясь отыскать доказательство моего безумия, следы тёмной массы, порождённой бесплотной Вивьен. Но комната выглядела обычной, безмятежной, в ней не осталось никаких следов этого существа. Свет выхватывал из густой темноты лишь силуэты старой мебели, фигурки слоников разного размера, стоящих на комоде, стол, стулья… Тени мелькали, сливались, но страх постепенно отступал, крик в голове затуманился, отдалился, стал неестественным эхом из прошлого, нелепым сном. Закалка Стража давала о себе знать, возвращая сознание из тёмного угла, куда оно уже успело забиться.
– Что это было, чёрт возьми?! – Голос напарницы всё ещё выдавал в ней беспокойство. – Призрак?
– Призраков не существует, ты сама это знаешь, – с уверенностью ответил я и сам мстительно посветил фонариком в глаза Кире. – Ну, кроме беглых Отступников.
– Но… тогда что это? Она же прошла сквозь тебя!
– Может, какая-нибудь ошибка в Системе? – Я пытался выглядеть рассудительным, при этом сам судорожно искал хотя бы одно логическое объяснение происходящему.
– Разве у ошибок бывают руки, ноги и имена?
– У ошибок всегда есть имя, – машинально ответил я.
Кира открыла рот, чтобы что-то возразить, но нас прервал сдавленный хрип из темноты. Конечно! Анри Дюбуа! Мы уже успели о нём забыть. Лучи наших фонариков быстро скользнули к источнику шума. Старик продолжал сидеть в своём кресле, но при этом весь напрягся до предела, его руки с силой вцепились в подлокотник, вены на запястьях вздулись, а тело от излишнего напряжения чуть заметно трясло. Всё его лицо покрылось багряными пятнами, а на лбу выступил пот. Он тяжело и часто дышал, издавая громкие хрипы, а глаза вылезли из орбит и не моргая смотрели сквозь яркие лучи света. Его зрачки метались из стороны в сторону, испуская потоки несказанных слов, громкий крик из глубин телесной клетки, что стала тюрьмой для его больного разума. Он пытался нам что-то сказать, возможно, предупредить о том, что случилось или ещё может произойти. Старик начал ещё громче и более грозно сопеть в свою маску, сильнее затрясся в кресле, казалось, что ещё чуть-чуть – и он разорвёт путы, сковавшие его разум, и бросится на нас.
Я наклонился к напарнице и, не сводя глаз с Анри, прошептал:
– Думаю, нам нужно убираться отсюда как можно скорее. Вызовем Хранителя и Техников, пусть сами разбираются, это ненормально…
– Согласна, – прошептала в ответ Кира, наставила на старика свой пистолет-пулемёт и попятилась к двери из комнаты: – Пошли!
Мы осторожно подошли к той двери, из которой попали в этот зал, я дёрнул за ручку, но она не поддалась. Я сделал несколько безуспешных попыток открыть её и в растерянности посмотрел на Киру. Напарница помрачнела, потом отошла на шаг и с силой ударила плечом по двери.
– Какого чёрта? – со злостью воскликнула она, когда преграда не поддалась. – Что здесь происходит?
К напарнице возвращалось самообладание, потерянное в схватке с неизвестностью, а месте с ним пришла и ярость. Она порывисто прошлась по комнате, подошла к старику и ткнула дулом автомата в его грудь.
– Эй, ты, что здесь происходит? В какие игры вы вздумали играть со Стражами вместе со своей милой жёнушкой? А? Отвечай!
Анри захрипел сквозь маску на лице и, выпучив глаза, уставился на Киру.
– Это бесполезно, от него ничего не добиться, – констатировал я, ещё раз осматривая комнату при помощи фонарика.
– Тогда давай его просто отключим, как и должны? – зло и насмешливо спросила Кира и ещё раз ткнула оружием в его грудь.
После этих слов Анри затрясся с новой силой, кресло под ним заскрипело, и он выдал из себя сдавленный хрип, прозвучавший настолько пронзительно, что больше напоминал вой раненого волка перед ликом смерти. Кира испугалась такой внезапной реакции, отскочила от старика и угрожающе выставила вперёд оружие. Справа от нас что-то щёлкнуло, зашипело, и из темноты снова полилась громкая музыка, песня той сладкоголосой певицы. Кира дёрнулась от неожиданных звуков, развернулась на месте, поворачиваясь в сторону источника, и, сама того не осознавая, выпустила длинную раскатистую очередь из своего автомата. Комната на мгновение озарилась светом от грохочущего огня, протянувшегося от моей напарницы до ненавистной музыкальной машинки. Пули с мышиным визгом изрешетили стену и оставили в ней глубокую, длинную борозду, прогрызенную маленькими свинцовыми тварями, порождёнными из этого смертельного огня. Старинное музыкальное устройство моментально разлетелось в щепки, а металлический рупор с грохотом рухнул на пол, но музыка не думала останавливаться. Теперь она исходила не из самой машины, а растворилась в комнате, заливная трель неизвестного исполнителя окружила нас со всех сторон. Музыка стала зловещей, очень громкой, с незначительными искажениями и гулким эхом, будто мы находились в огромном и пустом зале. Кира с ошалевшими глазами крутилась на месте, направляя свет фонарика и оружие во все углы комнаты, пытаясь понять, откуда исходит эта навязчивая мелодия. Я замер у двери, боясь пошевелиться, любое резкое движение – и Кира в таком состоянии запросто отправит меня вслед музыкальной машинке, только мой голос затихнет навсегда.
