– А чего ты ржешь, Гриня? – тут же обиделся Зверобой. – Сам посуди! Сначала босые мужские следы, потом звериные. И зверь – не зверь. И глаза огнем горят.
– Пить нужно меньше, – сказал Григорий, отсмеявшись.
– Да я уже месяц в рот не брал! Или ты думаешь, что это я сам себя покусал?! – Зверобой в ярости дернул с плеча куртку и тут же застонал от боли.
– Я думаю, что если это был оборотень, то тебе, Вася, хана! Через месяц сам начнешь на луну выть и на людей бросаться.
– Тьфу на тебя! – Зверобой испуганно перекрестился, бросил быстрый взгляд на Власа и сказал виновато: – Извините, товарищ командир! Это я от неожиданности, так-то я неверующий. Атеист я.
– Атеист, а сам про оборотней нам тут рассказываешь, – усмехнулся Влас. – Не разобрался ты, скорее всего, в темноте и со зверем, и со следами. Или почудилось что в тумане. Туманы ж нынче стоят странные. Давно таких не припоминаю.
– Но от нас все равно держись подальше, – поддел Григорий. – Особенно в полнолуние.
– Дурак ты, Гриня! – Зверобой махнул на него здоровой рукой. – Тебе бы все шуточки шутить, а я докажу! Пристрелю эту гадину и башку красноглазую тебе принесу, чтобы ты собственнолично убедился! Вася-Зверобой врать не приучен!
– Да ты не обижайся. – Сделалось неловко за эти свои насмешки. Ведь Васька и в самом деле пережил страшное. По его вине, можно сказать, пережил. – Мы тут всякого навидались. Может и в самом деле зверь какой. Ну, что-то небывалое, нездешнее. Рана ведь у тебя настоящая.
– Вспомнил он про рану! – Зверобой был парнем вспыльчивым, но отходчивым. Да и, по всему видать, не хотелось ему сейчас от них уходить. – А я тебе так скажу! Дед мой, царствие небесное, мне про этого оборотня еще в детстве рассказывал! – Он глубоко затянулся папиросой. – Он тогда сам еще пацаном был, когда своими собственными глазами его видел. И не смейся! Нечего тут… Вот когда Гремучий ручей подожгли, – он бросил быстрый взгляд на Власа, сказал: – Вы ж нездешний, товарищ командир, а наши эту историю все знают. Темная история, кровавая! Дед рассказывал, что молодую хозяйку деревенские тогда в ведьмовстве заподозрили.
– В ведьмовстве? – Влас удивленно приподнял бровь.
– А как иначе? Мужики стали в Видово пропадать. Все молодые и крепкие, как на подбор. А потом их всех в овраге нашли с разорванными глотками, словно бы зверь какой их… тогось. – Зверобой выпучил глаза. – Ну, на зверя и подумали. А один из мужиков возьми и сознайся, что это молодая барыня ворожбу наводит, что на него тоже пыталась напасть, но он убежал. Ну, тогда все деревенские и поднялись, двинулись на усадьбу. Барина прирезали и на дереве вздернули, а ведьму эту, вроде как, в часовне заперли и спалили. Только вот не нашли потом в часовне ни косточки. А все почему?
– Почему? – спросил теперь уже Григорий. Сам он краем уха слыхал, что в Гремучем ручье еще до революции творились когда-то страшные дела, но вот какие именно, уточнить не удосужился. Не до того как-то было, не до легенд. А легенда вот, оказывается, какая. Вот как ее люди видят.
– А потому, что молодая хозяйка была оборотнем, – сказал Зверобой очень серьезно. – Дед мой своими собственными глазами все видел.
– Что видел? Как молодая хозяйка в волка перекинулась?
– Считай, что так. Его тогда в усадьбу не взяли, потому что малой еще был. Но он сам побежал, любопытно ему стало, говорит. Вот и увидел все своими собственными глазами, а потом уже мне перед самой смертью рассказал. Любил он меня, на охоту всегда с собой брал.
– Так что там было? – спросил Влас в нетерпении.
– А то и было! Увидел дед, как упала молодая барыня на землю, прямо под куст. Чего упала, он не понял, не доглядел, поздно подбежал. Вот, значит, упала она! Дед подумал, что все – померла, а тут видит, из кустов выбирается черная монстра с красными глазами. Оборотень! Дед тогда так испугался, что потом всю оставшуюся жизнь заикался. Может, и умом немного того… тронулся, потому что все рассказывал, что у монстры было три головы. Но такого ж быть точно не может! Где это видано, чтобы оборотень был о трех головах?! Примерещилось деду со страху. Но ни батю моего, ни меня он в Гремучий ручей не пускал. Ни в усадьбу, ни в лощину. Дед думал, что кто-то ведьму тогда прибил. Уж не знаю, в каком обличье: человечьем или волчьем. А теперь вона что. Снова объявился оборотень. Сначала в Гремучей лощине, а теперь, выходит, и в лесу. Эх, нет у меня серебра! – Он вздохнул. – А то бы отлил хоть одну серебряную пулю. Я слыхал, оборотня можно только серебром завалить. Уж я бы постарался, мне бы одного выстрела хватило.
Вот такая интересная получалась история! Вот так и рождаются сказки со слухами. Были упыри, стали оборотни. А все потому, что настоящей правды никто не знал. А если и знал, как тетя Оля, то предпочитал молчать. Ничего, Григорию сейчас эти сказки про оборотней были только на руку, отводили от него подозрение. Если у кого-то подозрение могло зародиться. И Ваську Зверобоя теперь можно не стыдить и не подшучивать над ним. Вряд ли Влас поверил в эти россказни про оборотня. Да и кто бы поверил?
