— На, выпей! — я протянул ему извлеченную из сумки склянку, с которой перед этим снял пробку. Убийца выхватил ее из моей руки и махом вылил содержимое в рот. Вот же гад! Я собирался посоветовать отхлебнуть глоток, но разбойник меня опередил. Выпучив глаза, он открыл рот и тяжело задышал. Ну, так спиртовая настойка. Некоторое тать время сидел, качаясь, затем повалился на бок, выронив склянку.
— Что вы дали ему? — спросил Виллие, пряча шпагу в ножны.
— Лауданум.
— Лошадиную дозу?
— Думаю, что смертельную. Он выпил всю склянку. Не успел сказать, что следует только отхлебнуть.
— Жаль.
— Все равно бы умер — я ему кишки пропорол. Главное он сказал. Мы знаем, кто послал убийц и почему.
— Пожалуй, — согласился Виллие. — Вот что Платон Сергеевич! Идите в дом. Прикажите слугам затащить этих двоих в какой-нибудь сарай до приезда полиции. Я немедля отправлюсь к Балашову[513]. Это просто возмутительно. Покуситься на лекаря государя! Они за это ответят!
Он направился к коляске, запрыгнул в нее, и экипаж умчался. Я повернулся к дому. От ворот ко мне бежали слуги. Некоторые держали в руках дубины. Спохватились, лодыри! Меня тут, понимаешь ли убивают, а они ворон ловят…
— Доброе утро, Александр Дмитриевич, — сказал Александр вошедшему в кабинет Балашову. — Чем вызвана ваша просьба о срочной аудиенции?
— Желаю здравствовать, государь! — поклонился министр. — Прошу прощения, но чрезвычайные обстоятельства. Вчера вечером возле дома графини Орловой-Чесменской двое татей пытались убить подпоручика Руцкого.
— Что? — вскричал царь. — Платон Сергеевич жив?
— Не пострадал, — поспешил Балашов. — Более того, уложил обоих негодяев. Те оказались непростыми. Один — Федот Рябой по прозвищу Резак. С ножом ловко управлялся, каналья, не одну христианскую душу на тот свет спровадил, вот и прозвали. Второй тать — Антип Слободкин, он же Дубина. Прозвали так за приверженность к этому оружию. Оба давно в сыске за темные дела. Никак поймать не удавалось — умело таились, подлецы. Но теперь — все, кончились.
— Слава Богу! — перекрестился Александр. — Они хотели ограбить Руцкого?
— Никак нет, государь! — покрутил головой министр. — Убить. Слободкин перед тем, как испустить дух, рассказал все Руцкому и Виллие. Лейб-хирург подвозил подпоручика к дому графини, и было отъехал, но, услыхав выстрел, вернулся. Федотку Руцкий застрелил из пистолета, а Слободкина проткнул шпагой. Тот кончился не сразу, перед этим поведал, кто их нанял. Двести рублей им посулили за убийство.
— Кто?
— Игнат Петров из мещан, камердинер князя Болхова, гвардии майора из вашей Свиты. А тому велел князь.
— Это так? — Александр пристально глянул на министра.
— Никаких сомнений, государь. Мы заарестовали Петрова в тот же вечер и допросили. Запирался он недолго. Поведал, что князь поручил ему найти людей для убийства Руцкого и дал для оплаты перстень, коий камердинер снес в ломбард, выручив за него пятьсот рублей. Из этих денег и намеревался заплатить татям.
— Чем же Руцкий не угодил Болхову?
— Камердинер утверждает, что князь ревновал подпоручика к графине. Он ее давний поклонник. Камердинеру велел разузнать, в каких отношениях Анна Алексеевна состоит с Руцким. Тот это сделал и узнал… — министр замялся, — что графиня с подпоручиком любовники. Но за это не поручусь. Известно, что Орлова опекает подпоручика. Ввела его в высший свет и всячески протежирует.
— Это ее дело! — отмахнулся Александр.
— Еще на недавнем вечере у графини случился скандал между Руцким и Болховым. Князь хотел оконфузить подпоручика, в результате оконфузился сам и стал посмешищем в глазах света. Весомая причина для мести.
— Болхова допросили?
— Лично, государь! — поклонился министр. — В тот же вечер.
— И что?
— Отпирается. Дескать, знать не знаю ни о каком поручении камердинеру. Это не все, государь. Петров поведал, что с позволения князя использовал его дом под магазин для контрабанды. Указал, где та хранится, и мы нашли в сарае тюки с товарами. Все завезены мимо таможни. За такое укрывательство, по словам Петрова, контрабандисты платили ему двести рублей в месяц серебром, а он передавал их князю. Но Болхов это отрицает.
— Сами что думаете? — спросил Александр.
— Камердинер говорит правду. Невозможно представить, чтобы князь не знал о контрабанде. Не тот человек. Да и Петрову убивать Руцкого совершенно не с руки. Зачем? Мы допросили ломбардщика, коему камердинер приносил перстень, и тот подтвердил: было такое. Перстень дорогой, фамильный, откуда он у камердинера? Разве что украл, как утверждает Болхов, но тогда почему князь не заявил в полицию? Более того, оставил вора при себе. В Петербурге князя знают, как завзятого картежника. Играет много и часто проигрывает. Многим задолжал. Имения его заложены и перезаложены. Если хотите мое мнение, государь, то считаю, что женитьбой на графине Орловой-Чесменской Болхов собирался поправить свои денежные дела. Но ему помешал подпоручик, вот князь и озлобился.
