– Молодец! – кивнул головой светлейший. – Непременно отпишу о сем подвиге государю. Всякое случалось в эту компанию, многие офицеры славно сражались, но чтоб так… И вам благодарность, Иван Федорович! Мало того, что под вашим началом служат такие орлы, как Руцкий, так еще сумели выслать конный батальон к Малому Ярославцу, и тот поспел как нельзя вовремя. В результате неприятель не смог переправиться через реку, и город остался за нами.
Паскевич приосанился. Все-таки ухватил плюшку.
– По результатам сего дня к наградам представлю Матвея Ивановича и его офицеров, – объявил Кутузов, указав на генерала с саблей вместо шпаги на боку. – Его казаки, воспользовавшись заминкой неприятеля на том берегу, атаковали французов во фланг, разбили обоз и захватили пушки. Которые не смогли увезти с собой, испортили. Вследствие чего противник не смог по нам стрелять и отошел от реки.
Генерал довольно улыбнулся и поклонился. Ага, это Платов. В моем времени он точно также нанес фланговый удар и лишил французов части артиллерии. Завязал, значит, с водочкой атаман, за ум взялся.
– А еще представлю капитана Руцкого и офицеров его батальона, – добавил светлейший. – Чего тебе попросить? – он задумчиво посмотрел на меня. – Георгий четвертой степени есть, чин недавно получил. Святого Владимира с бантом? Маловато для такого дела будет. Людей много потерял?
– Более половины батальона, – сходу соврал я, увидев, как поползли на лоб брови Паскевича. Ему-то я другую цифру назвал. Генерал покачал головой, но промолчал. Правильно. Здесь подход к наградам простой: чем больше людей потерял, тем выше героизм. Приходилось в свое время читать об одном случае. Примерно в это же время Россия вела войну с персами у Каспийского моря. Там один грамотный русский офицер сумел с двумя тысячами солдат вдрызг разбить десятитысячный персидский корпус, потеряв при этом всего 28 человек убитыми. Однако в Петербург написал, что потерял 1200, и не прогадал. Его буквально осыпали наградами.
– Попрошу Георгия третьей степени, – решил Кутузов. – Все по статуту. С малыми силами отбросил много превосходящего неприятеля, не позволив тому захватить Малый Ярославец, и нанеся при этом противнику значительный урон. Далее, как государь соизволит. А теперь, господа, прошу нас оставить, – сказал генералам. – Мне нужно перемолвиться с капитаном с глазу на глаз. Ты тоже задержись, Карл Федорович, – светлейший кивнул Толю[552].
Недоуменно глядя на меня, генералы потянулись к выходу. Генерал-фельдмаршал пожелал побеседовать наедине с каким-то капитанишкой? Это с чего? Я-то знал ответ, но вид принял лихой и придурковатый: дескать, наше дело телячье: приказали – стою.
– Обижаешься? – спросил Кутузов, когда за последним из генералов закрылась дверь.
– За что? – удивился я.
– За то, что не послушал тебя и не привел армию к Малому Ярославцу загодя, – пояснил Кутузов. – В результате пришлось гнать ее ночным маршем, а тебя с твоим батальоном бросить на растерзание французам. Если б не справился… – он помолчал. – Знаешь, почему не послушал? – продолжил светлейший. – Они, – указал в сторону двери, – хором убеждали, что такое невозможно. Неприятель непременно пойдет по Старой Калужской дороге. Нельзя верить какому-то капитану, бежавшему из французского плена. И что вышло? Хорошо, что Карл Федорович заранее разведал позицию за Малым Ярославцем и составил роспись войск для спешного марша из Тарутино в случае выдвижения неприятеля к городу. Он же по получению сведений, что неприятель замечен на Новой Калужской дороге, посоветовал перебросить сюда егерей на лошадях дабы воспрепятствовать противнику возвести переправы и предложил твою персону, как имеющую опыт в таких делах. Как видишь, не ошибся.
А я-то думал, что это инициатива Паскевича. Кутузов его похвалил, видимо, из каких-то своих соображений. Светлейший – дипломат, умеет раздавать плюшки.
– Сколько на самом деле людей потерял? – внезапно спросил Кутузов. – Только не лги!
– Двадцать семь, – признался я.
– Молодец! – одобрил он. – Так и нужно воевать. А что прихвастнул потерями, так это, как водится. В Петербург отпишу, как нужно. Задержал же по понятному делу. Если у тебя славно выходит предсказывать действия неприятеля, то поведай, собирается ли Буонапартий атаковать нас завтра?
– Полагаю, не решится, – ответил я.
– Почему? – сощурился Кутузов.
– Он наверняка выслал лазутчиков разузнать, какие силы ему противостоят. Убедится, что здесь вся наша армия, и не станет воевать. У Наполеона почти нет кавалерии – лошади пали в большом числе от бескормицы. Еще в Москве я слышал, что французы формируют из гусар и улан пехотные полки. А без кавалерии в большом сражении не победить. По той же причине неприятель не пойдет по Старой Калужской дороге на Медынь и далее на Юхнов. Быстрого марша не получится, а пехоту мы догоним. Хотя изобразить отвлекающий маневр в сторону Медыни, чтобы нас запутать, противник может. Это любимая тактика Наполеона. Но главная причина, ваша светлость, состоит в том, что француз уже не тот, каким был летом. Армия неприятеля отягощена награбленным в Москве добром, она не хочет воевать, а стремится унести добычу домой.
– Почем знаешь?
