Перочинный ножик, детская игрушка, удобно лег в ладонь. Не подвел механизм, выбрасывающий вперед остро наточенное лезвие. И рука не дрогнула, втыкая нож в собачье горло. И какие-то неведомые, дикие инстинкты сработали, заставляя ее провернуть рукоять. А потом все вокруг вдруг замерло, мир померк и дышать стало почти невозможно под тяжестью свалившегося на нее косматого тела. Силы тоже как-то враз закончились, наверное, все ушли на тот проворот рукояти.
Это бессильное бесчувствие длилось недолго. Из-под мертвого пса Лида выбралась самостоятельно и тут же очутилась в объятьях плачущей Сони.
– Лида… Лидочка… – Соня гладила ее по щекам, трясла за плечи. – Лида, как ты?
– Соня, – сказала она, глядя прямо в расширившиеся от ужаса Сонины зрачки, – нам нужно уходить. Сейчас!
Девочка не стала спорить. Девочка смотрела на ее окровавленную ногу.
– Больно? – спросила шепотом.
– Нормально. – Она еще не знала, больно или нет. Наверняка она знала лишь то, что кость цела и сосуды не задеты. Со всем остальным можно разобраться потом. Если оно когда-нибудь наступит, это «потом».
– И идти сможешь?
– Если ты мне поможешь.
На самом деле, она могла идти, но ей нужно было увести отсюда Соню. Увести так, чтобы чувство вины, которое девочка испытывает уже сейчас, не выросло многократно.
– Если ты мне поможешь, мы сможем добраться до города и вызвать подмогу.
Не к кому будет вызывать подмогу. Лиде хотелось верить, но она знала правду, знала, как действуют карательные отряды. Сейчас, глядя в черные Сонины глаза, она мысленно прощалась и просила прощение у тех, кто остался в отряде, у тех, кого она не смогла спасти.
А девочка ей поверила. Наверное потому, что хотела верить, что в их силах хоть что-то исправить. Пусть верит. В этом страшном мире без веры никак.
Они уходили так быстро, как это позволяла прокушенная Лидина нога. Потратили лишь пару минут, чтобы наложить кровоостанавливающую повязку и бегло осмотреть рану. На первый взгляд, рана была не страшная, но собачьи укусы – это гарантированная инфекция. Значит, понадобится лекарство. Если у них получится добраться до города и Тимофея Ивановича. А пока перед ними была другая, не менее серьезная проблема. Болото. Через трясину Лида никогда не переходила сама. Самый первый раз, когда подпольщики отбили ее у немцев, она вообще была без сознания. Все последующие разы пересекала трясину в сопровождении кого-то знающего из отряда. Да, ей объясняли, как действовать и на что смотреть. Да, кое-что она подмечала сама, но никогда не совалась на болото в одиночку.
Идти старались по самому краю трясины, делая большой крюк, обходя черные болотные «оконца» и зыбучие участки. Прошли почти половину пути, когда Соня с криком ушла под воду. Нет, не под воду, провалилась по пояс, но не в воду, а в густую, бездонную болотную жижу, где каждое движение – маленький шажок к погибели.
Пригодились рассказы бывалых и чахлая березка, растущая поблизости. Березку Лида перешибла ногой, от чего рана тут же разнылась и закровила. А дальше уже Соня не оплошала, ухватилась за протянутый к ней стволик, медленно, без лишних движений выбралась на твердую почву. Лиде оставалось лишь упереться ногами в землю и тянуть изо всех сил.
Несколько минут они просто лежали на спинах, глядя в ярко-синее небо, а потом Соня сказала:
– Нам нужны посохи.
У Лиды уже был посох. Если срезать ветки с березки, получится то, что надо. Посох был, а силы куда-то улетучились, она молча протянула нож Соне.
Из доброго десятка деревцев Соня выбрала осину, не самую крепкую, не самую прямую. Мало того, Соня остро заточила один из концов своей палки, осмотрелась, сказала с досадой:
– Больше осин нет. Ничего, потом найдем.
Наверное, из-за холода и накатившей вдруг слабости Лида и не стала спрашивать, зачем им осина, вместо этого она сказала:
– Соня, нам нужно развести огонь.
Разводить огонь решили после того, как выберутся из трясины, потому что мало ли что. Выбирались добрых четыре часа. Осторожничали, проверяли дорогу палками, старались не спешить. Потому, когда дело дошло до костра, обе они продрогли до костей, несмотря на яркое солнце. Солнце это пока еще только светило, но не грело. В отличие от огня.
Разделись до сорочек. Лиде тоже пришлось. Вот тогда Соня и увидела следы. Не всю спину, нет, но шрамы заходили и на плечи. Не носить ей теперь сарафанов. Даже платьев с короткими рукавами не носить…
– Что это? – Соня коснулась шрама кончиками пальцев.
Лида вздрогнула.
– Больно? – испугалась Соня.
Нет, ей не было больно, но она до сих пор страшилась прикосновений. Наверное, так теперь будет всегда. Наверное, этот страх останется с ней вместе с головной болью и кошмарами.
– Нет. – У нее получилось улыбнуться. – Все давно зажило.
– Это… они? – спросила Соня шепотом.
Лида молча кивнула, подсела поближе к костру. Соня уселась рядом, порывисто обняла ее за плечи, сказала с тихой яростью:
– Гады! Ненавижу!
