– Слышу. – Как холодно вдруг стало, как зябко! А ведь еще только сентябрь на дворе. Сейчас бы по грибы, по ягоды. Чтобы обычные человеческие радости, чтобы не слышать про… мертвых детей. А Дмитрий все говорил, говорил. Видно, хотел выговориться, поделиться тем ужасом, что его переполнял.
– Сначала думали, что это какой-то зверь, но я видел тела! Они без кожи… плоти местами нет до самой кости, словно ее вырвали.
Выклевали… Чуть не сказал, в последний момент спохватился. Не нужно Дмитрию такое знать.
– И охотники говорят, что ни один зверь на такое не способен. Слухи всякие по Сосновому гуляют. Припомнились и былые случаи. Это не в первый раз, говорят, здесь. – Дмитрий помолчал, обвел округу тревожным взглядом, продолжил: – Говорят, все началось еще со строительства Горяевского. Уже тогда люди стали пропадать чаще, чем обычно. В основном охотники, потому и думали на диких зверей. Иногда тела находили, но уже в таком состоянии, что и не понять, отчего наступила смерть. Да что я тебе рассказываю, Степан Иванович! – Он вскочил на ноги. – Ты же сам охотник! Родился здесь! Тайгу знаешь, как свои пять пальцев! Вот и скажи мне, что это? Кто это? Я же вижу, происходит что-то. Все затаились, жизнь остановилась. Люди по вечерам за порог выйти боятся, шепчутся. Знаешь, про кого шепчутся?
– Знаю. – Степан кивнул.
– И что? Что ты сам-то про это думаешь?
– А ты что думаешь, Дмитрий Петрович?
Доктор ответил не сразу, сбежал с крыльца, снова поднялся по ступенькам, встал напротив Степана.
– Я в науку верю. Я тебе говорил, если помнишь.
– Помню.
– И в чудеса тоже верю.
– И это помню.
– Так вот здесь не наука и не чудеса, здесь что-то страшное, такое темное, что я его шкурой чувствую.
Шкурой… Степан тоже чувствовал. А еще знал то, о чем Дмитрий даже подумать не мог. Вылетела на кровавую охоту Вранова Погоня. Не боится он больше ничего и никого, если убивать начал вот так… Надеется на Игнатово заступничество? Или Игнат вместе с ним?.. Какую цену нужно заплатить за вечную жизнь? Как часто нужно эту цену платить? Чем поступиться, чтобы получить не только золото и власть, но еще и вот эту нечеловеческую живучесть?..
– Может, Игнат вернулся? – вот на какой вопрос он сейчас может получить ответ.
– Если и вернулся, то тайно. Не видел его никто в Горяевском. Я специально у Григория Анисимовича интересовался.
– А Вран?
– Я не знаю. Башня его стоит открытая, по ночам в ней свет горит. Это я своими собственными глазами видел. Свет видел, а его – нет. А ты почему спрашиваешь, Степан Иванович? Думаешь, это он? – И тут же сам себе ответил: – Нет, не может такого быть! Человек на такое не способен!
Человек, может, и не способен, да только кто сказал, что Вран – человек?
– Что делать будем? – Дмитрий смотрел на Степана с надеждой, словно только тот один мог противостоять этой беде.
– А если я скажу, что это все Вран? – спросил Степан и посмотрел на Дмитрия очень внимательно. – Ты тут мне про чудеса рассказывал. Вот такие у нас нынче чудеса… Что ты мне на это ответишь? Что мы станем делать? – он горько усмехнулся. Подумалось, что вот прямо сейчас столичный доктор принимает самое важное в своей жизни решение. Верить – не верить? А если верить, то остаться или бежать из этих темных мест сломя голову? А если остаться, то как поступить?
– Ты мне сейчас, Степан Иванович, хочешь сказать, что всех этих людей убивает Вран? Своими собственными руками?
– Не руками. – Степан посмотрел в небо. Там высоко, под самыми облаками, кружилась воронья стая. Вернулась Погоня, выискивает своему хозяину новую добычу. – Вон его руки.
– Птицы?.. – Дмитрий замотал головой. – Не может такого быть!
– А девочка, которая по всем законам природы должна была мертвой родиться, да вдруг ожила?
– Она не сама ожила, это ты ее оживил. Так не бывает, но я своими собственными глазами видел.
– Вот и я своими собственными глазами видел…
Обгорелая головешка – кости с ошметками мяса, – которая ползет, силится выбраться из гнилого болота… И птицы… И кровавый дождь… Уже тогда сердце знало, что спасают они не человека. Вот если бы не спасли, примотали цепью обратно к дереву, чтобы издох в муках, чтобы не кружила сейчас в небе Черная Погоня! Но что уж теперь? Дело сделано, и нужно думать, можно ли хоть что-нибудь исправить.
– Я не могу в это поверить. – Дмитрий покачал головой. Вот и принял столичный доктор свое самое важное решение. Пусть так. Пусть уезжает. Главное, что в живых останется… – Но я тебе верю. И помогать стану, потому что такое… Все это нужно остановить!
Вот, оказывается, какое решение! Ну что ж, от такого помощника отказываться не станет. Парень сам выбрал себе судьбу.
