– Очень гостеприимно! – проворчала она и принялась искать кнопку звонка.
Конторы подобного рода работают круглосуточно, а это значит, у посетителей должна быть возможность связаться с сотрудниками. Кнопка нашлась почти мгновенно. Мила надавила на нее указательным пальцем. С той стороны послышалась мрачно-торжественная трель звонка. Даже в таких мелочах Харон был оригиналом. Убрав палец с кнопки, Мила подняла спрятанное под маской Коломбины лицо к хищно зыркающей красным огоньком камере наблюдения, помахала рукой. Какое-то время ничего не происходило. Ей показалось, что очень долго, а потом в замке что-то щелкнуло, и дверь поддалась под нажимом ее вдруг вспотевшей ладони.
Внутри царил полумрак, подсвеченный красным светом от настенных бра, стилизованных под факелы. В любом другом месте это могло бы показаться романтичным, но сейчас ни полумрак, ни факелы не вызывали ничего, кроме проснувшейся вдруг тревоги. Мила запоздало подумала, что было опрометчиво являться на свидание к незнакомому мужчине в столь уединенное и столь экстравагантное место. Но это был ее выбор, а бояться слишком долго она не привыкла, поэтому решительно вскинула подбородок и спросила у гулкой пустоты:
– Ну, куда дальше?
Словно в ответ на ее вопрос из скрытых в стенах динамиков полилась тихая, будоражащая душу музыка. Мила вздрогнула от неожиданности, сказала, пожалуй, излишне громко:
– Спасибо, что не реквием!
– Это готическая сюита Боэльмана.
Из темноты вышел Харон. Одет он был в черный, наглухо застегнутый костюм. В мрачном свете фальшивых факелов он выглядел одновременно пугающе и интригующе. Граф Дракула во плоти.
– Как добрались? – Голос его звучал по-механически ровно и равнодушно, словно бы он на ходу подыскивал вежливые и светские формулировки.
– На машине добралась. Как же еще добираться в вашу Трансильванию?! – Полным раздражения жестом Мила сдернула с лица маску Коломбины.
– Зря, – сказал Харон.
– Что – зря? – сердце вдруг забилось обиженно-резво. – Зря добралась?
– Зря сняли маску. Она вам очень идет. – Харон сделал шаг к ней навстречу, и Мила едва удержалась от того, чтобы не отступить.
– Нравится? – спросила она с вызовом.
– Неплохая поделка. – Харон кивнул.
– Поделка?! – Страх тут же сменило раздражение. – Неделя работы, между прочим!
– Я не хотел вас обидеть.
– А что вы хотели?
– Я хотел сделать комплемент.
– Мне?
– Вашим способностям. Не всем дано родиться гением, но добиться мастерства в ремесленничестве – это огромный труд и великое достижение.
– А гений у нас кто? – Мила недобро сощурилась. Ее окружение прекрасно знало этот взгляд, знало и понимало, но Харон не был из ее ближнего круга. Наверное, потому с наивным простодушием ответил:
– Я.
– И кто назначил вас гением? – Мила рвалась в бой, но не до конца понимала, с какой стороны подступиться к противнику, который и не нападал, и не защищался, стоял себе расслабленный, опершись на свою дурацкую трость.
– У меня просто есть внутреннее ощущение. – Харон пожал плечами, а потом, словно бы вспомнив о приличиях, спросил: – Я слишком самоуверен, на ваш взгляд?
– Как я со своими поделками, – Мила раздраженно обмахнулась маской, как веером, – могу судить о степени вашей самоуверенности и гениальности?! Куда мне, простой смертной, до самого Харона?!
Ей хотелось, чтобы получилось дерзко и саркастично, а получилось жалко.
– Вы не простая, – сказал Харон и замолчал.
Вот и думай, что он имел в виду, комплимент это или хорошо завуалированное оскорбление?
– Мы так и будем стоять на пороге? – Мила передернула плечами, словно ей было холодно, осмотрелась. Осматривать пока было особо нечего, а маска Коломбины жгла пальцы. Мила швырнула ее на мраморную тумбу у входа. Идея с маской изначально была дурацкой.
– Простите. – Харон посмотрел на нее безо всякого выражения. Робот, а не человек. – Позвольте, я покажу вам свою контору.
Слово «контора» он сказал с какой-то неожиданной теплотой, и Миле подумалось, что было бы неплохо, если бы ее имя он произносил вот так же.
– Показывайте! Всю жизнь мечтала прогуляться ночью по похоронной конторе.
– Правда? – спросил Харон.
– Шучу! – Определенно, этот мужчина ничего не смыслил ни в иронии, ни в сарказме. И как только дожил до своих лет?
– Тогда я не понимаю, зачем вы пришли. – Он и в самом деле выглядел озадаченно. Насколько вообще может быть озадачен биоробот.
– Я пришла на мастер-класс, – отчеканила Мила. – Вы обещали показать мне свои маски.
– Посмертные маски, – поправил ее Харон. – Если вам не нужна экскурсия, может быть, мы тогда сразу приступим к главному?
– Согласна! К черту прелюдии, давайте сразу к делу!
Кажется, она его напугала этим своим сарказмом и прямолинейностью. Кажется, он абсолютно все принимал буквально. Будет ужасно обидно, если сейчас он возьмет и скажет, что она не интересует его как женщина. Но он сказал другое:
– Мне кажется, что такая женщина, как вы, достойна прелюдии.
