Тогда так и не поняли, что случилось с охотниками. Кто грешил на диких зверей, кто шепотом, с оглядкой, рассказывал о том, что в окрестностях Чернокаменска завелся вурдалак, потому что ни один зверь не сумеет сотворить с человеком такое…
Хоронили Сергея Антоновича Савастеева и помещика Агапова в Чернокаменске. Людей на похоронах было немало. Много добрых слов сказали об усопших, много соболезнований услышала враз осиротевшая и враз превратившаяся в единственную наследницу многомиллионного состояния Оксана Сергеевна. Вот только ничего она не слышала и никого не видела, кроме Игната. Только он стал ее единственной надеждой и опорой. Сначала так, а потом, как прошел срок траура, и законным супругом. Так все и вышло, как хотелось лучшему другу. Жена-красавица, души в нем не чаящая, любимая сестренка, капитал, что на глазах прирастал, почет и уважение, дом – полная чаша…
Про новый дом Игнат заговорил сразу после женитьбы. Не в избушку ж родительскую везти молодую жену! Нужен дом! Такой, чтобы всем на зависть, чтобы диковиннее злотниковского замка, чтобы только об нем говорили и до Уральских гор, и за ними…
Место для нового поместья – уже не просто дома, а самого настоящего поместья! – выбирали втроем. Игнат, Вран и он, Степан. Хотя сам Степан отказался бы от такой чести с превеликим удовольствием. Не видел он больше в жизни никакой радости. Если только редкие встречи с Настеной еще зажигали слабый огонек в сердце. Огонек, а еще тревогу. Боялся Степан за Игнатову младшую сестрицу, боялся того, какие взгляды бросал на нее Вран. Оттого, наверное, и таскался цепным псом за этими двумя. Присматривал.
– С нами пойдешь. – Вран поигрывал плеткой-семихвосткой, каждое охвостье которой заканчивалось свинцовым шариком. Новая игрушка. Зачем такому оружие, когда он сам – оружие?
– Зачем я вам? – Уж не потому они Степана с собой берут, что он пограничник и лес насквозь видит. Вран тоже видит.
– А просто так, за ради забавы! Ох, и хочется забав, братушки! Аж шкура свербит! – сказал Вран и глянул на Степана так… со значением. От взгляда этого и собственная Степанова шкура засвербела.
– Да полно тебе, Степа! – Игнат ткнул его кулаком в плечо, по-свойски так ткнул, а получилось все равно зло и больно. – Мне нужно особенное место для дома выбрать!
– В Сосновом построй.
– Глупость какая – дворец посеред деревни возводить! – Игнат поморщился. – Нет, я Оксану свою хочу в удивительное место привести, особенное.
– Посеред тайги? – Не выдержал, не сумел скрыть злость и страх.
– А хоть и посеред тайги! Я, друг мой дорогой, такую домину отстрою, такие хоромы! С зимними садами, с фонтанами и прочими заморскими диковинами, что любому толстосуму будет за честь и за счастье ко мне в тайгу приехать. Дорогу проложу. Надо будет, так даже и железную. А что, Степа, интересная идея с железной дорогой?! Купим паровоз, чтобы гостей туда-сюда катал…
– Давай сначала место найдем. – Вран мечтать не любил. Все его мечты были об одном.
Искали долго. Больше недели из лесу не выходили. Из того самого лесу, который Степан, казалось, знал как свои пять пальцев. Знал да не знал! И как получалось, что столько раз мимо этого места проходил, а теперь вот увидел?!
И лесной ручей этот, кажется, знал, а вот не видел ни бобровой плотины, ни запруды, что из-за нее образовалась. И дубов вековых не видел, и серебряных нитей, их могучие корни оплетающих.
– Красота! – Игнат остановился на берегу запруды. – Вот именно это я и искал!
Красота, кто ж спорит? Да только темная какая-то красота. Из живого здесь только ручей с дубами, да вот эти серебряные нити, что делятся с дубами своей силой. А все остальное словно мхом поросло. Обычным взглядом не увидеть ни этот мох, ни паутину, что алчно подрагивает от каждого их шага, ни притаившегося на берегах запруды смрадного тумана.
И если посмотреть в черную воду, то многое можно увидеть. Вот он, Степан, светится синим и серебряным. Вот над головой Игната кровавые всполохи и черные дыры. А вот тот, кто человеком прикидывается. Головешка, что выползла из болота. Чернота, чернота кругом, и только глаза полыхают. А если голову наклонить вот так, то и не головешка уже, а птица – огромный красноглазый ворон. Насмехается, следит за Степаном со дна запруды. Зазеваешься, и утащит под воду.
– Хорошее место, братец! – Ворон раскрыл клюв и положил когтистую лапу на плечо тому Степану, что отражение. Только вот больно стало Степану настоящему, это на его шкуре напоминанием и предупреждением выступила кровавая роса. Молчи, пограничник! Не мешай моей забаве!
– Ручей мы сильнее запрудим! – Игнат притопнул ногой. – Чтобы был нам тут настоящий пруд. Посеред пруда насыплем островок и поставим беседку, а к ней мосток, чтобы Оксана с Настеной могли по нему прогуливаться. Ну и лодки с пристанью! Все чин чином будет! – Игнат настоящий продолжал мечтать, а Игнат подводный недобро скалился, грозился Степану пальцем. – А дубы я велю выкорчевать к едрене-фене!