– Только я не знаю… – Дмитрий смотрел вверх, где птицы уже не метались без толку, а телами своими выкладывали в небесной сини огромный черный глаз. И глаз этот смотрел. Может, еще не видел, но уже искал очередную жертву. – Я не знаю, как с таким можно бороться.
– Я тоже не знаю, – ответил Степан едва слышно.
Леший очнулся от щекотных и настойчивых прикосновений. Открыл глаза и прямо у своего лица увидел острую крысиную морду. А потом услышал голоса: три мужских и один женский. И тут все вспомнил и все понял…
Как же они так попались?! Как допустил, чтобы Лику схватили эти гады?! Первый порыв был вскочить на ноги и броситься в бой, но победило благоразумие. Один безоружный против троих вооруженных. Даже прикидывать не нужно, чем кончится дело. Прикидывать не нужно, нужно думать, как добраться до двустволки. Соображать было тяжело, потому что Лику избивали. Он слышал и ее стоны, и ее крики. И от этого в душе поднималась черная волна. Нет, не страха, холодной ярости.
Их с Ликой оружие валялось в пяти метрах от него. Дотянуться до него, не привлекая внимания этих сволочей, у него не получится. У него – нет, а у Крыса?
Крыс смотрел на Лешего очень внимательно, словно пытался понять, что тот хочет. Нет, не простой Крыс, а фамильяр, ведьмин зверь. А значит, он должен быть умным, куда умнее своих сородичей.
– Ружье, – произнес Леший одними губами. – Притащи.
Крыс моргнул, юркнул в высокую траву, а всего через мгновение трава зашевелилась. Крыс, умница такая, тащил Лешему его двустволку! Тащил осторожно, короткими перебежками, чтобы не привлекать внимания.
Снова закричала Лика, и Леший скрежетнул зубами. Он лежал, краем глаза наблюдая за тем, что происходит вокруг, и уговаривал себя потерпеть, проявить это хваленое благоразумие. И себя уговаривал, и Лику. Она сильная девочка, она выдержит. А им с Крысом осталось совсем ничего…
Пальцы Лешего дотянулись до приклада в тот самый момент, когда Демьян ткнул Лику раскаленной головешкой. И волна, мрачную силищу которой Леший пытался сдержать, накрыла его с головой. На ноги вставал уже не Леший, а какой-то другой, холодный и расчетливый человек. Человек, который точно знал, что делать, который был готов убивать за свою женщину. И голос Архипа звучал в голове четко и ясно, словно бы кто-то зачитывал Лешему инструкцию. Он следовал этой инструкции без раздумий, без малейших сомнений. Сначала Демьян, потом молодой. На то, чтобы перезарядить двустволку, времени не оставалось, и он ударил долговязого прикладом по башке. Помог Крыс. И Лика. Лика, наверное, справилась бы и без него. Вот такая смелая и удивительная она была! И красивая, чертовски красивая…
Начало отпускать. Из головы исчез голос Архипа, улеглась ярость, а кончики пальцев отчего-то начали подрагивать. Архип учил – стреляйте по ногам, а потом подходите и добивайте. Сумеет ли он добить? Даже после того, что эти трое сделали с Ликой. Даже с учетом того, что могли бы еще сделать. Леший не знал.
К счастью, ему не пришлось делать этот страшный выбор. Безвременники, сторожевые псы этого темного мира, почуяли кровь. Почуяли и пришли. Теперь Леший видел их совершенно ясно, наверное, виной тому был яд, который все еще бродил в его крови. Он видел, а Лика – нет. Лика смотрела только на него, смотрела и словно не узнавала. Он и сам себя не узнавал, но сразиться еще и с безвременниками был не готов, оттого и заорал во все горло:
– Лика, безвременники! Бежим!
А потом и за руку ее схватил, потому что подумал вдруг, что она так и останется стоять на поляне как завороженная. И второе ружье он тоже взял, уже на бегу. Больше он такую ошибку не повторит. Крыс, отважный маленький зверь, не пропадет, догонит. В этом Леший даже не сомневался.
Бежали долго, наверное, он бы мог пробежать еще дольше, если бы не Лика. У Лики кончились силы. Он привык, что она всегда дерзкая, смелая и сильная, что даст фору любому мужику. А тут такое. Она чуть не упала, наверное, упала бы, если бы он ее не удержал. Безо всякой задней мысли удержал, схватил за плечи, прижал к себе. А она расплакалась. Разревелась, как девчонка. Пришлось успокаивать, гладить по голове, потому что как нужно успокаивать таких, как Лика, Леший не знал.
Получилось. Она перестала плакать, подняла зареванное лицо, посмотрела внимательно и как-то требовательно. Захотелось объясниться, рассказать, почему он допустил, чтобы с нею вот так… Но не вышло, не позволила. Поцеловала так же требовательно, как до этого смотрела, и глаза свои ведьмовские зажмурила от удовольствия. Хорошо, если от удовольствия, а не по какой другой причине. Но отстраняться и играть в джентльмена Леший не стал. К черту благородство! Тут такая девушка! И сама! И добровольно!
Зашумело в ушах. То ли от нехватки кислорода, то ли от нахлынувшего счастья, чтобы не свалиться с ног, Леший прижался спиной к стене и Лику за собой потянул.
Стоп! К стене?! Откуда посреди тайги стена? Ох, и не хотелось ему прерывать этот сладостный миг собственного неожиданного триумфа, но стена определенно требовала внимания.