но из меня смог вырваться только хрип от спёртого дыхания. Я упал на одно колено и обхватил руками разбитую грудную клетку. Тут я вспомнил о массивном столе посреди комнаты, до которого мне оставалось всего несколько шагов. Я рванул с места, выставив вперёд руки, ударился в него с разбега, и стол, заскрипев ножками по полу, проскользил немного по инерции и перевернулся, превращаясь в удобное укрытие от этого обстрела. Я укрылся за него, чтобы перевести дыхание, и стал растирать ушибленную грудь.
– Хорошо, Палач, очень хорошо… уже намного лучше, – вторил голос.
– Да кто же ты такая? – завопил я в отчаянии.
– Я Вивьен, жена Анри Дюбуа, его верная спутница и соратница. Я та, что хранит его очаг, покой и приносит радость…
– Но ты умерла давным-давно, – перебил я псевдо-Вивьен. – Тебя больше нет!
– Я здесь по его желанию.
– Кого? Анри?
Внезапный свист рассекаемого воздуха, сильный удар – и большой кусок стола вылетает рядом со мной, выбрасывая в воздух целую взвесь из мелкой стружки и деревянной пыли. Удар был такой силы, как будто кто-то с другой стороны выстрелил из мощного дробовика. Но это оказался всего лишь огромный кухонный нож, который по невообразимой причине смог пробить насквозь толстую поверхность стола, а затем улететь в противоположную стену и застрять в ней по самую рукоять.
– Ты утомил нас, Палач, очень утомил. Пора с этим заканчивать и переходить к твоей подружке. – Голос псевдо-Вивьен звучал всё более устрашающе.
В глубине комнаты раздалось глухое рычание, и темнота вокруг будто задрожала от страха, заискрилась витавшей в ней деревянной пылью. До меня снова долетел свист, этот жуткий крик разрывающегося пространства, сквозь него ко мне навстречу нёсся новый кухонный нож с широким клинком. Я услышал, как преграда застонала за моей спиной, заскрипела и выплюнула нож рядом со мной. Как сквозь масло он прошёл сквозь стол, не замедляя ход. В это же мгновение я почувствовал сильное жжение в плече, схватился за него левой рукой и ощутил, как ладонь начинает обагряться тёплой кровью. Нож тем временем продолжил свой победоносный полёт, унося с собой капли моей крови и с силой вонзаясь в стену.
Вокруг меня снова сгустилась тьма, боль обволакивала сознание, они пожирали меня, стучали в висках. Меня вновь охватил страх перед неизвестностью. Я тяжело задышал, мысли метались по голове как стая взбесившейся мошкары. Я дёрнулся, вскочил и побежал в сторону, где находилась входная дверь. Последним, оставшимся здравым осколком порушенного сознания я вполне понимал своё отчаянное положение, бесплодность и опасность такого манёвра, но уже ничего не мог с собой поделать. Ноги несли меня всё дальше от этой Тьмы, от безумия моих ночных кошмаров, что прорвались за тонкие грани моего сознания и теперь находятся здесь, в этой комнате и в этом доме. Я перестал ощущать разницу между сном и явью. Когда страхи вырываются из мира грёз, больше не остаётся места, куда можно сбежать от кошмаров, реальный мир превращается в бесконечный сон длиною в жизнь.
Но тут новый удар монстра из темноты привёл меня в чувство. Я успел сделать всего пару шагов от своего недавнего укрытия перед тем, как меня настиг ещё один кухонный снаряд, брошенный из самого сердца тёмного сгустка, бывшей жены Анри. Пронзая сознание своим свистом, длинный и тонкий нож добрался до меня и с животной ненавистью вонзился в правое бедро с его тыльной стороны, пробивая его насквозь. Я взвизгнул, схватился за ногу и с грохотом повалился на пол.
Из темноты донёсся радостный нечеловеческий гогот. Мне казалось, он кружит вокруг меня, смотрит своими чёрными глазами и страстно желает укусить.
