– Есть еще я.
– Ваше слово против моего. – Никопольский пожал плечами. – Не хочу вас обидеть, господин Быстров, но у вас нет шансов обыграть меня на моем же поле. К тому же все мои действия абсолютно законны. Так вы подпишете?
– Нет. – Никита встал так резко, что стул с грохотом стукнулся спинкой о стену, вздрогнула Зена, посмотрела с укоризной. Свой кусок мяса она давно съела, в отличие от Никиты.
– Ваше право. Я не могу вас заставить. Да и не хочу. Я работаю исключительно в правовом поле. И мой клиент тоже. Но смею напомнить, вы уже взяли на себя определенные обязательства. Вы должны привести Эльзу в чувства, обеспечить ей адекватную медицинскую помощь.
– Обеспечу, – буркнул Никита, выходя из кухни.
К Эльзе он заходить не стал, просто заглянул в открытую дверь, убедился, что с ней все в порядке. Направился прямиком к своей машине, открыл багажник. Багажник был под завязку забит вещами для новой Эльзиной жизни. Вот только прежнего воодушевления эти вещи не вызывали. Первым делом Никита вытащил одежду, отнес в дом, вернулся за мольбертом, красками и прочими художественными фишечками. Никопольский наблюдал за его действиями из окна кухни, очень внимательно наблюдал. Рядом с ним на подоконнике сидела Зена. Вот же хвостатая предательница! Променяла Никиту на кусок ветчины…
Едва он разобрался с покупками, позвонил Ильюха, поинтересовался состоянием Эльзы, посетовал, что не сможет сегодня приехать, потому что на работе случился внезапный аврал, а он незаменимый. Про авралы на работе Никита все прекрасно понимал и даже уже начал по ним немного скучать. С авралами хотя бы все понятно: делай свое дело, крутись белкой в колесе с утра до ночи. Тут тебе никаких птиц, никаких бывших жен и прочей нечисти. Сказать по правде, как о бывшей жене Никита об Эльзе вообще никогда не думал, сейчас как-то само собой получилось. Наверное, от усталости и хронического недосыпа. Не было у них никогда настоящей семьи. Взаимовыгодное сосуществование было, а семьи не было. И незачем себя обманывать! Только не совсем понятно, откуда тогда прилетели все эти душевные терзания. Точно все из-за усталости.
Накачанная седативами Эльза спала, и Никита тоже решил поспать. Только на сей раз не в кресле, а по-человечески, на диване в гостиной. Жизнь и регулярные ночные дежурства приучили его мгновенно засыпать в любых условиях и при любых обстоятельствах, пользоваться даже получасовым затишьем. Вот он и воспользовался, упал на диван, подсунул под голову одну из диванных подушек, закрыл глаза и тут же провалился в сон. Или не в сон, а в прошлое?..
…С колечком получилось очень неожиданно. Вообще-то ничего такого Никита Эльзе дарить не планировал. Во-первых, с самого начала предполагалось, что брак их будет фиктивным, а во-вторых, он и без того изрядно поиздержался за последние несколько месяцев. Дополнительные дежурства денег приносили не так много, как хотелось бы. А ведь нужно было еще и учиться.
С колечком к нему сунулась Эльзина соседка, та самая старушка, перед которой он в свое время так бесцеремонно захлопнул дверь. Никита как раз спускался по лестнице после очередной разборки с Янусей, настроение было поганое, но решительное.
– Ты, что ли, Эльзин кавалер? – Старушка поливала вазоны с полудохлой геранью. На Никиту она даже не глянула.
– Простите, мадам? – От неожиданности он замедлил шаг.
– Не мадам, а Серафима Аскольдовна. – Старушка поправила на плечах пуховый платок, отставила в сторону пластмассовую лейку. – А тебя как звать?
Ему бы пройти мимо. Мало ли странных людей встречалось на его пути! Мало ли досужих старушек! Но отчего-то не прошел, ответил.
– Меня зовут Никита, – отрапортовал как на духу, разве что под козырек не взял.
– И как у вас с ней? – Старушка поманила его за собой. – Все серьезно?
– С кем? – И ведь пошел! Как телок привязанный, пошел за этой Серафимой Аскольдовной, сначала на четвертый этаж, потом и в квартиру.
– С Эльзой. Какой ты непонятливый. Боты снимай, кофе будем пить. – Другая бы спросила, любит ли он вообще кофе, а она вот так сразу, в приказном порядке.
– Вообще-то я спешу. – Наверное, морок еще не спал окончательно, потому что Никита вдруг осознал себя сидящим на крошечной кухоньке за застеленным белой скатертью столом.
– Вы все спешите. Оттого и теряете то, что могли бы взять и с собой унести. – Старушка уже хлопотала у плиты, и по всей квартире разливался дурманящий аромат. Разве может кофе пахнуть так вкусно? Наверное, он сказал это вслух, потому что Серафима Аскольдовна усмехнулась:
– Может. Если натуральный, а не химия эта ваша растворимая. Вот пей! – И поставила перед Никитой дымящуюся чашку, а потом еще и блюдце с печеньем.
Никита пил, закусывал печеньем и недоумевал, зачем он вообще понадобился этой Серафиме Аскольдовне, какое ей вообще до них с Эльзой дело.
– Любишь ее? – спросила старушка, когда кофе был выпит, а печенье съедено, и чашку Никитину прибрала к рукам, опрокинула над блюдцем, принялась рассматривать кляксу из кофейной гущи.
