– Я год как на пенсии. – Анна Семеновна пристально следила за тем, как Мирон с санитаром перекладывали Леру на современную функциональную кровать. Таких кроватей в их районной больнице было всего несколько штук, да и те появились исключительно благодаря спонсорской помощи. – Думала за этот год с ума сойду, а тут такое счастье!
Анна Семеновна погладила Леру по голове. Это был правильный, какой-то домашний жест. Этого хватило, чтобы Мирон проникся к медсестре уважением и доверием.
– Правда, пришлось переехать из области, но я не жалею. – Она бережно уложила руки Леры поверх шерстяного одеяла, глянула на Мирона: – Господи, руки ледяные. Мерзнет девочка?
– Мерзнет. – Он кивнул. – Анна Семеновна, а где вы живете?
– Да вот прямо тут и живу, во флигеле. – Она улыбнулась, и сразу стало понятно, что морщины вокруг ее глаз из-за привычки улыбаться. – Тут же места полно! Две комнаты оборудованы под палаты. До сегодняшнего дня обе пустовали. Я уже начала переживать, что не будет у меня работы. А кто ж станет платить человеку ни за что? Капитализм же.
Мирон усмехнулся. Духом капитализма в Гремучем ручье было пропитано буквально все. Впрочем, дух этот никак нельзя было назвать отвратительным.
– Вот, значит, две палаты и комната для меня. Чтобы круглосуточный пригляд за гостями.
– Вы тут будете работать одна, Анна Семеновна? – спросил он.
– Ай, да не зовите вы меня так официально! – Медсестра взмахнула рукой, смотрела она при этом только на Леру. Внимательным, профессиональным взглядом смотрела. – Я Семеновна. Мне так проще.
– Ну, а я тогда Мирон, – отрекомендовался он. – А ее зовут Лера.
– Красивые имена. – Семеновна снова погладила Леру по голове и продолжила: – Да, сменщицы у меня нет. Да мне и не надо. Выходные мне не нужны. Ни в деревне, ни в городе я никого не знаю. Сплю мало. Еду мне могут приносить вот прямо сюда. Да вы не переживайте, я справлюсь! – В голосе ее послышалась тревога, словно бы от Мирона зависело ее будущее.
– Да я и не сомневаюсь, – сказал он искренне. – Я рад, что она в надежных руках. Если бы у вас не было работы, я бы вас вообще к себе переманил.
– Это куда же? – Семеновна бросила на него быстрый взгляд.
– В отделение интенсивной терапии. Но работа там… – Мирон развел руками.
– Да я знаю! – Семеновна расплылась в улыбке. – Сорок лет я там отработала верой и правдой, а как пришло время, так сразу: «Прощайте, Анна Семеновна, в ваших услугах мы больше не нуждаемся. Дайте дорогу молодым!» – Она покачала головой, а потом заговорила уже совершенно другим, деловым тоном: – Я за нашей девочкой присмотрю, Мирон. Вы не сомневайтесь! Помою, переодену, накормлю. Здесь ей будет лучше, чем в больнице.
– Я в этом не сомневаюсь. – Мирон посмотрел на Цербера, который улегся возле окна, наверное, чтобы не мешать Семеновне ухаживать за Лерой.
– А родственники у нее есть? У нас визиты не приветствуются. Устав тут странный, но кто я, чтобы его обсуждать?
– Мы не знаем, есть ли у нее родственники. – Мирон решил, что Семеновна, коль уж она будет ухаживать за Лерой, должна знать если не всю, то почти всю правду. – Она попала в аварию. Закрытая ЧМТ, трепанация, аневризма, операция, кома. Вот в такой последовательности. Документов у нее при себе не было, поэтому о родственниках мы ничего не знаем. Вот придет в себя, и выясним.
– А имя? – спросила Семеновна. – Вы называете Лерой.
– Надо же ее как-то называть. – Мирон положил на прикроватную тумбочку свою визитку. – Вот тут номер моего мобильного, звоните мне, если что. – Он немного подумал, а потом добавил: – В любое время дня и ночи. И если вдруг ей что-то потребуется…
– Здесь есть все необходимое. – Семеновна взяла визитку в руку. – И в медицинском плане, и в бытовом. Сегодня придет физиотерапевт, назначит ей процедуры. А массаж я умею сама. У меня есть корочки, Мирон. Я делаю хороший массаж.
– Семеновна, – Мирон прижал ладонь к груди, – если вдруг вам надоест в этом раю, сразу же звоните мне!
Она ничего не ответила, лишь улыбнулась уголками губ. Мирон постоял пару секунд в нерешительности, а потом сказал:
– Ну, я пойду. Мне еще нужно к вашему начальству заскочить. Работу мне предложили. Так что, надеюсь, видеться мы с вами будем часто.
Оставив Семеновну и Цербера присматривать за Лерой, Мирон вышел из флигеля. Снаружи было не то чтобы сумрачно, но далеко не так солнечно, как в городе. Что-то такое Харон говорил про особенный микроклимат лощины? Похоже, он и в самом деле особенный, словно бы все краски и все звуки выкрутили до расслабляющего минимума. Еще бы избавиться от этого то ли шума, то ли шепота в голове, и было бы вполне комфортно. Но шепот – это, похоже, его персональный баг. Ни Милочка, ни Харон ни на что подобное не жаловались.