– Забавно наблюдать, как человек продолжается бороться за жизнь, даже понимая, что всё кончено. – Чудовище было явно довольно текущей ситуацией.
Я сжал зубы, лёжа на боку, закрыл глаза и схватился за рукоять ножа, торчащего из моего бедра.
– Пока мы боремся за жизнь, – процедил я сквозь зубы, – ничего не кончено…
С криком я вытащил нож и сразу почувствовал, как бедро обагрилось теплом, а джинсы начали быстро пропитываться кровью. Прижимая руками рану, я предпринял очередную попытку подняться. Боль в плече, в ноге… Стиснув зубы уже от злости, я поднялся, посмотрел на сердце Тьмы и почувствовал, как моя первая слеза скатывается по щеке. От растерянности я быстро смахнул её рукой, размазал по всей щеке, смешивая с кровью из раны, а затем посмотрел на свою ладонь сквозь непроглядную завесу темноты. Я не мог понять, что произошло. Неужели я плачу? Что это? Этого не может быть. Я выносил немалую боль, получал множество пулевых ранений и рваных ран, бывал в таких жутких передрягах, но выходил из них с улыбкой на лице. Что случилось со мной сейчас? За эти дни? Кажется, я потерялся…
Слёзы, словно капли крови, согревают охладевшие щёки, оставляя солёные шрамы на своём пути. Нет, они страшнее крови, страшнее всего на свете, поскольку их порождает не повреждённое тело, это кровоточит израненная душа, изуродованная психика, это их первый и последний крик. Эти раны нельзя излечить, и они не заживают со временем. С каждым моментом жизни они будут только расти, уродуя нас шрамами всё сильнее. Слёзы – это начало конца.
Я не мог объяснить себе, почему я плачу, просто хотелось. Всё это копилось во мне долгими бессонными ночами наедине с Тьмой, после наших бесконечных монологов в тишине и мук бессилия в этой мерзкой вязкой жиже из моих кошмаров. Вся эта невообразимая ноша давила на меня день изо дня, высасывала последние соки, пугала… но после длинной ночи всегда наступал рассвет, всегда была Кира и чёткое осознание защищённости во время бодрствования, но теперь… Теперь мне некуда бежать, я как загнанный зверь, пойманный в виртуальные сети, на заклании у судьбы, Тьма уже здесь, передо мной, и от неё уже нельзя проснуться. Теперь только один путь – вперёд.
Я сделал ещё несколько неуверенных шагов в сторону, где по моей уверенности должна находиться дверь, но нога отказывалась слушаться и беспомощно волочилась следом. Я понимал, что идти бесполезно, что дверь не откроется при всём моём желании, но у меня не было иного выбора, кроме как продолжать двигаться вперёд.
– А ты неугомонный, Палач, – зашипела псевдо-Вивьен из темноты. – Хороший солдат. Мне даже стало немного жаль тебя, но нам пора прощаться.
Столовые приборы где-то в глубине кухни вновь задрожали, звонко выбивая барабанную дробь, затем снова раздался знакомый свист воздуха. Мне показалось, что время на миг остановилось, я отчётливо услышал своё быстрое, прерывистое дыхание, стук сердца, а затем быстро повернулся в сторону свиста, действуя по одной лишь интуиции. Я взмахнул рукой и следом ощутил адскую боль в левой ладони. Я с силой удерживал в сжатом кулаке длинный клинок кухонного ножа. С каждым моим вздохом острое лезвие всё глубже впивалось в руку, прорезало себе путь, с остервенением вгрызаясь в плоть и пытаясь добраться до моего лица. К его неудаче, до моего левого глаза ему оставалось всего с десяток сантиметров, когда мне удалось его задержать. Я обхватил его двумя руками, смотрел на ледяной клинок, что стремился ко мне из темноты. Внутри снаряда вспыхнул импульс огромный силы, и меня отбросило к стене, куда до этого впивались все ножи, и прижало к ней. Нож продолжал наращивать силу, всё ближе продвигаясь к моему лицу, а я всё крепче сжимал руки и разрезал ладонь, откуда уже ручьём лилась кровь и падала на пол.
