В обычной человеческой жизни рассуждения эти заняли бы у Григория и время, и определенные силы, но сейчас мысли были быстрыми, как ласточки, и острыми, как кинжалы. Кровь дарила не только пресыщение, но и силу. Нет, пока не всесилие, но где-то очень близко.
Захотелось вернуться в дом к Тимофею Ивановичу, убедиться, что с Лидией все хорошо. Он не стал, он и так понимал, что все будет хорошо. Во всяком случае с телом. Как быть с душой, они потом решат. Может быть, вместе, а может быть он примет решение за них обоих. Душу ранят воспоминания. Ему ли не знать? Он сотрет самые страшные, самые кровавые воспоминания. Ему ли не уметь? Но все это потом, после того как они разберутся с упырями. С каждым из них!
Григорий запрокинул лицо к хмурому, совсем не апрельскому небу. Слизнул с губ дождевую каплю. У капли был солоноватый вкус. Как у слез. Или как у крови?
Время тянулось. Нет, время, кажется, вовсе остановилось после ухода Стеллы.
– Дела, мальчики, – сказала Стелла, надевая на голову нелепую фетровую шляпку, которая удивительным образом ей шла. – Мне нужно договориться насчет вас с комендантом. Потом решить все с Зиночкой. И в конце концов мне нужно время, чтобы привести себя в порядок. Я ужасно выгляжу.
На взгляд Власа, выглядела она чудесно. Он даже попытался ей об этом сказать, но вовремя прикусил язык. Кто он такой, чтобы делать комплименты такой удивительной женщине?
– Не скучайте, мальчики! – сказала Стелла. Сказала всем, но смотрела на него, на Власа. Как-то по-особенному смотрела. Или это ему показалось?
Гриня вернулся вскоре после ее ухода. Влас стоял у окна, вглядывался в серую пелену тумана, когда в стекло постучали. Сначала постучали, а потом посмотрели… Бледное Гринино лицо появилось так внезапно, что Влас едва не отшатнулся. Гриня помахал ему рукой, усмехнулся какой-то непривычной, диковатой ухмылкой. На мгновение в ухмылке этой Власу почудились клыки. Наверняка, почудились. А Гриня уже сделал знак. Мол, выйди-ка, товарищ командир, в подъезд, разговор есть. Он и вышел. Глянул на о чем-то тихо разговаривающих ребятишек, убедился, что с ними все в порядке, и выскользнул сначала из комнаты, а потом и из квартиры.
Гриня ждал его за дверью, стоял, прислонившись спиной к стене. В сумраке разглядеть выражение его лица не получалось, но Влас шкурой чуял – что-то случилось.
– Ну что? – спросил он шепотом, косясь на дверь соседней квартиры.
– Там никого нет, не боись, – сказал Гриня насмешливо, но тут же посерьезнел: – Я нашел ее, Влас.
– Живой?.. – Сердце екнуло, потому что, если бы живой, Лидия была бы здесь, но ее не было.
– Живой. – Гриня кивнул. – Отнес к доктору.
– Отнес? С ней все в по…
– Будет, – Гриня не дал ему договорить. – С ней все будет в порядке, Влас. Я об этом позабочусь.
Голос его был такой, что не было никакой нужды спрашивать, что Вольф сделал с Лидией. Что-то наверняка сделал, если она сейчас не с Гриней, а под присмотром Тимофея Ивановича. И Гриня тоже намерен что-то сделать…
– Вольф? – спросил Влас, и Гриня кивнул.
– Я нашел последнего упыря, – сказал он, понизив голос до едва различимого шепота. – Того самого, который наплодил всю эту… – он поморщился, – всю эту нежить.
– И кто это?
– Он.
– Кто – Вольф?!
Гриня снова кивнул.
– Ты уверен?
– Я уверен. На шее у Лидии раны. Это точно Вольф.
– Но как? Гриня, ты же встречался с ним раньше! Он уже тогда?..
– Не знаю. Нет, я не думаю. Тогда я был весь в кровище. Очень тяжело устоять перед таким соблазном, если ты понимаешь, о чем я.
– Но ты ведь устоял? – Он не хотел, чтобы получился вопрос, он хотел, чтобы было утверждение. Но вышло то, что вышло.
– Не устоял. – В сумраке подъезда полыхнули и тут же погасли два красных огонька. Влас выдержал, не отшатнулся. Даже за пистолетом не потянулся, хотя очень хотелось.
– Лидия? – только и хватило сил спросить. Он знал, как действует Вольф, и помнил, в каком состоянии доставили тогда Лидию в отряд. Там тоже была… кровища.
– Не обижай меня, товарищ командир. – В голосе Грини не было обиды, только смертельная усталость. – Я бы скорее себя, чем ее…
– Тогда кого? – От сердца отлегло, и рука, которая все-таки сама собой потянулась в карман, расслабилась. Только курить захотелось очень сильно.
– Фрицев, – сказал Гриня просто. – Двоих из карательного отряда. Они меня того… решили без суда и следствия. А я не утерпел, я их самих без суда и следствия. – Быстрым движением он вытер губы, словно на них до сих пор была кровь. Хотя Влас точно знал – не было.
– И каково оно? – Кто б думал, что станет о таком спрашивать, но раз уж так вышло, что его друг – упырь, нужно знать подробности. На всякий пожарный, чтобы знать, как действовать в случае чего.
– Лучше тебе на знать, – сказал Гриня с усмешкой.
– Хорошо. – Он кивнул, вытащил из кармана пачку папирос, одну сунул в зубы, вторую протянул Грине. – Тогда скажи другое, ты можешь это контролировать?
– Могу. – Гриня тоже сунул папиросу в зубы и тоже не зажег. Конспирация… – Если очень постараюсь.
