Офицеры смеются. О том, что пройдем по Парижу, я им говорил, только не верят. Сейчас это кажется невозможным. Но ведь будет!
На деревенской улице показывается Семен. Едет не спеша. Приблизившись, соскакивает на землю.
— Велели ждать приказа, — объясняет в ответ на вопросительные взгляды и достает трубку. — Не угостите табачком, Платон Сергеевич?
Достаю кисет. В этот миг над полем будто прокатился гром — выпалили пушки. Французы начали. Наши батареи дали ответный залп. Не сговариваясь, поворачиваемся к полю. Его заволокло пороховым дымом, который относит легкий ветерок. Пушечных залпов уже не слышно: стоит сплошной рев, от которого закладывает в ушах. Достаю часы — ровно шесть часов.
— Началось! — кричит Семен и крестится. Все повторяют, в том числе я. Помогай нам Бог!
К восьми утра сводная батарея майора Гусева расстреляла все заряды и потеряла два единорога. У одного ядром разбило лафет, второму угодило в дуло, покорежив ствол. Теперь только на переплавку. Погибли четверо артиллеристов, в том числе фейерверкер, еще двенадцать раненых ратники унесли в тыл. Но французам урона нанесли больше. Единороги Гусева привели к молчанию батареи неприятеля, досаждавшие защитникам флешей. В подзорную трубу Гусев наблюдал, как бомбы, выпущенные из его орудий, падали среди французских пушек и, взрываясь, выкашивали прислугу. Некоторые переворачивали орудия, а одна, угодив в зарядной ящик, воспламенила порох, и мощный взрыв разметал все живое в окружности. Французы не выдержали и снялись с позиций. Защитники флешей встретили их уход радостными криками.
Это не понравилось французским генералам, и они бросили на досаждавшую им батарею конницу. Не менее полка кирасир, сверкая начищенными кирасами и касками с конскими хвостами, понеслись к флешам, размахивая палашами. Казалось, никто и ничто не в состоянии остановить эту железную лавину. Защитники флешей встретили кирасиров огнем, но те, не обращая внимания, пронеслись между укреплениями и вылетели к батарее Гусева. Французам предстояло преодолеть где-то с полтысячи шагов, когда майор приказал: «Пали!».
Десять орудий выбросили из стволов огонь с дымом, но вперед их — жестяные стаканы с картечью. На нужном расстоянии те раскрылись, и тяжелые чугунные шары с силой ударили по людям и лошадям. Они пробивали кирасы и мундиры, ломали руки и ноги, попадая в гребни шлемов, рвали их хозяевам горла подбородочными ремнями. Картечный залп пушек всегда страшен, но единорогов — кратно. Они бьют сильнее и дальше, а картечь у них тяжелая — в полфунта пулька[478]. Двухсотграммовая картечина порой пробивала несколько тел на своем пути. Передние ряды кирасиров будто косой смело, они рухнули, образовав кучи из людей и лошадей. Но французы не были бы французами, если бы смутились подобным обстоятельством. Обтекая павших товарищей, они продолжили атаку. Однако бомбардиры Гусева успели перезарядить орудия и встретили их новым залпом. Они успели дать их еще шесть, после чего остатки полка пустились наутек. Пехота из прикрытия, не успевшая вступить в дело, проводила их улюлюканьем и презрительными криками. А Гусев, отерев пот со лба, приказал привезти из тыла заряды — их не осталось совсем: ни бомб, ни картечи.
Посыльные ускакали, и артиллеристы принялись приводить в порядок позицию. Ставили поваленные неприятельским огнем туры, убирали обломки и трупы. Павших Гусев приказал отнести за позицию и сложить там. Хорошо б, конечно, похоронить, только когда? Вчера по позициям пронесли икону Смоленской Божьей Матери, и все, кто хотел, помолились и получили отпущение грехов. Многие причастились, так что предстанут перед Господом, миновав мытарства. В том, что предстать сегодня предстоит многим, майор не сомневался.
Несмотря на потери, результат боя пока радовал майора. Вчера его артиллерийский батальон определили в резерв, что огорчило офицеров и нижних чинов. Все рвались в дело. Но поздним вечером прибыл посыльный от Кутайсова. Генерал приказал сформировать сводную батарею из полупудовых единорогов и направить ту в распоряжение Багратиона. В штаб Второй армии они прибыли на рассвете. Батарее отвели место за флешами, наказав пресекать попытки французов разбить укрепления артиллерийским огнем. Это пока удавалось. Если бы не промедление с зарядами…
Тем временем сражение продолжалось. Ободренные молчанием единорогов, французы возобновили обстрел флешей и пошли в атаку. Защитникам укреплений пришлось туго. Прискакал какой-то полковник и, не спрашивая Гусева, увел его прикрытие в центральную флешь. Батарея осталась на возвышении сиротой, и это заметил неприятель. Не менее эскадрона кавалерии, обогнув южную флешь, помчалась на замолкшие единороги. В этот раз — уланы. Опустив пики с трепетавшими флажками, они неслись к батарее, и остановить их было некому. Ближняя к ним южная флешь пала: ее затопили солдаты в синих мундирах и в киверах с красными султанами.