Екнуло сердце. Дубы тут, считай, единственные были живыми и настоящими. И в черной воде отражались такими, какие есть, без гнили и паутины.
– Зачем корчевать? – спросил Степан у Игнатова отражения. Понимал, что это оно сейчас все решает.
– Чтобы диковинок заморских насадить! – отражение подмигнуло, снова оскалилось. – Кого ты дубами удивишь, Степка?! Ну и домина! Дворец чтобы, а не простой домишка. Эх, пригласить бы этого Берга, что Злотникову замок построил. – Игнат настоящий посмотрел на Врана. – Как думаешь, если большие деньги посулить, согласится?
– Не согласится. – Вран покачал головой, а черный ворон на дне запруды защелкал клювом. – Этому золото без надобности.
– А если напугать?
– Такого нечем пугать.
– А если смертью пригрозить?
– А если смертью пригрозить, он тебе за это еще и спасибо скажет. Нет, братец названый, ищи другого архитектора. Если хочешь, из Европы кого-нибудь выпиши. Золотишка тебе хватит, не переживай.
– Да я и не переживаю! – Носком сапога Игнат пнул земляную кочку, и под кочкой этой оказался золотой самородок. – Жила тут, Вран. Глубоко лежит, но если позову, придет. Как эту выработаю, следующую найду. С твоим даром я тепереча завсегда с золотишком! Спасибо тебе, брат названый.
Наверное, остальные решили, что Марфа обиделась на Архипа. Но нет, она не обиделась, она испугалась. Не его, а того страшного мира, в котором ему приходится жить. Мира, в котором нет полутонов, который делится только на своих и чужих, на живых и неживых. А вот Марфа считала, что каждый заслуживает если не второго шанса, то хотя бы надежды на прощение. Поэтому, когда Архип крепко, до боли, сжал ее ладонь в своей, она не убрала руку. Бывают моменты, когда женщина сильнее даже самого сильного мужчины, когда только в ней опора и есть, и он это чувствует, хоть и не желает признавать.
Шли долго, так долго, что с непривычки гудели ноги. Хотелось сесть. Нет, хотелось лечь! Вот прямо на эти мохнатые, пружинящие под ногами кочки.
– Эй, Архип, а куда это ты нас ведешь? – Первым встревожился Леший. – В твоем роду, случаем, не было Ивана Сусанина?
Леший пнул ногой одну из кочек, оглядел окрестности. Впрочем, какие окрестности, когда кругом сплошной лес! Уже не такой высокий и не такой густой, как раньше, и деревья какие-то корявые, с почерневшими, как после пожара, изогнутыми стволами. И кочки эти…
– Не было. – Архип не останавливался и Марфину руку из своей не выпускал.
– А я вот что-то сомневаюсь. Эй, ребята! – Леший остановился, не давая пройти остальным. – Вы что, не видите, что он нас в болото ведет?! Думаете, Горяев свой домишко среди топи построил? Думаете, он до такой степени чокнутый был?
– Это еще не болото. – Архип тоже остановился.
– Еще не болото?! – Лика встала рядом с Лешим. Кажется, впервые за все время похода эти двое проявили солидарность.
– В самом деле, скажи, уважаемый, – встрял Семен Михалыч, – что это за странный маршрут вы выбрали? – В голосе его тоже слышалась тревога.
– Это не я маршрут выбрал, это маршрут меня выбрал. – Архип обвел внимательным взглядом их маленький отряд.
– И теперь мы премся в болото? – Лика злилась. И остальные, кажется, тоже начинали злиться. Это ведь проще, чем бояться. Вот Марфа ничего не боялась, потому что доверяла Архипу, а они не доверяли. Они не знали его так хорошо, как она.
– Мы не просто премся, девочка. – Архип остановил взгляд на Лике. – Я пограничник, а это значит, что я вижу пути.
– Какие пути? Куда пути? – Леший положил руку Лике на плечо, и та плечом дернула. – Ну, признай, мужик, что мы заблудились!
– Мы не заблудились. – Архип говорил тихо, терпеливо, но Марфа чувствовала – терпение его на исходе.
– В самом деле, Архип, – поддержал Лешего Семен Михайлович, – скоро вечер, потом ночь. Как мы тут ночевать будем?
– Так же, как и в любом другом месте. Держитесь меня, и все с вами будет нормально, – сказал и решительно пошагал дальше.
– Я читал форумы! – не унимался Леший. – И там ни слова не было про болото! Горяев свой чудо-дом построил посреди леса! Так что не надо нам тут…
Архип замер как вкопанный и проговорил очень медленно, так, словно сдерживался из последних сил.
– Я обещал, что выведу вас к горяевскому дому, и я это сделаю. А если кому-то не нравится маршрут, я того не держу.
– Ну, конечно, не держит он! – Лика пересадила своего Крыса с плеча за пазуху. – Завел хрен знает куда и теперь не держит! Нет уж, дудки! Ты от нас теперь так просто не отделаешься!
И только Эльза с Никитой не влезали в эту перепалку. Никита думал о чем-то своем, пробовал носком ботинка моховую кочку на прочность, а Эльза смотрела вдаль невидящим взглядом. Или видящим?
Марфа сощурилась, чтобы разглядеть то, что так заинтересовало Эльзу, вот только ничего не увидела. Зрение у нее было не очень острое, а носить очки она стеснялась.