Марты на месте не оказалось, но ее с успехом заменила Розалия Францевна. Мирону даже не пришлось объяснять цель своего визита. Похоже, эта строгая дама была в курсе всего, происходящего в усадьбе. Она проводила Мирона в отдел кадров, где ему оформили необходимые документы, внесли его данные в базу, выдали униформу и пропуск, который ему надлежало иметь при себе во время пребывания на территории пансионата.
После отдела кадров Розалия Францевна отвела его в ординаторскую. Наверное, все врачи были на своих боевых постах, потому что ординаторская пустовала. Мирон повесил униформу в шкаф, бегло осмотрелся.
Ординаторская была хороша. Не в пример той, к которой он привык. Два удобных дивана, четыре не менее удобных кресла. Кулер, кофе-машина, холодильник, микроволновка, кондиционер – вот неполный список того, что полагалось здешним врачам для полноценного отдыха.
– Расписание завтраков, обедов и ужинов вам пришлют на телефон. – Розалия Францевна поправила стоящие в вазе розы, сложила аккуратной стопкой лежащие на журнальном столике буклеты. – Сотрудники питаются в строго отведенное для них время.
– И в строго отведенном для них месте, – не выдержал Мирон.
– В столовой. – Розалия Францевна посмотрела на него с укором. Так строгая учительница смотрит на нерадивого ученика. – В Гремучем ручье нет дискриминации сотрудников, если вы на это намекаете, молодой человек. – Персонал принимает пищу в общей столовой, но после того, как поедят наши гости. По-моему, это разумно. Вы так не считаете?
– Конечно, разумно! – В общении со строгими дамами Мирон предпочитал занимать конформистскую позицию и не спорить. Этому его научила жизнь с Ба. Ба была хоть и любящей, но авторитарной. Приходилось искать подходы и вырабатывать стратегию. – Ни секунды в этом не сомневался, Розалия Францевна! Мне уже не терпится приступить к работе.
Наверное, его ответ ее удовлетворил, потому что она кивнула и продолжила:
– Марта заботится о своих сотрудниках. Все мы здесь – одна большая и дружная семья.
По мнению Мирона, от словосочетания «большая и дружная семья» попахивало если не сектой, то новомодными корпоративными приблудами, вроде тимбилдинга. Лично ему не нравилось ни первое, ни второе.
– На территории усадьбы есть мини-гостиница на случай, если кто-то из сотрудников решит остаться здесь на ночь. Ваш пропуск, – Розалия Францевна кивнула на болтающийся на шее Мирона пластиковый прямоугольник, – одновременно может работать как ключ-карта от любого свободного номера. Коды доступа генерируются ежедневно, поэтому предварительно вам следует обратиться к администратору, чтобы он перепрограммировал ваш пропуск. Я понятно объясняю? – Она снова посмотрела на Мирона поверх очков.
– Понятнее не бывает! – заверил он ее.
– Этот же пропуск вы должны показывать охранникам на воротах, поэтому призываю вас быть внимательным и всегда иметь его при себе.
Мирон подумал, что дальше она скажет, что потеря пропуска карается расстрелом на месте, но Розалия Францевна решила, что инструктаж закончен и отпустила его восвояси. Оказавшись вне поля ее внимания, он выдохнул с облегчением. Теперь, когда при нем был пропуск, Мирону хотелось прогуляться по территории усадьбы и осмотреться. Время для прогулки, похоже, было самое подходящее. Пациенты, которых Розалия Францевна настоятельно советовала называть гостями, то ли все еще завтракали, то ли разбрелись по процедурам. В парке было почти безлюдно. На газонах уютно стрекотали поливальные установки, над кустами роз порхали бабочки. Красота и благолепие!
Вот только Мирона не интересовал ни газон, ни бабочки, с вымощенной цветной плиткой дорожки он свернул на едва заметную тропинку, убегающую в глубь парка. Цивилизация вместе со всем благолепием закончилась неожиданно быстро, стоило только пересечь невидимую, но ощутимую черту между парком и лесом. Вроде бы все было то же самое: те же деревья, тот же кустарник, но ощущение дикости и первозданности здесь делалось сильнее и отчетливее. Мирону вдруг стало интересно, какую площадь занимает усадьба, и где заканчиваются ее границы. Он уже собирался заглянуть в Гугл-карты, когда между похожими на колонны стволами деревьев замаячила какая-то странная, похожая на башню конструкция.
При ближайшем рассмотрении конструкция и оказалась башней – водонапорной башней. Окна нижнего этажа были заколочены досками, следовало ожидать, что и дверь будет закрыта. Дверь Мирон толкнул безо всякой надежды, из детского какого-то упрямства. Он толкнул, а дверь неожиданно поддалась. Она раскрылась приглашающе и совершенно беззвучно, словно бы кто-то специально смазал ее старые петли. Мирон остановился перед черной рамкой дверного проема, не решаясь шагнуть из мира пусть приглушенного, но все же света, в мир почти кромешной темноты. За грудиной заворочалось и защекотало. Чувство это было в равной мере предупреждающее и подначивающее.
– Подумай дважды, Мироша, – сказал он тоном Ба. – Подумай, надо ли оно тебе!
По всему выходило, что надо, что ему позарез надо туда, в это непроглядную и тревожную тьму. Словно на аркане его туда кто-то тянул. Опять же, водонапорная башня – это не погреб. В прошлый раз накрыло его под землей, а не над землей. Чего бояться?