Артиллеристы похватали банники и ганшпуги, кто-то выдрал оглоблю из повозки, но большинство обнажили тесаки. Гусев и его офицеры вытащили из ножен шпаги. Все прекрасно понимали, что с таким оружием они уланам на один зубок, но сдаваться никто не собирался. Гусев успел подумать, что неприятель захватит его единороги, и это будет горшей потерей для русской армии, чем гибель двух сотен артиллеристов. Виновным назовут его. Плевать начальству, что у них не было зарядов, важен сам факт.
До уланов оставалось чуть более сотни шагов. Гусев уже различал их лица — потные и красные от возбуждения, как внезапно откуда-то сбоку грянул пушечный залп — мощный и слитный. Передние ряды уланов, словно наткнувшись на невидимую преграду, полетели на землю. Следом, как будто толстую ткань разорвали, ударили ружья — много. Их залп вместе с пушечным, смел не менее половины эскадрона. Уцелевшие уланы развернули коней и, погоняя их, понеслись прочь. Им вслед устремились неизвестно откуда взявшиеся казаки. Вопя и улюлюкая, они настигали отставших французов и кололи их в спины пиками.
Гусев повернул голову. Слева от батареи, где-то в сотне саженей, стоял строй егерей в зеленых мундирах и восемь пушек. «Шестифунтовки, — определил майор опытным глазам. Егеря заряжали ружья, а артиллеристы суетились у орудий, прочищая стволы банниками. — Кто это? — удивился Гусев. — Откуда взялись?»
Словно отвечая на его мысли, от егерей отделись два офицера и поскакали к батарее. Скоро они приблизились, и Гусев разглядел их горжеты — майор и подпоручик. Он шагнул навстречу гостям и поднес руку к киверу.
— Майор Гусев, командир сводной батареи единорогов. С кем имею честь?
— Командир отдельного батальона конных егерей при князе Багратионе майор Спешнев, — козырнул ему старший из офицеров. — А это мой помощник подпоручик Руцкий.
— Тот самый? — не сдержался Гусев. — Который вышел последним из Смоленска? Чьи песни в армии поют?
Он внимательно всмотрелся в лицо подпоручика. Надо же! Встреча какая! Подпоручик выглядел обыкновенно, разве что за его спиной висело не подобающее офицеру ружье без штыка.
— Он, — улыбнулся Спешнев. — Что тут случилось, майор? Почему не стреляли? Где прикрытие?
— Прикрытие увели, а у нас заряды кончились, — вздохнул Гусев. — Много по французам палили. Две батареи к молчанию привели, заставив сняться с позиций. Послал за зарядами, но их не привезли.
— По пути сюда мы обогнали упряжки с зарядными ящиками, — сказал Спешнев. — Не заметил, чтобы они спешили.
— Я им задам! — пообещал Гусев. — А вы к нам в прикрытие?
— Нет, — покачал головой Спешнев. — Мимо проезжали и решили помочь. У нас приказ командующего отбить у неприятеля южную флешь и удерживать ее до подхода резерва.
— Вас же мало, — удивился Гусев. — Там полк надобен.
— Воюют не числом, а умением, — улыбнулся Спешнев.
— Благодарю вас, майор! — сказал Гусев. — Выручили. За мной должок.
— Сочтемся! — кивнул Спешнев. — Не прощаюсь, майор. Даст бог, свидимся. Считай, рядом стоим.
Он развернул коня и поскакал к батальону. Следом устремился подпоручик. Все это время он не сказал ни слова, только с любопытством смотрел на единорогов и артиллеристов. Гусеву почему-то показалось, что с удовольствием. «Неразговорчивый какой», — подумал он. Достав из кармана подзорную трубу, он стал наблюдать за действиями егерей. Те, выстроившись в ротные колонны, шагали к захваченной флеши. Впереди артиллеристы катили пушки — запрягать в них коней не стали. «Правильно, — оценил Гусев, — тут не более полуверсты. — Хотя мои единороги так не покатишь — надорвешься».
Тем временем егеря приблизились к тыльной, открытой части флеши саженей на сто. Навстречу им стали выбегать французы и строиться в шеренги. Однако завершить им это не позволили. Шестифунтовки, замерев, дали залп, который снес несколько десятков неприятелей, посеяв среди них хаос. Гусев видел, как командир французов в шляпе с плюмажем, возвышаясь на лошади, кричал и махал шпагой, пытаясь собрать своих бойцов снова в строй. Возможно, ему бы это удалось, как вдруг он схватился за грудь и сполз с седла. Переведя окуляр на егерей, Гусев увидел, как Руцкий ставит к ноге дымящееся ружье. «Надо же! — удивился майор. — С такой дистанции угодил. Наверное, у него штуцер».
Тем временем залп дали другие егеря. Французов у флешей будто косой срезало — егеря стреляли метко. Неприятель заметался, и Гусев ожидал, что егеря бросятся в штыки, однако они не стронулись с места. Стояли на месте и палили издалека. Им помогали пушки. Скоро возле флешей французов не осталось: кто пал мертвым, кто убежал, а кто спрятался внутри укрепления. По команде Спешнева егеря подошли ближе и вновь дали залп — на этот раз внутрь флеши. Только после этого русские вошли внутрь, и скоро над флешью взмыло знамя с орлом и Андреевским крестом. Артиллеристы, наблюдавшие за боем, встретили его радостными криками.
— Славно воют! — воскликнул капитан Прошкин, подойдя к Гусеву. — Заметили, что не пошли в штыки, а вычистили флешь артиллерийским и ружейным огнем? Берегут солдат.