– Это ее рисунок. – Мирон плюхнулся в кресло для посетителей. От заверений Харона, что с психикой у него полный порядок, как-то сразу полегчало. Харон бы врать не стал, не тот он человек.
– Чей?
– Той девчонки с ЧМТ.
– Где ты его нашел?
– Сегодня в овраге.
– Ты снова спускался в овраг? – Наверное, если бы у Харона были брови, они бы непременно уползли вверх. По крайней мере, лоб он наморщил, а это можно было считать максимальным проявлением эмоций. – Зачем?
– Мне приснился сон. Ты веришь в вещие сны?
– Я верю, что подсознание пытается общаться с нами посредством снов. Что было в этом твоем сне?
– Я ее убивал. Ту девчонку. То есть, не я лично, но я был в шкуре того, кто пытался ее убить. Он сначала сбил ее мотоцикл своей машиной, а потом столкнул в овраг. Он был уверен, что она мертва. Он даже не стал проверять пульс.
– Она и была мертва. – Харон переплел тонкие пальцы, положил на них подбородок. – Может быть, клиническая смерть. Может быть, что-то близкое к анабиозу. Я был уверен, что ее скоро призовут.
– А про нее, похоже, все забыли. И на земле, и на небе. Он обыскал ее одежду, забрал мобильник и документы, сбил и забрал с собой номерной знак с мотоцикла. Он не хотел, чтобы ее опознали в случае обнаружения.
– Рисунок? – спросил Харон.
– В моем сне он вытащил этот рисунок из кармана ее куртки. Вытащил и выбросил за ненадобностью.
– И ты, проснувшись, решил наведаться в овраг. Так?
– Идиотизм, правда?
Харон ничего не ответил.
– Да, я спустился в овраг и нашел вот это. – Мирон кивнул на лежащий на столе листок бумаги.
– Он мог попасть туда когда угодно, – сказал Харон задумчиво. – Почему ты решил, что рисунок принадлежал ей?
– Потому что у нас с убийцей есть кое-что общее. Мы оба видели призрака. – Мирон помолчал. – Либо у нас с ним были одинаковые галлюцинации.
– Что ты видел? – Харон оторвал взгляд от рисунка и перевел на Мирона.
– Я видел вот эту зверюшку. Только в моем видении, ну или галлюцинации, это уж как тебе удобнее, зверюшка была с одной головой.
– Обычная собака? – уточнил Харон.
– У обычной собаки четыре лапы, хвост и голова, а у той, которую я видел, вместо башки был череп! Вот точно такой же, как на картинке.
– Оно тебе угрожало? – спросил Харон.
– Оно?
– Это существо.
– Оно на меня скалилось, а потом прыгнуло и истаяло в воздухе. Ну, хрестоматийный же призрак, да? Или все-таки душевное нездоровье?
Прежде чем заговорить, Харон очень долго молчал. Мирон уже начал тревожиться.
– Я бы не стал спешить с выводами. Есть доказанные случаи появления призраков. Или субстанции, которую люди из-за узости кругозора называют призраками.
– Аж от сердца отлегло, – усмехнулся Мирон.
– Видеть их могут не все, – продолжил Харон, не обращая внимания на его сарказм. – Только люди с определенной психической настройкой.
Выходит, рано радовался. Там, где определенная психическая настройка, там и до шизофрении недалеко. Но, с другой стороны, было там еще и кое-что материальное, хоть и странное.
– А летучие мыши – это к чему? – спросил он у Харона.
– Снились? – Харон слегка подался вперед.
– Да нет, летали над местом преступления. Но это уже не утром, а той ночью, когда ты ее притащил. Летучие мыши – это нормально?
– Я не знаю. – Харон пожал плечами, а потом спросил: – Как она?
– Джейн?
– Почему ты называешь ее Джейн?
– Потому что Джейн Доу, неопознанная.
– Джейн Доу называют неопознанных мертвых женщин. Эта девушка все еще жива. – Харон неодобрительно покачал головой. – Мне кажется, это неэтично.
– Приплыли… А как прикажешь мне ее называть?
– Не знаю, но твое определение в корне не верно. Так как она себя чувствует?
– Она себя чувствует хреново. Не живет и не умирает. Это если образно. Сам Вышегородцев провел ей операцию. А Вышегородцев, между прочим, это…
– Я знаю, кто это, – перебил его Харон.
– Отлично! Вышегородцев ее прооперировал, но положительной динамики пока нет. Ждемс…
– Ждите. – Харон снова потянулся за журналом, давая понять, что аудиенция закончена. Да, собственно, так оно и было. Все, о чем хотел, Мирон у него спросил, а тратить свое и чужое время на бессмысленные разговоры, было глупо. Но можно было сделать еще кое-что!
Глава 10
Выйдя из конторы и привычно отсалютовав Персефоне, Мирон отправился не к себе, а к Ба. Ба была ранней пташкой и утренним визитом ее точно не напряжешь. Если только удивишь. Но ничего, всегда можно соврать, что днем у него куча важных дел. Впрочем, Ба была рада любым его визитам в любое время. Жаль только, что кондитерская с любимыми круасанами Ба еще закрыта, придется явиться с пустыми руками.