– С Лидией получилось.
– Я очень старался.
– Но потом тебе попались фрицы?
– Попались.
– И ты решил, что можешь… расслабиться?
– Я ничего не решал, Влас. Я просто… расслабился.
– Как тогда с зайцем?
– Зайца было жальче.
– Понимаю. Я бы и сам… зубами рвал.
– У тебя бы не вышло зубами.
– А у тебя как?
– А у меня клыки. Представляешь? – И снова улыбнулся. Не было никаких клыков, Влас специально посмотрел. – Они того… выдвигаются.
– У Клауса что-то не выдвигались.
– Это потому, что Клаус сдох. Когда я сдохну, моя черепушка тоже, наверное, будет такая… зубастенькая. Заберешь ее себе, будет у тебя коллекция.
– Чушь не неси, Гриня! – сказал Влас зло. – На хрен мне твоя зубастенькая черепушка?!
Гриня пожал плечами. Выглядел он странно, словно с похмелья. Из-за крови? Они все такие после этого дела?
– Про всех не скажу, а меня штормит.
– Ты еще и мысли читаешь?
– Не всегда, но твои написаны у тебя на морде, товарищ командир.
– И как думаешь, надолго тебя теперь хватит?
Это был важный вопрос, от ответа на него зависело очень многое. Не мог он взять с собой на задание упыря, который не умеет справляться со своими… потребностями. Уж больно рискованно.
– Я умею справляться. По крайней мере, понимаю, как. Зайца на пару дней хватило, а тут не зайцы… – Он замолчал, а когда заговорил, в голосе его слышалась задумчивость: – Это состояние такое, Влас, особенное состояние, когда ты горы готов свернуть движением мизинца. Скорость, сила, изворотливость. Мозги, опять же, работают в разы быстрее. Я называю это потоком.
– Состояние?
– Состояние. Оно многое дает, но и многое отнимает. Когда я в потоке долго, мне нужны силы, а силы для меня, как выяснилось, это кровь.
– А если без потока, если по старинке?
– Если по старинке, то продержаться могу долго. Ну, мне так думается.
– И силы все свои особенные растеряешь?
– Не все. Буду однозначно сильнее любого из людей, но слабее себя того… из потока.
– Так и будь без потока. – Дельный ведь совет, но Грине он что-то не понравился.
– Не могу, Влас. Хорошо там, чувства глохнут, боли нет.
– Так это не жизнь, если без чувств и без боли. Разве не так?
– Так. – Он вздохнул, отчаянным движением взъерошил волосы.
– А если приловчиться? – спросил Влас. – Ну, чтобы и нашим, и вашим. И человеком, и этим…
– Упырем, – закончил за него Гриня.
Влас кивнул, посмотрел вопросительно.
– Сможешь?
– Я стараюсь. Только и делаю, что ищу эту грань между… нашим и вашим. Я сейчас о другом. Я о том, что там, в Гремучем ручье, вам, возможно, больше пригодится моя упыриная часть. Ты уже сейчас должен это понимать.
– Я-то понимаю, а с остальными как?
– Остальным знать это не нужно. Никому, понимаешь?
– И… Лидии?
– И Лидии. Кому нужно такое… чудовище? Вот ты мне скажи?
– Не чудовище ты. – И ведь не соврал. Не видел он больше в Грине чудовище. Наоборот, человека он в нем видел с каждым днем все яснее и яснее. – Но я понимаю, что ты хочешь сказать.
– Ты прикрой меня там, если что. Я сам себя иногда боюсь, Влас. Не хочу, чтобы еще и они меня боялись.
– Я не боюсь.
– Это ты просто еще мои клыки не видел.
– Да пошел ты со своими клыками, Гриня! – Сказал и похлопал по плечу. Плечо было крепким, жилистым – дружеским.
– Спасибо, – сказал Гриня с чувством, и глаза его снова сверкнули красным.
– Ладно. – Влас убрал руку. – Пойдем в дом, нам еще многое нужно обсудить.
– Погодь, – сказал Гриня и отступил от стены к окну. – Осмотри-ка меня, сильно я в кровище изгваздался?
Влас осмотрел, нашел единичные капли. Гриня оказался аккуратным упырем. Но он ему об этом не сказал, не стал сыпать соль на раны.
– Уже и сам вижу. – Гриня разглядывал манжет своей рубашки.
– Если что, скажем, что это Лидии. Ты же ее на руках нес.
– Нес. – Гриня тут же помрачнел. – Влас, тут такое дело… – Он замялся, а потом продолжил: – Не надо им пока знать про Лидию. На всякий случай, понимаешь?
– Ты думаешь, она может того… – Влас почувствовал, как взмокли ладони. – Что может перекинутья?
– Нет. – Гриня покачал головой. – Она нормальная. Абсолютно. Я о другом. Если ты чего-то не знаешь, то не сможешь об этом рассказать.
– Понимаю. – Влас кивнул. В доводах Грини ему виделась определенная логика. – Любой из них может попасть в плен. Любой! И выдержат ли они пытки? Про себя Влас надеялся, что выдержит, но ребята… Особенно Соня. Еще была Стелла, и от мыслей, что Стеллу могут подвергнуть допросу и пыткам, делалось дурно.
– Опять же, мысли о Лидии могут их отвлечь… – Гриня взъерошил волосы. – От основного отвлечь. Пусть пока думают, что я ее не нашел.
– Скажем, что пока не нашел. – Влас сделал ударение на слове «пока». – Чтобы оставить надежду. – Надежда – это теперь единственное, что у них осталось. – А сейчас пойдем! Нет у нас времени на пустые разговоры, Гриня.