– Нет, – сказал он неожиданно для самого себя. Вообще-то никто из посторонних не должен был знать, что их будущий брак – фикции, особенно Янусины соседи, но эта бабулька, наверное, владела какой-то магией. Или в кофе подлила сыворотку правды.
– Нет, значит? – Она оторвалась от разглядывания кофейной гущи, зыркнула на Никиту. – А зачем же тогда женишься, женишок?
– Так от безысходности, Серафима Аскольдовна! От безысходности, а еще из расчета, – сказал и щеку кулаком подпер. Старушка ему нравилась. Тогда, на площадке перед Эльзиной квартирой, не понравилась, а сейчас вот очень даже. Интересная старушка, веселая.
– А ты расскажи, женишок, облегчи душу. – Серафима Аскольдовна улыбнулась и подмигнула заговорщицки.
И Никита рассказал. Не все и не в деталях, а самое главное. Про детский дом, про их с Эльзой давнее знакомство и про недавнюю встречу.
Он говорил, старушка слушала и все вертела в узловатых пальцах кофейное блюдце.
– Значит, взаимовыгодное соглашение, – сказала после недолгой паузы. – Эльзе – освобождение от опостылевших родственничков, а тебе – бесплатная жилплощадь.
– Почему это бесплатная? – оскорбился Никита. – Коммуналку я оплачу, вы не переживайте.
– Да я и не переживаю. – Старушка отставила наконец блюдце. – Я думаю. Погоди-ка…
На пару минут она оставила Никиту одного в кухне, а вернулась с резной шкатулкой в руках.
– Фиктивный у вас там будет брак или нет, а без колечка никак нельзя, – сказала тоном, не терпящим возражения. – Какая же это свадьба без колечка? Вот это подари!
На крахмальную скатерть лег серебряный перстенек с непонятной вязью на внутренней поверхности и невыразительным дымчато-серым камешком. По виду дешевый, этакая безделица.
– Безделица, – подтвердила Серафима Аскольдовна, словно мысли прочла. – Но ей понравится. Я уверена.
Понравится. Никита тоже отчего-то был уверен, что колечко придется Эльзе по вкусу. Интересно, сколько старушка за него хочет?
– Нисколько. – И снова словно мысли прочла. – Говорю же, безделица. Но тут такое дело, мальчик, что одному человеку – безделица, то другому – драгоценность. Да и не мое оно. Мне его на хранение отдали много лет назад. Отдали, да назад не забрали. Так что пускай уж у Эльзы, ей понравится.
Колечко Эльзе и в самом деле понравилось. Когда тетенька из ЗАГСа велела им обменяться кольцами, колечко это пришлось весьма кстати. Кому-то безделица, а кому-то – драгоценность! И по размеру подошло в самый раз, даже подгонять ничего не пришлось. И на Эльзином безымянном пальце невыразительный камень вдруг заиграл всеми цветами радуги. Надо же…
А букет Никита купил сам, без напоминаний и подсказок. Букет и бутылку шампанского. Пусть их брак и фиктивный, но отметить победу над Янусей и жизненными обстоятельствами все равно нужно. Вот только оказалось, что Януся напоследок сумела-таки им напакостить. Вроде бы мелочь, а Эльза расстроилась, даже расплакалась. Пришлось успокаивать, рассказывать, как все классно у них будет. Не нужно было вообще говорить про «них», не нужно было приручать. Это он бывалый и взрослый, а она же девочка еще совсем. Какая у нее была жизнь? Что она в жизни видела? Ничего кроме Януси и ее поганого семейства не видела. А тут он со своим таким обнадеживающим «мы»…
А Серафима Аскольдовна та еще актриса! Сделала вид, что Никиту знать не знает, пришлось знакомиться заново. Знакомиться и проходить кофейный тест. Что она там видела, в этих кофейных кляксах?! Неужели вообще что-то видела?! Как бы то ни было, а выручила их тогда баба Сима очень сильно, дала все, без чего они первое время не смогли бы обойтись, и даже больше. Удивительной доброты была женщина! Доброты и прозорливости.
Воронье кружило над головой с громким карканьем. И кошка отвечала ему отчаянно-злым рычанием, пыталась отпугнуть зло, сразиться с которым ей было не по силам. Под босыми ногами трещали, ломаясь, сухие ветки, впивались острыми краями в кожу. Больно, до крови. А она знала только одно – времени все меньше и меньше, нужно спешить, бежать, не оглядываясь, не поднимая глаз к черному от вороньих крыльев небу. И тогда, возможно, у нее получится убежать.
А кошка все неистовствовала, металась под ногами, а потом и вовсе впилась когтями в грудь.
Больно…
Эльза закричала, вскинулась, пытаясь отбиться и от воронья, и от кошки. Вот только не получилось, руки ее снова были привязаны к кровати. И над головой больше не было черного неба, а был белый потолок с легкомысленными солнечными зайчиками. А кошка с громким урчанием принялась тереться лбом об Эльзин подбородок. Левое кошкино ухо было порвано, со следами запекшейся крови. Никита сказал – Зена, королева кошачьего воинства. Так и есть, у нее очень хорошая, очень смелая и очень верная кошка. Погладить бы, да руки привязаны. Руки привязаны, а в голове туман. Но не привычный кроваво-мутный, со сладковатым запахом горелой плоти и жженого пера, а самый обычный – ватно-серый. В тумане этом, как на волнах, колышутся обрывки образов и воспоминаний.