Неожиданно сквозь музыку прорезался зловещий, неживой голос псевдо-Вивьен, он завывал от отчаяния и злобы, сливался с музыкой и проносился по всей комнате, отдаваясь жутким эхом.
– Оставьте нас в покое! – повторял голос раз за разом.
Кира продолжала вертеться на месте, стараясь прицелиться в каждую тень, выплывающую в свете фонаря. Тут я, наконец, опомнился, что израсходовал весь запас патронов в своём пистолете. Я быстро провёл двумя пальцами перед собой и приготовился выбрать в меню нужную мне категорию, но воздух в месте прикосновения чуть заметно всколыхнулся, сверкнул оранжевой каймой экрана Консоли, затем она странно скривилась и исчезла. Меня бросило в холодный пот и всего передёрнуло от непонятного ужаса, который смог ускользнуть из глубин моего разума. Сквозь темноту и с непониманием я посмотрел на кончики своих пальцев, потёр их, а затем снова взмахнул рукой, мысленно умоляя Систему подчиниться. Но в этот раз не дрогнула ни одна строчка её кода, Консоль не слышала мой зов. Раз за разом я повторял безуспешные попытки, рассекал пальцами вязкую темноту, выделывал руками странные пируэты, но все потуги оказались напрасными.
– Кира! – громко позвал я напарницу сквозь бесконечные потоки музыки и тьмы, разделяющие нас. – Моя Консоль, она… она не открывается, отказывается работать, я не могу получить боеприпасы.
В этот момент я осознал весь ужас, который испытывают люди, оставшиеся без Консоли. Пустота, ощущение безнадежности, потерянности, как будто от тебя оторвали частичку чего-то важного и очень нужного, что-то, без чего ты не представляешь себе жизнь. Скорее, даже нарушили единственную связь с реальностью, то, что заставляет нас чувствовать себя живыми, нужными этому миру и обществу. Словно кто-то с силой вырвал из рук кучера поводья, и теперь его карета мчится к краю отвесной скалы, быстро, неумолимо, а он ничего не может с этим поделать, лишь с тоской и страхом взирает вперёд. Столько чувств и эмоций я пережил за эту минуту, столько мыслей успело родиться и умереть в мучительном ожидании чего-то страшного. Призраки называют этот маленький чип в наших запястьях рабскими кандалами, ошейниками, за которые нас водят всю жизнь. Но некоторым рабам их путы дают иллюзию свободы. Их жизнь проста и понятна, они живут по давно придуманным законам, и сами словно программы, неживые, каждый день выполняют однообразную, тяжёлую и рутинную работу, при этом смертельно боятся покинуть этот вечный плен собственного разума. Иллюзия свободы и состоит в том, что ничего не нужно решать, только идти по хорошо изведанным тропкам, безропотно и покорно. Мы все освобождены от самой жизни, от принятия собственных решений, и это понимаешь в тот момент, когда нам дают настоящую, а не мнимую свободу, когда мы выходим за рамки будней и своей программы, когда нужно решать самому, что делать. Я понял это, когда неведомая сила перерубила поводок и оставила меня наедине с самим собой и моими собственными мыслями.
– Проклятье! – раздался возмущённый голос напарницы.
Я поймал её образ в луче света и увидел растерянное и обозлённое лицо, сочетающее в себе целую дюжину эмоций, от ненависти до испуга. Кира повторяла тот же курьёзный танец в темноте, раз за разом расчерчивая пальцами невидимые линии.
– Как такое возможно? – продолжала Кира свою измождённую тираду. – Моя Консоль тоже отказала… всё, пора выбираться отсюда! А ну-ка в сторону, – скомандовала мне напарница и с криком ринулась на дверь.
Я успел отскочить до того, как Кира с грохотом ударила в дверь с плеча, но та и не подумала поддаться. Тогда напарница отпрыгнула от неё на шаг и выпустила короткую очередь в то место, где находилась ручка. Пули с грохотом вонзались в дерево, разрывая её сухую плоть, и выплёвывали за собой деревянную стружку, но даже после этого дверь не ответила взаимностью на ударную ярость женских плеч.
– Окна! – догадался я и бросился в их сторону.
В несколько быстрых шагов я достиг пыльных и грубых занавесей кроваво-багрового цвета, свисающих с жёсткой и грязной гардины на больших круглых кольцах, и сильным рывком отшвырнул их в сторону. Шторы противно и обиженно взвизгнули, отъезжая в сторону, и подняли в воздух огромное облако удушливой пыли. Я зажмурился, закашлялся и отступил на шаг от пыльного смога. Затем поднял фонарик перед собой, и его свет ударил сквозь большие оконные рамы, но я застыл в недоумении, не понимая, что предстало перед моими глазами. Ещё недавно, когда мы входили в эту комнату, я отчётливо видел тусклый свет, пробивающийся сквозь плотную материю занавесок, но тьма вокруг неизвестного существа поглотила даже эти остатки пасмурного дня. Сначала мне показалось, что на улицу опустилась ночь, и я готов был увидеть захудалую аллею с богатыми усадьбами, утопающими в полночной мгле, недалёкий и манящий свет центра города, который напомнит мне о реальном мире, о жизни вне этого бесконечного кошмара. Но всё оказалось гораздо хуже. Яркий конус света от моего фонарика, беззаветно и храбро преодолевающий толщу зловещей тьмы и удушливое облако пыли, пронзил прозрачное стекло и беспомощно упёрся в кирпичную стену, вместе со мной недоумевая, что она делает на его пути.