– Заглянули в ранцы убитых французов. Там ткани, посуда, меха. Они выбросили все необходимое солдату лишь бы унести награбленное. Да и действовали против нас вяло. Скажу честно: встань мы, как сегодня, против французов летом, от батальона только перья полетели бы. Вспомните Бородино.
– Ты только никому другому этого не скажи! – погрозил пальцем Кутузов. – Не то я твой подвиг государю распишу, а ему донесут, что Руцкий легко побил французов от того, что те воевать не хотели. Недоброжелателей у тебя после сегодняшнего дня много найдется. Но вернемся к Буонапартию. Если не станет сражаться, куда пойдет?
– Вернется в Боровск, оттуда двинется на Верею и Можайск.
– То есть на Смоленскую дорогу?
– А ему больше некуда.
– Пожалуй, – согласился Кутузов. – Ладно, голубчик, ты иди, а мы Карлом Федоровичем вдвоем покумекаем.
Я отдал честь, повернулся кругом и вышел.
– Что скажешь, Карл Федорович? – спросил Кутузов после того как капитан скрылся за дверью.
– Не ожидал, – признался полковник. – Странно слышать о таких маневрах неприятеля. Но и не верить Руцкому после того как он точно предсказал поход узурпатора на Малый Ярославец, причины нет.
– Таится капитан, – задумчиво произнес светлейший. – Нам сказал, что у французов лекарем служил, но, полагаю, врет. Хотя лекарь он добрый, – «Государя пользовал, – добавил мысленно, – и тот его отметил». – Мню, что офицером он у французов был, да еще в немалых чинах. Похоже, что при штабе. Вон как лихо расписал, как и куда Буонапартий пойдет – и все по памяти. В карту даже для отвода глаз не глянул.
– А зачем ему таиться? – удивился Толь.
– Дабы шпионом не сочли. Когда кампания с французом началась, их чуть ли в не каждом иностранце видели. А тут бывший офицер узурпатора. Повесили бы Руцкого на ближайшем дереве, глазом не моргнув. Он, думаю, из плена так скоро сбежал, потому что понимал: узнают французы, кто таков, расстреляют немедля. Сегодня дрался насмерть по той же причине – нельзя ему в плен попадать. Даже за топор схватился. Однако нам он человек полезный, бери его на заметку. Ежели все, сказанное им, сбудется, не брезгуй и впредь совета спросить.
– Слушаюсь, ваша светлость! – поклонился Толь.
– Иди, голубчик! Генералам скажи, что совещание окончено, приказ объявлю завтра. А я отдохну, устал, – Кутузов зевнул, прикрыв рот ладонью. – Составь список офицеров, отличившихся сегодня, но до поры придержи. Ежели неприятель отойдет, как Руцкий говорил, завтра напишу государю и приложу тот список, а вот ежели Буонапартий сражение зачнет, дополнять придется.
Кутузов на время смолк и задумался. Если Наполеон решится атаковать, устоит ли армия? Не повторится ли Бородино, когда, несмотря на отвагу и героизм русских солдат и офицеров, пришлось отступать и, в конечном счете, сдать Москву? Теперь за спиной Калуга, а армия хуже прежней – потери обескровили ее. Много едва обученных солдат, никуда на годятся генералы. Наступать они умеют плохо – это показало сражение под Тарутино. Хотя светлейший в письме царю подал его как решительную и бесспорную победу, сам прекрасно понимал: это не так. Не будь французы столь беспечны, дело могло кончиться поражением русских войск. «Устоят, – решил Кутузов после размышлений. – Позиция у нас хорошая, пушек много – отобьемся».
– О нижних чинах не забудь, – сказал генерал-квартирмейстеру. – Прикинь, сколько кому крестов выделить. Они славно бились, заслужили. Скажи Платову: пусть его казаки глаз с французов не спускают. Наши летучие отряды – также. Они первыми выход Буонапартия из Москвы приметили, пусть и далее стараются.
Светлейший жестом отослал полковника и прошел в комнату, где ему уже была приготовлена постель. Там слуга помог ему снять мундир и стащить сапоги. Князь тяжело повалился на перину, укрылся пуховым одеялом и забылся беспокойным старческим сном.
В батальон я возвращался в приподнятом настроении. Как там у Пушкина? «Старик Державин нас отметил и, в гроб сходя, благословил…» Приятно. Только в гроб Кутузову пока рано, ему еще французов из России выгонять, хотя выглядит главнокомандующий неважно. Помочь бы, но как? Старость не лечится. Кутузову – 67, это даже по меркам моего времени немало, добавим походную жизнь, два огнестрельных ранения в голову… У старика наверняка гипертензия – с его возрастом и весом это как пить дать. Потому и спит много – инстинктивно чувствует, что организм требует. Во сне у человека артериальное давление снижается – так называемый «диппинг», это уменьшает вероятность инфаркта и инсульта. Последний здесь называют «ударом»: дескать с господином N случился удар, вследствие чего несчастного парализовало полностью или частично. Это в лучшем случае. В худшем N везут на кладбище… Гипертензия опасна не только инсультом. Высокое артериальное давление досрочно изнашивает внутренние органы, прежде всего сердце. Потому в моем времени гипертоникам рекомендуют ежедневно принимать препараты, снижающие давление. Только где ж их взять? Я даже давление измерить Кутузову не могу – тонометры изобретут только в конце века. Однако помочь хочется: Михаил Илларионович этого заслужил как никто другой. Посоветовать народное средство, например, свеклу? Варить ее в кожуре, а полученный отвар пить с медом. Не панацея, конечно, таблетки не заменит, но хоть что-то. Надо будет попробовать про