– И что сейчас? – спросил он. – Что думаешь делать?
– Вы куда собрались? – вопросом на вопрос ответил Зверобой.
Влас промолчал. Григорий лишь пожал плечами. Если уж товарищ командир не хочет делиться своими планами, то ему и сам бог велел.
– А не важно! – Зверобой снова махнул рукой. – Я с вами до лощины дойду, а там разбежимся. – Я думаю, он в лощину утек.
– Оборотень?
– Оборотень! Мы с ним теперь как нитка с иголкой. Куда он, туда и я. Дело чести. А вам я мешать не стану, – он покосился на Власа. – И до ваших интересов мне никакого дела нет. Как скажете, так сразу и уйду. Товарищ командир, вы ж меня знаете. Разве ж я вас когда подводил?
– Не подводил, Василий. – Влас тоже натянул рубаху. – И не подводил, и хорошего ничего не сделал.
– А что я должен был хорошего делать? – обиделся Зверобой. – Я ж, считай, связной у вас. И проводник тоже. И жратвы я вам в отряд приношу. Кто вам зайцев добывает?
– Ладно. – Влас мотнул головой. – Пока с нами иди, а там видно будет. Что там в деревне нового?
– А что там может быть нового, когда деревни больше нет? – Зверобой помрачнел. – Головешки одни да ветер в комлях свищет. Воет по ночам так, что аж жуть берет.
– Так может это не ветер, а оборотень? – не удержался Григорий, но под укоризненным взглядом Власа виновато улыбнулся.
Собрались быстро. Да и что там за сборы? Натянуть подсохшую одежду, загасить костер. По прикидкам Григория, к Видово они выйдут еще засветло. Что делать потом, он пока не решил, как и не был уверен в том, где искать пацанов. Придется полагаться на свою фирменную чуйку, которая пока молчала. Кстати, Зверобою можно было сейчас не волноваться из-за Горыныча. Горыныча поблизости точно не было. Григорий очень надеялся, что Темный пес ушел с ребятами, что поможет им, случись что.
– А что немцы? – спросил Влас после долгого молчания. Смотрел он при этом на Зверобоя. – Какие сейчас у них передвижения?
– Про город не скажу. – Зверобой все вертел головой, высматривал своего оборотня. – К городу я не суюсь, сами понимаете. А в лощине что-то затевается.
– Что затевается? – спросил Григорий в один голос с Власом.
– Не знаю. Видел, как машины немецкие туда-сюда катаются по дороге, что идет из Видово в Гремучий ручей. А чего им кататься, если в усадьбе больше ни живой души?
– Часто катаются? – деловито уточнил Влас. – С солдатами или порожняком?
– Один раз видел легковую. Два раза грузовик. За рулем легковой – какой-то офицер. Лица не разглядел, далеко было. А у грузовика кузов брезентовый, поэтому не понять, что или кто там внутри.
– Уверен, что ездили в Гремучий ручей? – продолжал допытываться Влас.
– А куда ж еще? Нет в той стороне больше ничего, кроме усадьбы. А что вы так удивляетесь, товарищ командир? Там же вроде все целое, в пожаре только часовня пострадала. Так она и раньше была в разрухе. Заезжай и живи!
– Заезжай и живи… – в задумчивости повторил Влас, а Григорий подумал, что искать пацанов нужно непременно в лощине, в окрестностях Гремучего ручья или даже в самой усадьбе. Что-то ведь понадобилось фрицам в этом разоренном гнезде! Зачем-то же они туда мотаются из города! Может, и в самом деле пытаются обустроить новый гарнизон? Только кому нужен гарнизон, поблизости от которого есть лишь сожженная деревня? Не проще ли разбить казармы поближе к городу? Оно-то проще, но машины отчего-то туда-сюда ездят.
Был еще один вариант. Фрицы могли перевозить из усадьбы мебель и другое добро, которое доставляли в нее по приказу фон Клейста. Фон Клейст сдох, ему эти буржуйские блага теперь без надобности, а вот новому немецкому начальнику очень даже могут пригодиться.
– Охрана на воротах есть? – спросил Влас.
– Не знаю. Так близко я к усадьбе не подходил. Незачем мне, да и страшновато как-то.
– Страшновато? – Влас глянул на него с легкой брезгливостью. – Фрицев испугался, Василий?
– Не фрицев, – в голосе Зверобоя послышалась обида. – Просто место там такое… темное. – Он посмотрел на Григория, словно призывая его в свидетели. – Там и до войны было неуютно, а сейчас совсем уж жуть. Гул этот…
– Какой гул? – спросил Влас недоуменно.
– Акустический феномен, – заступился за Зверобоя Григорий. – Нам еще в школе на уроках географии про него рассказывали. То ли гул, то ли вибрация. Кто-то ее слышит, кто-то вообще ничего не чувствует. Кто-то говорит, это ветер так в ветвях шумит по-особенному, а кто-то утверждает, что это все из-за ручья. Вроде бы, он потому и назван Гремучим, из-за этого вот звука.
– И вы его слышите? – Влас, кажется, снова заинтересовался. Как в тот раз, когда Зверобой рассказывал историю про оборотня.
– Слышу. – Зверобой кивнул. – Раньше тише было, а теперь усилилось все. – Он посмотрел на Григория, спросил: – Гриня, а ты как?
– И я слышу. Не скажу, сильнее он стал или нет. Не помню. Но слышу довольно отчетливо. Гремучая лощина – местечко необычное. Одни только туманы чего стоят.