– Требуют отдать им герцогство Варшавское, – скривился царь. – Им мало Данцига с окружающими город землями. Без этого согласны только пропустить нашу армию через свои земли и обеспечить ее провиантом и фуражом.
– Неблагодарные! – послышались возгласы. – Мы спасли им королевство, которое Бонапарт собирался разделить… Дибич вместо того, чтобы разбить Йорка[615], заключил с ним соглашение…
– Тихо, господа! – повысил голос Александр, и голоса смолкли. – Я разделяю ваши чувства, но они помеха в большой политике. Жду ваших советов.
– Отправьте меня к Фридриху Вильгельму[616], - предложил Нессельроде. – Попытаюсь его уговорить.
– Это будет трудно, Карл Васильевич! – хмыкнул царь. – Моему царственному брату не достает решимости. У него нет уверенности ни в себе, ни в своем народе. Знаете, что, господа? Давайте выслушаем мнение нового члена нашего совета. Я забыл его представить. Прошу любить и жаловать: граф Платон Сергеевич Руцкий, майор гвардии, офицер Свиты императора.
Я вскочил и раскланялся, поймав при этом несколько удивленных взглядов.
– Часть присутствующих с ним знакомы, другие наверняка слышали, – продолжил Александр. – Это батальон Платона Сергеевича расправился с Бонапартом. Однако здесь он по другой причине. Мало кто знает, что граф, будучи к тому принужден силой, служил в армии узурпатора, но, улучив удобный момент, сбежал в Россию, где поступил на военную службу в егерскую роту. У французов он обретался при маршале Викторе, убитом под Полоцком…
Хм! А вот этого я не знал. Что ж, одной проблемой меньше.
– Граф отлично осведомлен о нравах неприятеля и его методе ведения войны, благодаря чему неоднократно оказывал ценные услуги русскому командованию. Его очень хвалил светлейший князь Кутузов, – заключил Александр.
– Подтверждаю, – кивнул Толь. – Граф абсолютно точно предсказал оставление французами Москвы и их выдвижение к Малому Ярославцу. Сам во главе батальона не позволил неприятелю захватить город. Другие его советы оказались не менее полезны.
– Это граф предложил разбить неприятеля под Красным, безошибочно предсказав его выдвижение по Оршанской дороге, – подключился Багратион. – У меня не было возможности поблагодарить Платона Сергеевича ранее, делаю это сейчас.
– Как видите, господа, – заключил царь, – Руцкий не случайный человек в нашем собрании. Итак, Платон Сергеевич, ваше мнение насчет услышанного здесь?
– Прусская армия необходима, – сказал я. А то! Без пруссаков не случилось бы поражения Наполеона под Ватерлоо. Не подойди армия Блюхера, от Веллингтона только клочья полетели бы. – Не в обиду будет сказано князю Багратиону, но сами не справимся. Даву – лучший маршал покойного Бонапарта. До Красного не проиграл ни одного сражения. Он умен, решителен и жесток. Дисциплину в армии наводит, не боясь крови, за что получил прозвище «железного». Почитаем в войсках. Французы под его рукой будут биться до последнего, тем более, что сейчас они защищают свою Родину. Мы получим второе Бородино. Простите за дерзость, ваше величество, но если пруссаки хотят герцогство Варшавское, то надо отдать.
По залу пронесся ропот, царь нахмурился.
– Поясню, ваше императорское величество, – поспешил я. – В завершившейся кампании мне трижды пришлось иметь дело с поляками, да и ранее сталкивался с ними в Испании. Это храбрые и умелые бойцы, но, не это главное – французы не хуже. Но, в отличие от них, поляки люто ненавидят Россию и русских. Они никогда не простят нам раздел их державы. У каждого шляхтича в голове словно надпись на камне высечена мечта о Речи Посполитой от моря до моря. Что бы им не предложили, даже царство в составе империи со своей конституцией, не смирятся. Мы получим земли с враждебным населением, постоянные заговоры и бунты, на подавление которых придется посылать армию. Зачем это России? Под свою руку следует брать православных – вот те будут верными подданными, но никак не католиков.
– Не соглашусь, – покачал головой Аракчеев. – В русской армии служат католики-поляки. Тот же Ожаровский, к примеру. Дерутся отважно.
– Сколько их, ваше превосходительство? – возразил я. – Сравните их число с теми, кто пошел за Бонапартом. Скажу больше: я не советовал бы принимать на русскую службу шляхтичей из тех, кто воевал против нас. Непременно предадут.
Потому как генералы стали переглядываться, я понял, что попал в точку. Видимо, этот вопрос обсуждался.
– Знаете, ваше императорское величество, – внезапно подключился Нессельроде, – я поддержу графа. Победа над французами сейчас важнее герцогства Варшавского. Одержав ее, мы будем диктовать свою волю Европе.
– Я подумаю над вашими предложениями, господа! – недовольно сказал царь. – Совещание закончено. Граф Руцкий, задержитесь.
Кажется, попал – сейчас меня вышибут из ближнего круга. Ну, и ладно, в полку лучше.
– С чего вы взяли, граф, что поляки будут бунтовать? – спросил Александр, когда мы остались наедине. – Я встречался с представителями местной знати и получил заверения в их лояльности.