– Сдавайся! – свирепо прорычала Тьма.
Я чувствовал, что силы покидают меня, но не мог сдвинуться, не мог пошевелиться, чтобы уйти от удара. Малейшее движение или потеря концентрации грозила тем, что нож за долю секунды пробьёт мою голову насквозь. Не в силах больше сопротивляться, я закричал так громко, как смог, и мой крик слился с хрипом, утонул во Тьме, а затем и в моей собственной голове. В висках пульсировала кровь, вены налились горячим безудержным потоком, они вздулись от негодования. Сердце начало разгоняться, биться в груди раненой птицей, желая вырваться на свободу. Я слышал его, каждый стук, как удар молота, слышал, как шумит кровь в голове, и рождается навязчивый шёпот, сливающийся в протяжный гул. В ушах нарастал знакомый монотонный звук, а взор закрыло густой молочной пеленой, и веки сами опустились на глазах. Потом настала тишина. Я перестал чувствовать боль, тревогу и усталость, прекратил ощущать нож в своих руках, только равномерный гул в ушах продолжал вторить мне, что я ещё жив. Потом мои глаза открылись и узрели всё. Я видел, как нож, который минуту назад хотел проделать лишнюю дыру в черепе, рассыпался в моих руках. Видел всю кухню, будто её освещает тысяча ламп, каждое движение, каждую мысль, что пролетает сквозь неё, и я видел чудовище. Огромный комок из Тьмы и ненависти облюбовал широкий стеллаж с кухонной утварью в другом конце комнаты. Он пульсировал от злости, что-то кричал, но я не слышал его. Я видел его гнев, волны ярости, что исходили по всей кухне, и множество чёрных щупалец, что бились в агонии по всем стенам. Они как длинные и острые шипы впивались во всё вокруг, пытаясь достать меня, но не могли этого сделать. Я – Система, я проводник, перед которым оно бессильно.
Сильный взрыв гнева из самого чрева чудовища и вся оставшаяся утварь, окутанная тёмным смогом, поднялась в воздух, ощетинившись чёрными иглами. Оно пыталось убить меня, но ещё не знало, что это невозможно. Я снял с пояса нерабочую рукоять меча и махнул им в сторону. Затем почувствовал, как сильный жар разгорается во мне, внутри моего сердца, он разрастается, перетекает по руке, переливается в эфес меча и вытягивается, образуя собой настоящий клинок.
Рёв монстра сопровождался сильным всплеском энергии, и в меня полетели десятки снарядов: тарелки, ложки, вилки, чашки и остатки ножей. Комната наполнилась белыми тенями, нитями информационного следа. Я видел, где будет импровизированный снаряд, ещё до того, как он тронулся с места, и видел сотни белых теней от бьющихся в агонии щупалец. Я методично взмахивал мечом раз за разом, спокойно и уверенно. Вся утварь падала вокруг, рассыпаясь от быстрых ударов. Монстр взревел от ярости и двинулся на меня, вытягивая свои призрачные руки. Вся комната наполнилась росчерками белых теней от мельтешащих щупалец. Они проникали в стены, которые трещали под их напором, ломались и изгибались, словно сделанные из картона. Комната исчезла под шквалом белых следов от будущих событий, от того, что случится через краткий миг. Стены шипели, изгибались и ползли ко мне, сверкая своими заострёнными зубами, не оставляя места для манёвра. Тогда я снова ринулся к двери. Я разогнался, выставил вперёд правое плечо и прыгнул в неё. Но перед тем, как снова окунуться во тьму, я увидел, как дверь дрогнула, волна возмущения прошлась от неё по стенам, и потом она разлетелась в щепки, выпуская меня в другую тёмную комнату. И вдруг всё резко прекратилось… свет будущего погас во мне.