– Лика, подожди… – Все-таки он отстранился, но потом все равно чмокнул ее в соленую от слез щеку, давая понять, что это не конец, а лишь передышка. Чтобы не расслаблялась.
Она не обиделась. Он очень боялся, что она обидится или оскорбится! Она улыбнулась и спросила:
– Что?
– Смотри! – Леший развернул ее за плечи, поставил лицом к поросшей мхом, а кое-где и травой стене из белого камня.
Это была не просто стена, это была стена дома. Большое, двухэтажное здание стояло на берегу той самой лесной речушки и отражалось в ее стремительных водах как-то странно. Казалось, что это отражение настоящее, а вот сам дом – всего лишь следы на воде.
Крыльцо давно растрескалось и в трещинах этих, как колонны, проросли молодые дубы. Наверное, из-за этих дубов дом и сам выглядел неотъемлемой частью леса, словно вырос тут безо всякого человеческого участия. Вырос и сохранился почти в полной неприкосновенности. Кое-где разбитые непогодой окна не в счет. Леший отчего-то был совершенно уверен, что виной именно непогода, а не вандалы. Не ступала на это старое крыльцо нога ни одного вандала. Откуда взялась такая уверенность, он не знал. Взялась, и все тут. А еще у них с Ликой теперь есть место для ночлега. Безвременники сюда не сунутся. В этом он тоже был уверен. Осталось только проверить, заперта ли дверь.
– Я посмотрю. – Леший первый взошел по ступеням, Лика шагнула следом. Его руку она сжимала крепко-крепко, и стало ясно, что оставаться на крыльце без него она не намерена.
Дверь распахнулась, стоило только на нее как следует надавить. Из недр дома дохнуло сухим жаром, как из бани. Никакой сырости и плесени, как это бывает в давно покинутых хозяевами домах. Внутри светло из-за бьющих в окна закатных лучей. Леший и не заметил, что наступил вечер! Дощатый пол тихо поскрипывает под ногами, в воздухе кружатся пылинки. Массивный стул отодвинут от не менее массивного стола. И сохраняется стойкое ощущение, что хозяин дома покинул его совсем недавно. Да и не покинул, а так… вышел на прогулку.
– Заночуем здесь, – сказал Леший, осматриваясь.
Он и сам не обратил внимания, как начал принимать решения за них обоих. Он принимал решения, а Лика не спорила. Даже странно. А в неплотно прикрытую дверь шмыгнул Крыс, пискнул приветственно, забрался на стол.
Они осмотрели сначала первый этаж, потом второй. Дом был просторный, гулкий, почти лишенный мебели. А та, что еще сохранилась, вид имела спартанский. Вот, к примеру, эта большая двуспальная кровать. Плохо, что совсем без белья и даже без матраса, хорошо, что двуспальная. Леший бросил быстрый взгляд сначала на кровать, потом на Лику. Лика смотрела в окно, вид у нее был сосредоточенный. Точно такой вид бывал у Эльзиной кошки, когда та видела что-то подозрительное.
– Что? – Он подошел, осторожно, с опаской, обнял Лику за плечи, а осмелев, поцеловал в рыжую макушку.
– Мне кажется, я что-то видела, – прошептала Лика. – Смотри.
Он посмотрел поверх ее плеча. Сначала не увидел ничего, кроме речушки и дубов, а потом разглядел черную тень.
– Это Зена! – Лика больше не шептала, она бросилась вниз по лестнице к входной двери, выскочила на крыльцо. Леший выскочил следом. И уже вдвоем они закричали: – Зена!!!
Эльзина кошка тоже была необычной зверушкой, а это значило, что она не просто их услышит, но и приведет к ним свою хозяйку. А лучше бы весь отряд целиком!
Так и вышло, закачалась, зашуршала трава, и к крыльцу неспешным шагом вышла кошка, посмотрела на Лешего с Ликой снизу вверх, мяукнула и снова скрылась в траве. А в небе между кронами старых дубов уже кружила Ночка. Ну все, теперь им оставалось только ждать.
Пока ждали, Леший наловил рыбы. Нашел в старом доме плетеную то ли из лозы, то ли и вовсе из какого-то корня штуку, которую его дед называл «топтухой» и весьма уважал за хорошую производительность, стащил штаны и снова полез в холодную воду. А Лике с ружьем наперевес велел оставаться на берегу, бдить. Прежняя Лика, наверное, стала бы спорить и язвить, а эта лишь молча передернула затвор двустволки. Хоть бы не пальнула нечаянно.
А Леший принялся ловить рыбу. Если есть река и вот эта винтажная «топтуха», то просто обязана быть и рыба. А уж он-то своего не упустит, тряхнет стариной, вспомнит все, чему учил его дед.
Рыба в реке была. Много рыбы. Пожалуй, ее удалось бы наловить и голыми руками, но с винтажной штукой дело шло веселее. Уже через полчаса на берегу плескалось штук пятнадцать довольно крупных рыбешек, а Леший промерз, кажется, до самых костей.
– Вылезай! – велела с берега Лика. – И имей в виду, я рыбу чистить не собираюсь!