Дом Ба, а до недавних пор и его, Мирона, дом располагался на окраине города в чудеснейшем месте посреди сосновой рощи. В соседях у Ба были сплошь достойные люди, уважающие свою и чужую приватность. Да и двухметровый забор приватности очень даже способствовал. У Мирона был ключ и от калитки, и от ворот. Но пользовался он в основном воротами, потому что добирался до родового гнезда исключительно на машине. Он все порывался установить автоматические ворота, чтобы ему и Ба было удобнее заезжать во двор, но Ба почему-то сопротивлялась, не желала менять прекрасные кованые ворота на бездушную механику. Потому пришлось выбираться из машины и открывать ворота вручную крупным, винтажного вида ключом. Ключ этот из-за его размера Мирон хранил на отдельной связке и почти никогда не выкладывал из «бардачка». Замок привычно лязгнул, ворота привычно скрипнули и гостеприимно распахнулись.
На подъездной дорожке перед деревянным двухэтажным домом дремал «Миникупер» Ба. Летом Ба никогда не загоняла его в гараж. Мирон припарковался позади «Миникупера», взбежал на крыльцо и толкнул входную дверь. Потому что район был тихий, а соседи все сплошь приличные, Ба никогда не запирала дверь, и Мирон всегда ее за это ругал. В отличие от Ба, он не был склонен идеализировать людей, да и по роду службы навидался всякого. Зачем же далеко ходить? Девчонка, которую Харон запретил называть Джейн Доу, ярчайший тому пример.
В доме привычно пахло духами и свежесваренным кофе, с просторной кухни доносилась музыка. Девятая симфония Бетховена, если Мирону не изменяла память. Ба любила классику.
– Ба? – Мирон сбросил кроссовки. – Ба, ты снова не заперла дверь!
Не дожидаясь ответа, он сунул ноги в еще одни «оленьи тапки», которые Ба держала специально для него, и направился на запах кофе и звуки музыки. Он шел, а в душе поднималось что-то теплое и пушистое, что-то прихваченное из далекого детства, когда каждое утро он, еще не до конца проснувшийся, спускался со второго этажа на звуки музыки и аромат кофе.
Ба ждала его и сейчас. Она стояла у плиты, зорко наблюдая за вскипающим кофе. Она была при полном параде и при марафете, одетая в льняной костюм, с легким макияжем и уложенными волосами. Мирон и забыл, что, в отличие от него, Ба сегодня на работу.
– Здравствуй, Мироша! – Она подставила ему щеку для поцелуя. Щека тонко пахла пудрой, а волосы Ба – духами. Только одной лишь Ба дозволялось называть его этим дурацким именем Мироша. – Решил заехать пораньше? Кофе будешь?
– Кофе буду! – Мирон распахнул холодильник, прищурился, оценивая его содержимое. – И покушать бы чего.
– Можешь сделать бутерброды. Ветчина и сыр на верхней полке.
Ба сняла турку с огня, перелила ее содержимое в чашку. В отличие от большинства бабушек, она не особо заморачивалась с готовкой, чтобы непременно первое, второе и компот. Нет, когда Мирон был еще ребенком, конечно, заморачивалась, а как только он вырос и вылетел из гнезда, перестала. Сама она ела крайне мало. Иногда Мирону казалось, что Ба живет исключительно на кофе и сигаретах. Вот и сейчас она сунула в мундштук тонкую сигарету, распахнула окно и закурила. В ярком оконном проеме темный силуэт Ба выглядел тонким и изящным. И не понять, сколько ей на самом деле лет.
– У меня полчаса, Мироша, – предупредила она, затягиваясь сигаретой. – К обеду приедет комиссия из области, хочу убедиться, что экспозиция готова. А у тебя сегодня выходной?
– Мне в ночь. – Мирон соорудил бутерброд, сел за стол, придвинул к себе чашку с кофе.
– Значит, сможешь постричь газон, – сказала Ба, выглядывая в окно. – Газон у меня, Мироша, совершенно безобразного вида. Стыдно перед соседями.
– Соседи его все равно не видят, – пробубнил Мирон с набитым ртом.
– Я вижу, – Ба покачала головой.
– Сделаю! – Он отхлебнул из своей чашки, блаженно зажмурился. – Ба, ну почему у тебя кофе всегда такой вкусный?
– Обыкновенный у меня кофе, не выдумывай. – Ба погасила сигарету, шагнула к Мирону, провела тонкими пальцами по его волосам, сказала строго: – Зарос. Пора бы постричься.
– Всенепременно, – пообещал он. – И газон постригу, и волосы! А я к тебе с просьбой, Ба. – Он посмотрел на нее снизу вверх, как в детстве.
– Ого! – Ба усмехнулась, обошла стол, села напротив. – Какого рода просьба? – Она бросила быстрый взгляд на изящные наручные часики.
– Я бы хотел поближе посмотреть на один экспонат. – В солнечном сплетении закололо и завибрировало. Верный признак того, что он на правильном пути. Чтобы погасить эту щекотную вибрацию, Мирон залпом допил кофе, сказал: – Давай я сопровожу тебя на работу и там поговорим.
– Дождалась! – Иронично улыбнулась Ба. – Ребенок созрел до вопросов, касающихся культурного наследия.
– Ну, может и не совсем культурного, но точно наследия. – Мирон встал из-за стола, помог встать Ба.
– Заинтригована. – Она окинула его долгим и очень внимательным взглядом. Почти как Харон. Иногда Мирону казалось, что у этих двоих очень много общего, хотя друг дружку они не то чтобы недолюбливали, но общения избегали. – Ну, ты поел? Тогда поехали!
Машину Ба водила лихо. Стиль вождения у нее был, мягко говоря, спортивный. И на юрком своем «Миникупере» до музея она домчалась минут на пять раньше, чем Мирон, а потом дожидалась его на стоянке, нетерпеливо поигрывая связкой ключей.