– Они будут улыбаться вам в глаза, а потом сунут в спину нож, – не отступил я. – Что хотите со мной делайте, ваше императорское величество, но нет у меня доверия к полякам. Сколько от них бед было России, начиная от Смутного времени и кончая нашествием Бонапарта! Зачем пригревать на груди змею?
– Против нас в этой кампании воевали не только они, – возразил царь. – Те же пруссаки.
– Их принудил Бонапарт, поляки же пошли своей волей. Я сказал бы: с воодушевлением. Что до польской магнатерии, то она будет лебезить и кланяться вам, потому что опасается конфискации поместий за поддержку узурпатора.
– Предлагаете сделать это? – сощурился Александр.
– В этом нет смысла, если герцогство Варшавское перейдет Пруссии. А вот обложить контрибуцией стоит. Западные губернии России разорены – в том числе тщанием поляков. Понадобятся годы и много денег, чтобы восстановить их до довоенного уровня. Так что пусть платят! Хорошо б еще вывести из герцогства всех православных крестьян и осадить их на опустевших литовских землях. Если дать мужикам волю, освободить от податей лет на десять, ссудить скотом и зерном, которые, к слову, можно взять здесь же, они сами побегут в Россию. Мы получим процветающий Северо-Западный край.
– Хм! – царь с интересом посмотрел на меня. – А вы не только в лекарском и военном деле разумеете, граф. Мы подумаем о вашем предложении.
– Благодарю, ваше императорское величество! – поклонился я. – Можно просьбу?
– У вас завелся очередной бастард? – улыбнулся Александр.
– Никак нет, ваше императорское величество. Когда наши армии встанут против французов, позвольте мне встретиться с Даву.
– Захочет ли он с вами говорить?
– Полагаю, да.
– Вы знакомы?
– Имел такое несчастье, ваше императорское величество.
– Почему несчастье? – удивился он.
– Возвращаясь из Петербурга в Действующую армию, я заплутал близ Москвы и угодил в плен к французам. Даву пожелал допросить меня лично, и у нас состоялась длительная беседа. Я был зол и напророчил маршалу гибель его армии в России и смерть узурпатора. Даву в ответ пообещал меня расстрелять. Но ночью в Кремль пробрался подполковник Фигнер и вывел меня из Москвы.
– Этот может, – улыбнулся Александр.
– Мои слова впечатлили маршала, а теперь, когда напророченное сбылось… Полагаю он меня обязательно выслушает.
– Вы рискуете, Платон Сергеевич! – покачал головой царь. – Даву может пожелать исполнить свой приказ.
– Отечество дороже, ваше императорское величество. Если мне удастся убедить маршала отказаться от сражения, оно того стоит.
– А вы нахал, граф! – засмеялся Александр. – Беретесь сделать то, что не получилось у людей, стоящих много выше вас по положению. Хорошо, препятствовать не буду. Но лишь в том случае, если прочие усилия не дадут результата.
Людей, стоящих много выше меня, не связывают с Даву особые отношения. Маре вышел на связь со мной не по своей воле – за его спиной маячил маршал. И я знаю, что ему предложить.
– Благодарю, ваше императорское величество! – поклонился я.
– И еще, Платон Сергеевич, – сказал царь. – Приведите себя в надлежащий вид. Офицеры моей Свиты носят аксельбанты вместо горжетов. Обзаведитесь бальным мундиром – в Варшаве это не составляет труда. Завтра в мою честь дают бал, извольте присутствовать и танцевать.
– Прошу простить, ваше императорское величество, – повинился я. – Танцевать не смогу – не обучен.
– Наконец-то у вас нашелся недостаток, – улыбнулся Александр. – А то право неудобно: в моем окружении появился офицер, состоящий из одних достоинств. Каково прочим? Не умеете – не танцуйте, но присутствовать извольте.
– Непременно, ваше императорское величество, – заверил я…
Приказ царя обошелся мне в кругленькую сумму – даже вспоминать не хочется. Местные портные драли безбожно. Не из патриотизма – какой патриотизм у евреев? Делали гешефт: спрос на их услуги превышал предложение. В занятой русской армией Варшаве балы следовали один за другим и везде ждали военных. Собственно, для них балы и давали – магнатерия замаливала грехи. Не успев приехать в Варшаву, я уже получил несколько приглашений. Нечему удивляться: прислуга во дворце большей частью из поляков и уже настучала кому нужно. Знали бы эти графы и князья, кого зовут!
Как бы то ни было, в назначенный час я прибыл на бал. Гости еще съезжались, и я прошел по ярко освещенному хрустальными люстрами залу, наблюдая себя в высокие зеркала. Ну, и рожа у тебя, Шарапов![617] Ладно, рожа, но наряд! Белые кюлоты до колена, белые же шелковые чулки, туфли с пряжками. На правом плече пышный золотой аксельбант. Еще губы подкрасить – и пожалуйте в бар «Голубая устрица».
Царь появился, когда все собрались. Рука об руку с супругой Александр прошествовал через живой коридор из склонившихся в поклоне придворных и других гостей. Возле некоторых останавливался, милостиво говорил несколько слов и шел дальше. Я затесался подальше, но царь меня разглядел и поманил ладошкой. Пришлось, расталкивая дам и их спутников, выходить на всеобщее обозрение.