Сказать по правде, Леший тоже не собирался. Большие надежды он возлагал на Марфу. Уж Марфа-то точно чистить рыбу не откажется. Он выбрался на берег, замотал головой, и с мокрых волос во все стороны полетели брызги. Досталось и Лике, но она не разозлилась, а наоборот – рассмеялась. От смеха ее разбитая губа снова закровила, и Леший осторожно стер капельку крови. Дышать снова стало больно. Отчасти из-за злости, но больше из-за страха за Лику. Все это, вся эта пастораль – лишь временная передышка. Ничего не закончилось. Возможно, самое страшное еще даже не начиналось. Прежний Леший уже давно плюнул бы на все и попытался свалить. Или уговорил бы остальных свалить вместе с ним, но новый Леший был какой-то неправильный. Эта неправильность удивляла и даже немного злила. А еще отчего-то вселяла уверенность, что все у них получится.
Захотелось рухнуть в траву, подставить уходящему солнцу мокрое пузо, но вместо этого он подобрал с земли ружье. Надежность – вот теперь его новое имя! Ну и что ни говори, а оружие мужика украшает. А Лика вскочила на ноги, закричала, радостно замахала рукой кому-то за спиной Лешего. Ему не нужно было оборачиваться, чтобы понять, кто это. Пришли!
Они пришли все! Мало того что пришли сами, так еще и с вещами. Один рюкзак нес Архип, второй Никитос, но Леший отчего-то ни на секунду не сомневался, что вытащил рюкзаки из самого эпицентра не кто иной, как завхоз Михалыч, который сейчас шел налегке, отмахиваясь сорванной веткой от невидимых комаров.
Как там проходила встреча на Эльбе, Леший не знал, но был уверен, что их встреча оказалась еще круче, еще радушнее. Улыбался даже Архип, который, думалось, улыбаться не умеет в принципе. Улыбалась даже Эльза. Да что там улыбалась! Повисла на шее сначала у Лики, а потом и у него, Лешего. И мужики с ним не просто поздоровались – обняли, как родного. Даже как-то не по себе стало от этих скупых и молчаливых объятий. Тревогу, душившую их все это время, озвучила Марфа.
– Мы боялись, что вас больше нет. – Она очень уж внимательно посмотрела на разбитое Ликино лицо, а Лешего, словно невзначай, погладила по голове как раз в том месте, где наливалась кровью и ноющей болью шишка.
– А мы есть. – Лика не стала улыбаться, чтобы губа снова не закровила, но зато поцеловала Марфу в щеку. – А Демьяна с его отморозками больше нет… – сказала и глянула на него, Лешего.
И Архип тоже глянул, как-то со значением, словно видел впервые. Да что с ним сегодня не так?! Все на него смотрят! Все удивляются!
– Это не я их. – Леший мотнул головой, и в голове тут же загудело и немножко забулькало. Хотя после Марфиных прикосновений вроде как стало полегче. – Это их безвременники.
– Сначала он, а уже потом безвременники. – В голосе Лики ему послышалась гордость. Это она им гордится, что ли?
– А ты как? – Эльза тоже разглядывала Ликино лицо, и добрый доктор Никитос уже порывался осмотреть их обоих. Вот же напасть! Но все равно приятно, черт возьми!
– Я нормально, а вот у него, наверное, сотрясение! – Лика кивнула на Лешего. Перевела, так сказать, стрелки.
– Ой, рыбки кто-то наловил! – воскликнула Марфа.
– Не кто-то, а я! – Леший расправил плечи. Добытой рыбкой он гордился куда больше, чем всем тем, что произошло до того. Что бы там ни думала Лика и остальные. – Очень, знаете ли, кушать захотелось, а повариха куда-то пропала! – Он улыбнулся Марфе самой обаятельной из своих улыбок.
– Так я сейчас! – Марфа уже тянула с плеча Архипа рюкзак с припасами. – Ухи сварю! Тут еще и на поджарку останется! Вы мне только костер разведите!
И все как-то сразу завертелось, забило ключом, словно не было никаких бед и напастей, словно все у них хорошо. Есть еда, есть крыша над головой. Все живы и здоровы.
– Знаешь, чей он? – Леший подошел к Архипу. – Тот прикурил и сейчас задумчиво смотрел на дом.
– Догадываюсь. Переночуем в нем, места должно всем хватить. И защитные ставы, я чувствую, еще сохранились.
– Ставы? Хочешь сказать, что непростой домик?
– Прапрадеда моего дом. – Архип шагнул к крыльцу. – Никто из моих предков его найти не мог, а ты нашел, – он снова как-то странно посмотрел на Лешего, а потом сказал, обращаясь сам к себе: – Наверное, время пришло.
Та осень запомнилась обитателям Соснового диким каким-то страхом. Замерла жизнь во всей округе, затаилась в ужасе. Степан тоже боялся. Выезжал с Дмитрием в добровольный дозор, а думать мог только о тех, кто остался заложниками в Горяевском. Оксана, Аленка, Настена с маленькой дочкой. Девочку крестили Марией. Степан и крестил. Стоял под сводами церкви со спящим дитем на руках и просил Боженьку только об одном, чтобы уберег он невинные души, а ему, Степану, дал сил защитить этот мир от Врановой Погони. За девочками в его отсутствие присматривал Григорий Анисимович. Хорошим оказался человеком Игнатов управляющий. Хорошим и неглупым. Кажись, понимал получше других, что творится в Горяевском, но службу свою нес исправно. Хоть и становилась эта служба с каждым днем все тяжелее и тяжелее. Как пожар, летела по тайге дурная молва, народ разбегался из поместья в страхе.
Кое-кого еще можно было удержать обещаниями или большими деньгами, но таких отчаянных с каждым днем становилось все меньше. Первым уехал садовник-англичанин, потом французский повар. Разбежались музыканты и горничные. На глазах дичал оставленный без людской заботы парк, затягивало тиной некогда прекрасный пруд…