Последнюю фразу министр произнес с жалостью.
— А о том, что Руцкий лечит меня, конечно, не подумал, — зловеще сказал царь. — Болхова — под суд!
— Извините, государь… — замялся Балашов.
— Что?
— Суд оправдает князя. Его слово против слова мещанина.
— А свидетельство Виллие и Руцкого?
— Им о найме поведал один из татей. Дорожка опять-таки ведет к камердинеру.
Ноздри Александра затрепетали. Некоторое время он стоял, борясь с приступом гнева, но быстро справился.
— Что присоветуете, Александр Дмитриевич? — спросил уже обычным голосом.
— Князь Болхов состоит в Свите вашего величества, — ответил министр. — Он гвардейский офицер. И вот тут вы в полном праве карать и миловать, — сказал, выделив интонацией последнее слово.
— Спасибо, — кивнул царь и, взяв со стола колокольчик, позвонил. — Заготовьте указ, — сказал заглянувшему в кабинет адъютанту. — Князя Болхова из моей Свиты за проступок, позорящий честь офицера, отчислить и разжаловать в рядовые, отправив в действующую армию.
— Не слишком ли будет в рядовые, государь? — спросил Балашов после того как адъютант, поклонившись, ушел. — Может, достаточно в поручики?
— Нет! — топнул ногой Александр. — Князь проявил низость, не достойную дворянина. Нанял татей для убийства героя войны, более того, моего гостя. Тем самым оскорбил лично меня. Подобное я спускать не намерен. Не задерживаю вас более, Александр Дмитриевич. Благодарю за службу.
— Желаю здравствовать! — поклонился Балашов и вышел. «Надо же! — подумал уже в приемной. — Разъярился-то как! Чем ему так дорог этот подпоручик, от чего лечит? Жаль, что не удалось помочь Болхову, уважаемые люди за него просили. Но не доложить царю все обстоятельства дела было невозможно — обязательно выплыло бы. Тут Виллие замешан, а он зол. Вместе с этим Руцким каждый день посещает государя. Зачем мне попадать под его гнев? Ну, ничего. Отличится князь в деле и вернет чин. На войне это быстро. Особенно, если есть кому похлопотать».
Успокоенный этой мыслью, министр покинул дворец.
Глава 13
Губки щипцов смяли размякшую шляпку мозоли, захватив вместе с ней и стержень. Теперь главное не передавить — оторвется, хрен потом вытащишь. Я легонько потянул щипцы на себя — держат. Теперь — раз! Александр чуть слышно охнул. Понятно: на кончике извлеченного стержня, там, где он врос в мясо, виднелась капелька крови. Не размяк до конца, поэтому и по живому рвал, но зато достал целиком.
Я бросил удаленную мозоль в приготовленную для того плошку и склонился над ступней. Из небольшой ранки показалось кровь. Ерунда.
— Займитесь другой мозолью, Платон Сергеевич! — сказал Виллие за моим плечом. — Кровь сам уйму.
Я только плечами пожал. Хочется лейб-хирургу поучаствовать в процессе — его дело.
— Извольте вторую ногу, государь!
Здесь мозоль размякла полностью, обошлось без крови. Я бросил и ее в плошку после чего продемонстрировал содержимое царю.
— Вот и все, государь. Обе удалены.
— Благодарю, Платон Сергеевич, — улыбнулся Александр, с любопытством заглянув в плошку. — Надо же! Такие маленькие, а сколько мучений.
Тем временем Виллие закончил прижигать ранку квасцами и распрямился.
— Наденьте чистый чулок, государь и походите так. Если будет кровоточить, дайте знать. Но это вряд ли. Ранка совсем крохотная.
— Благодарю, Яков Васильевич, — сказал царь и подал знак денщику. Тот, подскочив, натянул на ноги Александра шелковые белые чулки, застегнул поверх их кюлоты, а затем обул царя в туфли из мягкой кожи. Император встал и прошелся по комнате.
— Замечательно! — улыбнулся, встав перед нами. — Забыл уже, когда в чулках и туфлях ходил. Вы просто кудесник, Платон Сергеевич!
— Рад был услужить! — поклонился я.
— Подумаю, как вас наградить, — сказал царь. — И вас, Яков Васильевич. Вы, в свою очередь, тоже подумайте. Готов выслушать ваши просьбы. Жду вас завтра к полудню. А сейчас оставьте меня, господа. Хочу поделиться радостью с государыней.
«Это он о ком: матери или жене? — подумал я на пути к двери. — Неужели помирился с Елизаветой? Рано, вроде».
Мы вышли в приемную, из нее — в коридор.
— Спасибо, Платон Сергеевич! — сказал Виллие, остановившись, и пожал мне руку. — Я верил в вас, вот и получилось. Что думаете просить у государя?
— Не знаю, — пожал я плечами.
— Вам могут предложить остаться лекарем при особе его величества.
Виллие пристально смотрел на меня. Взгляд хмурый. Ага! За свое место опасается шотландец.
— Не хочу! — покрутил я головой. — Мое место в армии. Здесь я лишний.
— Как знаете, — облегченно выдохнул он. — Но подумайте все равно. Посоветуйтесь с Анной Алексеевной. Редко кому удается оказать государю важную услугу. Такой случай нельзя упускать.
— Посоветуюсь, — кивнул я.