– Все будет хорошо. – Она погладила девочку по голове. – Все у нас будет хорошо.
Так они просидели пару часов. Одежда не просохла до конца, но ждать дольше было опасно. И без того уже становилось очевидно, что к ночи они до города не доберутся и придется ночевать в лесу. Отчего-то Соню страшила именно перспектива остаться ночью в лесу. Сама Лида больше переживала за то, что из провианта у них с собой есть лишь по куску сухаря, а еще за рану. Рана больше не кровила, но выглядела не слишком хорошо. Вспомнив уроки биологии, которые давал ей Зосимович, Лида осмотрелась в поисках мха, нашла зеленую кочку, сорвала пук, приложила к ране, забинтовала. Зосимович часто использовал мох во время перевязок, говорил, что за неимением лучшего, но она видела результаты таких перевязок. Хорошие были результаты.
Теперь, когда вопрос с раной и мокрой одеждой был хотя бы частично решен, оставался еще один страх. Ни она, ни Соня не умели ориентироваться в лесу. Точнее сказать, Лида умела, но только в теории. Вот и пришло время проверить теорию на практике.
Какое-то время казалось, что они ходят по кругу. Ландшафт не менялся! Все та же уже не зыбкая, но сочащаяся сыростью почва, все те же чахлые деревца, среди которых Соня выбрала молодую осинку и сделала новый посох для Лиды. Спрашивать, зачем ей посох, Лида не стала. Опираться на него было удобно, получалось хоть как-то разгружать раненную ногу. Хотя и собственный посох Соня не выбросила, может быть, рассчитывала отбиваться им от диких животных? Никто из них не знал, какие животные водятся в здешних лесах, но подозревали, что волки точно забредают, а потому держали ухо востро.
Отпустило их лишь тогда, когда лес начал наконец светлеть, сосны вытянулись и окрепли, а земля под ногами больше не пружинила. Как бы то ни было, а из болота они вышли. Если Лида не ошиблась в расчетах, то идут они в правильном направлении.
Когда сгустились ранние весенние сумерки, Лида начала терять надежду.
– Соня, – она остановилась, оперлась на свой посох. – Соня, я не уверена, что это правильная дорога.
Никакой дороги не было, был девственный лес, медленно и неуклонно погружающийся во тьму. Лес, которого до смерти боялась Соня.
– Нам, наверное, нужно готовиться к ночевке. – Лида старалась, чтобы ее голос звучал уверенно. Вот только «наверное» нужно было исключить из полной уверенности фразы. – Соня, пока светло, мы поищем укромное место. Если ты боишься зверей, мы разведем костер и будем дежурить по очереди.
– Я боюсь не зве… – Начала было Соня, но оборвала себя на полуслове. – Лида, мы правильно идем! – В ее голосе впервые за долгие часы появились нотки уверенности. – Вот это дерево! Я его помню!
Она указала рукой на причудливого вида сосну. Ствол изгибался под прямым углом и какое-то время шел почти параллельно земле. Такое точно не забыть.
– Что тут поблизости? – спросила Лида с надеждой.
– Заброшенная лесопилка. – Соня поежилась. – Но нам туда не надо, Лида. Давай попробуем добраться до Видова.
– Видово сожгли.
– Может быть остались какие-то сараи? Что-нибудь на самой окраине? Пойдем, Лида, я знаю дорогу!
Заброшенная лесопилка казалась Лиде вполне подходящим местом для ночевки, но что-то в голосе и выражении лица Сони заставило ее отказаться от уговоров. Успокаивал уже сам факт, что они на правильном пути и до города не так далеко. В конце концов, можно попробовать идти всю ночь. Лида понимала, что идея эта бессмысленная, никто, находясь в здравом уме, не станет бродить по незнакомому лесу ночью. Риск сломать в темноте ноги – это самое малое, что им угрожает. Все-таки придется искать какое-то укрытие.
Соня оказалась права: через несколько километров лес начал заметно редеть. Света от заходящего солнца еще хватало, чтобы разглядеть сначала недавнюю вырубку, а потом и притулившуюся на опушке избушку.
– Нашли! – выдохнула Соня с облегчением. – Лида, смотри, как все хорошо получается!
Лиде тоже казалось, что получается все очень хорошо. По крайней мере, этой ночью у них будет крыша над головой.
Домик оказался не заперт. Внутри он был таким же крошечным, как и снаружи. Если судить по нескольким покосившимся ульям, когда-то он служил временным пристанищем для пасечника. Внутри было немного пыльно, но вполне терпимо. Имелась даже узкая лежанка и, что важнее, небольшая железная печурка с вязанкой кем-то предусмотрительно собранного валежника. На печурке даже стоял старый закопченный котелок.
Лида устало опустилась на лежанку и как-то враз поняла, что встать на ноги ее теперь не заставят никакие силы. Усталость накатила внезапно, а вместе с ней и боль в раненой ноге. И если в дороге хоть как-то удавалось отвлечься, то сейчас не получалось. Захотелось лечь и закрыть глаза. А еще у нее, кажется, начинался жар. Лида потрогала свой лоб, но так и не поняла, знобит ее от усталости или от начинающейся инфекции. Даже есть не хотелось, только пить. Последний раз они пили из лесного ручья. Вода была холодной и вкусной, но набрать ее было не во что, а про запас не напьешься.