И ведь снова не понять, издевается он или говорит серьезно! И что он вообще вкладывает в это слово? А еще спросить бы, какая «такая». Но Мила не стала ничего спрашивать, даже улыбаться Харону не стала, просто молча посмотрела в его стылые глаза. Такие глаза запросто могут быть у маньяка или наемного убийцы. Смотреть в них страшно и даже опасно, но тем интереснее выдержать этот немигающий взгляд.
Она выдержала, а Харон нет. Что-то изменилось в его угловатом, но по-своему интересном лице, промелькнуло на дне черных зрачков, дрогнуло в уголках плотно сжатых губ.
– Следуйте за мной, – сказал он, и голос его тоже дрогнул, не выдержал натиска Милиной харизмы.
Они шли по анфиладе залов нога в ногу. Харону постоянно приходилось сдерживать шаг, чтобы Мила от него не отставала. Обычный мужчина предложил бы ей опереться на свою руку, но Харон не был обычным мужчиной. Кажется, он понятия не имел, как вообще следует обращаться с женщинами. Уникальный экземпляр…
Зал с масками был заперт на ключ. Харон вытащил из кармана брюк увесистую связку, нужный ключ выбрал на ощупь, вставил в замочную скважину и толкнул дверь. Как только дверь распахнулась, в зале зажегся мягкий приглушенный свет, заиграла органная музыка. Что ни говори, а Харон был эстетом.
– Прошу вас, Людмила! – Он сделал приглашающий жест и позволил ей первой перешагнуть порог святая святых этого странного места.
На долю секунды Миле стало страшно, что вот прямо сейчас Харон захлопнет дверь за ее спиной. Сначала захлопнет, а потом еще и запрет на ключ. И она останется один на один с его ужасными творениями. Почему-то Миле казалось, что маски Харона непременно будут ужасны. Она соврала, что уже бывала в этом зале. Не бывала, а всего лишь заглянула в щелочку. Толком ничего не увидела, но поняла, что там, за неплотно закрытой дверью скрывается чудо. А потом ее шуганула строгого вида тетка. На тетку не действовало ни Милино обаяние, ни Милина харизма. Тетка была из когорты несгибаемых и неподкупных.
Теперь, чтобы сделать первый шаг, Миле пришлось побороть поднявшийся в душе страх. В конце концов, она сама напросилась! В конце концов, Мирон знает, что сегодня у них с Хароном свидание. И если она завтра утром не выйдет на работу, начнет бить тревогу. Конечно, если Мирон не заодно с этим графом Дракулой.
Ничего непоправимого не случилось, дверь осталась открытой, Харон вошел в зал следом за ней, встал рядом. Смотрел он не на нее, а на стену напротив, и во взгляде его была… нежность. Или что-то очень на нее похожее. Мила тоже посмотрела…
Она смотрела на маски, а маски смотрели на нее. Они не были ни страшными, ни отвратительными. Они казались живыми. Гораздо живее тех людей, с лиц которых были сняты. По крайней мере, Миле так казалось. И эмоции… Она видела живые эмоции в этих гипсовых слепках. Видела скорбь, и улыбку, и боль, и облегчение. Она смотрела на маски и начинала понимать, что Харон не преувеличивал, когда говорил о своей гениальности. Он и был чертовым гением, портретистом и менестрелем смерти.
Мила смотрела на маски, а Харон смотрел на Милу. Она кожей чувствовала его внимательный взгляд. Как будто кто-то провел зажженной свечой у ее щеки, зажигая жаркий румянец восторга и нетерпения. Ей хотелось обернуться и поймать его взгляд, но она понимала, что не успеет, он отвернется раньше, чем она сможет понять про него хоть что-нибудь. Поэтому она просто молча двигалась от маски к маске, а когда закончила осмотр, сказала:
– Я передумала. Мне не нужен мастер-класс.
И обернулась. Сейчас можно было обернуться, не было больше зажженной свечи возле ее щеки, Харон смотрел не на нее, а в сторону.
– Почему? – спросил он своим равнодушно-ровным голосом.
– Потому что это бессмысленная трата моего и вашего времени, господин Харон.
– Вам не понравилось? – Равнодушия поубавилось, а в голосе появились едва заметные трещинки. Харон теперь смотрел только на нее, смотрел одновременно требовательно и даже жадно.
– Наоборот. Вы в самом деле гениальны. – Говорить правду легко и приятно. Не этому ли она сама учила его и Мирона? Себе тоже всегда нужно говорить правду. Этот орешек ей не по зубам. Нет смысла даже пытаться.
– В таком случае я вас не понимаю. – Он и в самом деле не понимал, но пытался понять и оттого всматривался в ее лицо все требовательнее, все настойчивее. Наверное, от этой настойчивости взгляд его сделался по-детски открытым и даже беспомощным. Бывают же чудеса!
– Вы гений – я ремесленник. У вас произведения искусства, у меня забавные поделки. Ремесленнику нет смысла даже пытаться хоть чему-то научиться у гения. – А еще ей нет смысла пытаться удивить, охмурить и завоевать этого мужика. Он ей не по зубам, что бы она там себе не придумала. – Вы исполнили свою часть договора, господин Харон. – Мила улыбнулась. Самой обыкновенной улыбкой улыбнулась, не роковой и не завлекающей. Чего уж теперь?.. – Можете считать себя свободным от обязательств.